Хорошие и плохие (сборник)

– У меня римский нос, – говорит она нам с Женей и поворачивается так, чтобы мы разглядели его получше.

Даже наши собака и кот понимают, что гоняться друг за другом в бабушкиной комнате некрасиво, не то что в нашей. Они, как два голубка, сидят рядышком на бабушкином подоконнике и смотрят в окошко.

– Не может быть! – сказала наш врач Ольга Михайловна, когда это увидела. И добавила: – Какой у вас интеллигентный кот!

А мы с Женей ответили:

– Это он в бабушку!

КГБ

КГБ – это не то, о чём вы, наверное, подумали[1 - Автор имеет в виду Комитет государственной безопасности СССР (КГБ). В настоящее время – Федеральная служба безопасности РФ (ФСБ).]. КГБ – это Кабинет Глафиры Борисовны. Глафира Борисовна – это наша учительница по немецкому, а её кабинет – это комнатка на первом этаже, где нам раньше зубы лечили. Теперь там всё по-другому. Вместо зубоврачебного кресла несколько парт и доска. Парт не очень много, потому что кабинет маленький, а ещё потому, что учит Глафира Борисовна только половину класса. Меньшую половину, потому что бо?льшая учит английский.

КГБ – так мы называли сначала кабинет Глафиры Борисовны, а потом и саму Глафиру Борисовну стали так звать. За глаза, разумеется.

КГБ любит рассказывать нам о том, как она встречает на улице своих бывших учеников-троечников. Любой троечник, перейдя в другую школу, к другой учительнице, или поступив в институт, сразу начинает получать по немецкому одни пятёрки. И это чистая правда. КГБ даёт хорошие знания.

– Может быть, переводчиками вы и не станете, но работать я вас научу, – говорит нам КГБ.

За сорок минут урока она успевает всё, и даже проверить у каждого домашнее задание. Поэтому все мы, садясь за уроки, первым делом учим немецкий, а уж потом принимаемся за математику, насколько сил останется. Даже если мы болеем, о немецком мы не забываем.

– Ты чем болела, ОРЗ? – спросила меня недавно КГБ. – Прекрасно. Значит, у тебя было время учебник почитать… – и сразу вызвала к доске.

Мы боимся КГБ, и она это знает. Даже у отличника Карасёва голос дрожит, когда он ей отвечает. И дело не в том, что Глафира Борисовна кричит на нас. Она как раз никогда не кричит. Просто есть в ней что-то такое… Отчего мурашки по спине и сердце в пятки.

Немецкий язык в нашей семье знает только бабушка. Конечно, она учила его давно, пятьдесят лет тому назад. Но бабушка старается, переводит тексты со словарём и даже тетрадочку завела, куда записывает новые слова и выражения. Мы с ней готовимся к каждому уроку. Бабушка очень расстраивается, когда у меня в году опять выходит «три». Она даже ходила к КГБ, просила её подтянуть меня по немецкому. Это бабушка зря, конечно, сделала. КГБ никому не даёт частных уроков.

– Мне нужен для работы класс, – говорит КГБ и делает величественный жест рукой – слева направо.

– Интересная дама эта ваша Глафира Борисовна, – сказала, возвратившись из школы, бабушка. – И преподаватель замечательный… Вам с ней повезло, но… Ей бы не классом – ей бы полком командовать!

Мы занимаемся и занимаемся с бабушкой немецким, а до четвёрки не дотягиваемся. И не дотянемся. Но когда-нибудь я отомщу КГБ.

Когда-нибудь я перейду в другую школу и в первый же день поражу новую учительницу, рассказав на чистом немецком языке, какая у меня любимая книга и какие животные водятся в Африке. Я стану круглой отличницей по немецкому, и меня пошлют на городскую олимпиаду, где уже многие годы побеждают только ученики нашей КГБ. А потом я случайно встречу её на улице…

– Ну, какая отметка у тебя сейчас по немецкому? – спросит меня Глафира Борисовна.

И я, глядя ей прямо в глаза, отвечу:

– Тройка.

МОЯ СЕСТРА ЖЕНЕЧКА

Моя старшая сестра Женечка научилась читать в три с половиной года. Так прямо и читала, что на пакете с молоком написано: «МОЛОКО».

С каждым годом Женечка читала всё быстрее и быстрее, а когда в школу записываться пошла, прочитала директору школы рассказ с такой скоростью, что директор удивился и поставил против фамилии Шмелик в длинном списке детей три восклицательных знака —!!!

Ни один ребёнок в Женечкином классе не мог за Женечкой угнаться, когда она по книжке читала. И все в классе Женечку зауважали. И ей это так понравилось, что она теперь всё старается делать лучше всех. Или не так, как все. И у неё это здо?рово получается!

Когда мы перешли в пятый класс, нам дали много новых учителей, и каждый, видя в журнале мою фамилию, просил меня встать или поднять руку… И каждый вспоминал Женечку.

Недавно наш историк, Пётр Николаевич, перед уроком сказал мне:

– У тебя такая сестра!.. Отчего же ты глухая троечница?

И я ему ответила, стараясь, чтобы голос мой не дрожал:

– У меня по литературе пятёрка и по пению. И четвёрки – по русскому, математике и физкультуре.

А он сказал:

– Ну, это случайно.

Когда начался урок, я подняла руку и спросила:

– Пётр Николаевич, как слово «шмелик» пишется, с маленькой буквы или с большой? У меня четвёрка по русскому, но этого я не знаю.

Все в классе засмеялись, а Пётр Николаевич сделался красным как рак и сказал, что у меня «норов». А что такое «норов», мне потом Женечка объяснила.

СТЕНКА НА СТЕНКУ

Всё началось с того, что моя старшая сестра Женя вынесла из нашей комнаты диван. Как? А очень просто. Позвала меня, и мы вдвоём… В общем, вынесли диван.

Мама домой пришла, к нам в комнату заглянула, а дивана нет.

– Ой, – говорит мама, – а диван где?

– Мы его вынесли, – говорю я.

– Куда? – спрашивает мама.

А Женя, сидя по-турецки на полу, ей отзывается:

– А у меня есть знакомые, которым он нужен.

– А сама на чём спать будешь? – спрашивает мама.

– На полу. На туристическом коврике, – отвечает Женя.

– А что тебя ещё в нашем доме не устраивает? – завелась мама: всё-таки у мамы нервы.

– Раз уж ты спрашиваешь, – спокойно говорит Женя, – я хочу предупредить вас с папой, что люстру в нашей комнате я скоро тоже сниму.

– Зачем? – изумилась мама.

– Она мешает мне с нунчаками заниматься. Так что люстра у нас здесь больше висеть не будет.

Эти нунчаки подарили Жене знакомые. Нунчаки как нунчаки, палочки такие тяжёлые, на верёвочке. Если вращать их вокруг себя с большой скоростью, никто к тебе и близко не подойдёт.