Развратная

– У нас же договоренность с ними. Все давно решено.

– Да… Но на нас собираются натравить журналюг. И вроде кто-то решил накропать статью в местную газетенку. И какому-то правдолюбивому хрену очень не понравилось, что мы отказались от экскурсионной программы.

Блядь! Ну, начинается. Просто слов нет. Что я унаследовал от отца, так это дебильное упрямство. Если в голове поселялась какая-то мысль, то она превращалась в навязчивую идею, пока я не добивался желанной цели. Отец хотел построить офис в этом затхлом городишке. Офис, в котором можно было запугать конкурентов до смерти и устроить партнерам отдых мечты с баром, сауной и комнатами отдыха. Когда я увидел поместье, то понял, что офис должен быть именно здесь. Я хотел только это место и собирался получить его всеми правдами и неправдами. Не знаю, что такого особенного было в старых стенах. Но тут даже дышалось как-то иначе. Я знал, что мне нужно это здание, хотя оно и не подходило к задумке отца. Не совсем удачная планировка, сравнительно небольшая площадь и куча проблем с администрацией. Но оно того стоило. Когда все документы были подписаны, я наконец почувствовал… Даже не знаю, как назвать это странное ощущение. У меня появлялись цели. Как только я добивался того, чего хотел, то возникала новая цель. И так по кругу. Единственное, чего я так и не смог получить – женщина. Одна-единственная женщина. С семнадцати лет цель превратилась в жажду. В одержимость. Но когда я приобрел поместье, мне показалось, что я стал на шаг ближе к Вике. Не знаю, как это взаимосвязано. Я действительно схожу с ума, превращаясь в чокнутого безумца.

– Так что будем делать? – Иван напомнил о себе.

– Найдешь каких-нибудь старух, заплатишь и выдашь каждой речь о том, каким чудесным и полезным делом мы здесь занимаемся. Пусть учат наизусть. Киру Николаевну предупредишь, чтобы написала всем тексты. Она умеет. И обязательно проследи, чтобы интервью давали именно наши. И никакой отсебятины. Понял?

– Да.

– Дальше. Проработаешь журналиста. Только аккуратно, Вань. А ни как в прошлый раз. Мне тут проблемы не нужны. Если можно перекупить, перекупишь. Если нет, организуешь другую статью. По старой схеме. Снимки того, как здесь было убого до нас, и как чудесно стало с нами.

– Будет сделано, Паш. А со школьниками что делать?

– С какими еще школьниками?

– Ну с теми, которые на экскурсию сюда намылились?

– Так организуй им эту экскурсию! Протащи по всему поместью, покажи, как тут интересно и замечательно. Пусть Кира Николаевна нароет каких-нибудь кровавых легенд. Что-то же кровавое здесь происходило?

– Вроде все тихо-мирно было… – Ваня растерянно пожал плечами. Иногда хотелось всадить ему кулак в челюсть, чтобы быстрее соображал.

– Так придумать надо, Вань!

– Я по этой части не очень…

– Ты идиот? – От желания с кем-нибудь сцепиться кровь начала бурлить в венах. Мне уже физически необходима драка. Насилие.

Последние лет пять такое случалось не часто. Но сейчас контроль летел к чертям. И я знал, в чем причина. В ком. Нельзя о ней думать. Нельзя.

– Твое дело – проконтролировать. Донести до Киры Николаевны мои слова и проконтролировать. Устрой «деткам» праздник по нашей обычной программе.

– Аниматоры и закуска? – Иногда его идиотизм переходил все границы.

– Просто пойди и передай все, что я тебе сказал, Кире Николаевне. Слово в слово, мать твою!

– Ладно, понял.

Он вышел, наконец, оставив меня одного. Жуткая серая пыль пробралась даже сюда. Как будто стоишь в тумане. Хотелось что-нибудь сломать. Кого-нибудь изувечить… Я пытался взять себя в руки, обрести потерянный контроль, но воспоминания о вчерашнем мешали. Проблема была в том, что я прекрасно понимал, в чем причина новой вспышки гнева.

Этой ночью я почти не спал. Не мог. После того, как вернулся к себе от Вики, все полетело в дерьмо. Перед глазами все время стояла она. То пустой переулок, то вонючий уебок, напавший на нее, то ее пустой затравленный взгляд, когда она смотрела на меня. Можно было напиться, но от спиртного меня воротит. Отправиться в клуб и снять какую-нибудь шлюшку? Я просто знал, что у меня не встанет на нее. В двадцать восемь хреновых лет у меня вставал через раз. И то, если удавалось сосредоточиться и представить на месте очередной девки Вику.

И вот когда я купаюсь во всем этом дерьме, появляется она. За десять лет между нами было все – в моей голове. Когда она меня даже не узнала… Я чувствовал себя преданным. Будто она мне изменила с кем-то, наплевав на «прожитые годы». Я точно чокнулся.

***

– Слушай, я сегодня чуть не сдох. Ужасный день. – Рома вошел в прихожую и скинул обувь. – А ты так и не сходила в больницу? Синяки жуткие.

Рома шагнул к ней и нежно провел пальцем по распухшей щеке. Вика закрыла глаза, прижалась чувствительной кожей к холодной ладони и… не ощутила ничего, кроме отвращения. К нему. И к самой себе. Как будто дотронулась дь змеи. Наверное, ей все-таки повредили голову. Она ведь так хотела его нежности, ласки, заботы! А получив… Стоп! А что она получила?! Она и так знает, что «синяки жуткие». И про «ужасный день» слышала тысячу раз.

– У меня был не лучше.

– Что? – Рома непонимающе уставился на нее. Словно удивился, что она умеет говорить.

– Мой день. – Вика вздернула брови. – Он не лучше, чем твой.

– Вик, не начинай, а? – Рома снял верхнюю одежду и ушел в ванную. Его голос перекрыл шум воды. – Не надо вымещать свое дурное настроение на мне.

Вика постояла, глядя в закрывшуюся за ним дверь, а потом развернулась и медленно побрела в комнату. Она снова легла и укуталась в одеяло. Голова начинала нестерпимо болеть. Ей нужно совсем немного времени. Сутки или двое, чтобы прийти в норму. А потом она обязательно решит, что делать с их отношениями. С их семьей…

– Вик, ну ты где? Вика-а-а!

Вика вдруг поняла, что Ромин голос ее раздражает. Он не приносит больше того спокойствия и уверенности, которые она чувствовала прежде. Да и чувствовала ли?

– Вик, ты чего молчишь? – Он вошел в комнату. – Уснула, что ли?

Вика, молча, помотала головой и обняла себя руками. Почему-то было холодно.

– Вижу, что не спишь. Ладно, полежи. После такого нужно отдохнуть.

Он вышел из спальни и тут же начал греметь посудой на кухне. Вика закрыла глаза, пытаясь представить, что это лязгает оружие двух сражающихся насмерть воинов. Она видела дикого воина с раскрашенным лицом. Видела, как он нападает на крошечное поселение. Его топор не знает пощады. Волосы и одежда пропитаны кровью защитников деревни. Вика начала погружаться в сон, убаюканная собственными фантазиями.

– Вик, что-то я не понял: ты всю яичницу съела и ничего мне не оставила?

Голос Ромы ворвался в ее сновидение, разрушая красивую иллюзию. Вика изо всех сил пыталась удержать видение, в котором иноземный захватчик брал в плен прекрасную девушку с черными, как смоль волосами, и алыми губами. Кем она была? Первой красавицей? Или местной ведьмой, живущей на отшибе? Рома не дал ей этого узнать:

– Ты еще и в магазин успела смотаться? Слушай, а натуральный сок не слишком дорогой? И где ты взяла клубнику? Я понимаю, тебе плохо, но без нее вполне можно было обойтись. Так что с моей яичницей?

Вика натянула одеяло на голову:

– Эта яичница была для меня, а не для тебя. И я все съела.

– Ну, охренительно просто! А мне что есть теперь?!

Она сжалась в комок, превратившись в эмбрион. Может, хоть так удастся сохранить ускользающее тепло?

– Можешь съесть клубнику. И запить натуральным соком. – В ее голосе, даже слабом и охрипшем, слышался сарказм.

– Вик, я все понимаю. Но борзеть не надо! Я пашу не для того, чтобы ты все спускала на херову клубнику. Вдобавок еще и голодным должен ходить.

Она не выдержала. Просто не выдержала. Резко села и закричала, срывая голос:

– Так приготовь что-нибудь! Я устала! Меня избили! Ты понимаешь?!

– Вик, прости…

Рома приблизился к кровати и опустился на колени, сжав ее ладони в своих.