Постучи в мою дверь

Вновь Олеся пришла в себя в крошечной комнатке, которая почему-то двигалась.

– Скоро уже, милая. Скоро совсем. Потерпи чуть-чуть. Уже почти приехали. Что же с тобой приключилось, бедная моя?

Олеся не могла понять, о чем ее спрашивает черноволосая красавица. Она была похожа на принцессу. У Олеси в детстве была книга сказок. Каждый разворот украшали красочные иллюстрации невиданной красоты. Когда разглядывала их, Олесе казалось, что она переносится в саму сказку, в чудесную волшебную страну. И эта женщина, что сейчас ласково убирала с ее лба волосы, казалась жительницей одной из невероятных историй. Может, это Белоснежка? Черные, как смоль волосы. Белое, словно снег лицо. Это точно про нее! Нужно предупредить о мачехе. И яблоке. Сказать, чтобы не кусала. Олеся попыталась открыть рот, чтобы сказать, но из горла вырвалось только несколько бессвязных хрипов. В груди заболело. Белоснежка нежно коснулась Олесиной щеки.

– Ш-ш-ш… Все будет хорошо, Маргит. Вот увидишь. Я позабочусь о тебе.

Маргит? Но она не Маргит. Она – Олеся. Нужно сказать Белоснежке об этом. Наверное она добра потому, что спутала Олесю с кем-то…

– Не переживай. Едва приедем в замок, тут же пошлем за доктором и Миклошем. Он будет рядом с тобой, и тебе наверняка полегчает.

Олеся не знала почему, но едва Белоснежка произнесла незнакомое имя, нутро сжалось от ужаса. Олесе казалось, что кто-то шурудит внутри нее раскаленной кочергой, словно угли ворошат в камине. Больно. Как же больно. Она застонала. Наружу рвался крик. Но все, что она смогла из себя исторгнуть – глупые раздражающие слух стоны. От усилий перед глазами вновь все поплыло. Олеся старалась удерживать веки открытыми. Она смогла рассмотреть голубую ткань с цветочным узором, обтягивающую стены ее тесной комнатки. Сиреневый бархат небольшого диванчика. Плывущие за окном ели. Где она? Где?..

– Скоро будем дома, Маргит. Держись. Осталось совсем чуть-чуть.

Олеся не знала, кто такая эта Маргит. Да и не хотела знать. Ей нужно было тепло. И чтобы ушла адская боль.

– Потерпи, милая… Потерпи… Приедет Миклош… Будет о тебе заботиться…

Олеся хотела сказать, чтобы Беслонежка перестала произносить имя, от которого внутри все словно начинало кровоточить. Вместо переливающихся серебром веточек на стенах комнатки Олеся видела жуткое существо с рогами и алым языком. Существо скалилось, с его языка стекала кровь, а глаза горели огнем. Оно взмахивало кнутом и смеялось, глядя на нее. Господи, кто это?! Что ему нужно?! Олеся пыталась закричать, но голос ее не слушался. Бежать! Нужно бежать… Она металась в попытке убежать, но везде натыкалась на безобразное существо. Оно смеялось… Все время смеялось и повторяло, что она очень плохо себя вела. Олеся видела извивающийся ядовитой змеей кнут. В тот момент, когда он настиг ее и ужалил, она вновь провалилась в темноту.

Глава 2

Олеся открыла и тут же закрыла глаза. Слишком светло. Слишком ярко. Она так привыкла к темноте, что любые краски теперь раздражали. Она еще немного полежала зажмурившись, но все же решилась приподнять немного веки. Странно, но оказалось, что в комнате не так уж и светло. И совсем не ярко… С трудом Олеся повернула голову и огляделась. В животе медленно скручивался тугой узел страха. Она лежала в просторной кровати. Это не ее комната. Потому что у нее не было кровати с четырьмя столбиками, украшенных миниатюрными крылатыми драконами. И с ее кровати точно не свисал небесно-голубой полог. Может, она сошла с ума, и это галлюцинации?

Олеся пыталась вспомнить, как могла здесь оказаться. Память, не хотя, подбросила тусклые картинки того, как она самой последней уходит с работы, как бредет по улице, боясь уронить папку и смять пирожные, как останавливается у светофора и рассматривает рекламный щит… Она отчетливо помнила, как загадывала желание Деду Морозу в тот момент, когда… Ее сбила машина. Огромная черная машина. Олеся помнила и боль от удара. Ужасную боль, от которой даже сейчас парализовывало все мышцы. Ей казалось, что она умерла. Даже не от удара, а именно от боли, просочившейся в каждый нерв. Но нет, кажется, она жива. Наверное, в больнице… Олеся снова осмотрелась. Может, это частная клиника? Но как-то не верится, что даже в частной может быть такая кровать… Олеся снова закрыла глаза. А если, у нее сотрясение мозга?

Она вдруг вспомнила, как пришла в себя в какой-то хижине, и старый бородатый дед заставлял ее выйти в самый мороз. А потом она тряслась на… телеге? Да, это точно была телега. Затем дед бросил ее посреди дороги, в грязи, и уехал. А Олесю подобрала красавица-Белоснежка. По затылку словно кто-то принялся стучать молотком. Олеся тихо застонала от мучительной пульсации. Но стоило ей издать даже такой тихий, едва слышный звук, как пульсация перебралась в виски. Хоть бы не сотрясение. Как она вообще осталась жива? В тот момент, когда в затылок вонзился осколок стекла, Олесе показалось, что она умирает.

Она вновь прикрыла глаза. Что теперь будет с работой? Ее же не выгонят за прогулы?! Урод-начальничек вполне может. Олеся вспомнила его мерзкий въедливый взгляд: «Вы работаете в солидной компании, Олеся Юрьевна. У нас офисы по всему миру. Ваш развод может и подождать» – так он ей ответил, когда Олеся пыталась выпросить отгул, чтобы сходить в суд. Господи, ну неужели без нее, работа остановилась бы?! Теперь он точно выставит ее за двери. Олеся так и видела, как он смотрит на нее, всю перебинтованную, в синяках и шрамах, а затем произносит: «Пара царапин – не оправдание для прогулов, Олеся Юрьевна. Вот если бы вы впали в кому… Я бы дал вам день отлежаться. Но не больше.» Олеся внезапно хихикнула. В голове плыл странный туман, но почему-то стало весело. Жутко зачесалась щека. Олеся попыталась поднять руку, чтобы почесать, но конечности казались набитыми ватой. Она чувствовала себя тряпичной куклой. А вдруг ее парализовало? Олесю бросило в жар. На лбу выступила испарина. Что с ней теперь будет? За ней некому ухаживать. Да если бы и было, кому она нужна?! Денег на лечение тоже нет. Господи… Да за что же ей это? Она никогда никому не делала гадостей. Ну разве что несколько раз подразнила одну противную девчонку в школе. Но та заслужила. Мужу она не изменяла. Изменял он. Помогала всем, кто просил помощи. Да она вообще никому не могла отказать. Даже не стала требовать денег с мерзкой соседки сверху, которая ее затопила в прошлом году. Может, за то, что она такая бесхребетная, Бог ее и наказывает? Ну какая от нее польза миру и людям? Да никакой. Не просто же так от нее отказались даже родители, едва Олеся родилась. Спасибо деду, хоть он не бросил. Но его уже пять лет нет в живых. А значит, не осталось никого, кому бы Олеся была нужной и необходимой. От этих мыслей ее начала бить дрожь. Такая, что зубы стучали друг о друга, а все тело тряслось, будто прошибаемое током. Олеся чувствовала каждую рану. Казалось, что она истекает кровью изнутри. Туман в голове превращался в серый дым. Как будто прямо в черепной коробке кто-то невидимый жег сырые осенние листья. От гари и едкого дыма слезились глаза. Олесе пришлось крепко зажмуриться. Но едва она опустила веки, как дым начал развеиваться, и сквозь пыльно-серые клубы проступило очертание жуткого лица. Она его уже где-то видела. Видела страшную рогатую маску. Видела жуткий раздвоенный язык со свистящим шипением, вырывающийся из пасти. Видела, как бешено горят его глаза. Чудовище смеялось и сипело:

– Ты знаешь, что я делаю с непослушными девочками?.. Знаешь?.. Я забираю их с собой… В свою пещеру… На скале… Там они выполняют то, для чего рождены… Ублажают меня… А тебе известно, как я потом с ними поступаю?.. После того, как наиграюсь… Очень быстро мне становится скучно… И я сбрасываю их со скалы… Ты полетишь следующей…

Олеся шептала: «Я тебя не боюсь. Ты не настоящий. Не настоящий. Тебя не существует.» А он смеялся. Хватал ее своими, почему-то человеческими руками, и тряс, как марионетку. Его язык скользил по Олесиным щекам, обдавая серным дыханием. Олеся пыталась вырваться, но никак не получалось. А чудовище под деревянной маской смеялось еще громче:

– Куда же ты Маргит?.. Не убегай от меня… Ты еще не сделала то, что должна делать женщина…

Олеся хотела крикнуть, что ничего она не должна, и никакая она не Маргит, но язык не слушался. Он словно прирос к небу. Распух и не шевелился во рту. Удавалось лишь тихо шептать «Нет» и мотать головой.

– Тише-тише, милая… Что ж ты так…

Что-то прохладное коснулось лба, и нежные ладони погладили щеки.

– У нее жар… Вы осмотрели эту рану?

Нежность сменилась болезненным жжением. Олеся изо всех сил старалась разомкнуть губы и попросить, чтобы ее больше не трогали – она уже не могла терпеть боль. От нее мышцы натягивались, сокращались, и Олесе начинало казаться, что ее пытают. Режут тупым ножом.

– Тише… Скоро все пройдет…

Вокруг разлился чудесный цветочный аромат. Что-то очень легкое и свежее. Жуткие видения начали отступать, оставляя Олесю в сиреневом облаке. Она как будто гуляла по чудесному саду. Ласково светит солнце, где-то жужжит пчела. Прохладный ветер колышет высокие стройные стебельки трав. И всюду невероятный запах. Олеся легла в траву, прислушиваясь к стрекоту насекомых. Чистое голубое небо было где-то высоко-высоко. И Олесю, наконец, поглотил покой.

* * *

Просыпаться совсем не хотелось. Тем более, ей снился такой чудесный сон. Просто волшебный! Будильник еще не звонил, а значит, можно хоть немного поваляться в постели. А вдруг она просто не услышала его? Вдруг проспала? Ай, ну и ладно! Директор, изверг, все равно уже, наверное, уволил ее. Олеся так и видела его суровые синие глаза за стеклами дорогущих очков. Вот он сидит, внимательно изучает ее пиар-стратегию на будущий год, зажав между длинных пальцев карандаш, потом запускает руку в волосы, откидывая со лба несколько тронутых ранней сединой прядей и выдает пренебрежительное: «Даже школьник справился бы лучше, Олеся Юрьевна.» Затем комкает результат ее многомесячной работы и бросает в мусорку. Окинув равнодушным взглядом поверх очков Олесю, не забывает пренебрежительно сообщить: «Вы свободны».

Олеся аж застонала от вновь пережитой несправедливости. Чтоб он в аду горел! Испортил ей замечательный сон. Но пора вставать на работу. Даже если ее уже с позором уволили, нужно появиться в офисе. Хотя бы для того, чтобы собрать свои немногочисленные пожитки. Олеся с трудом открыла глаза и потянулась. Конечности отяжелели и плохо слушались. А над головой почему-то снова было небо… Пришлось несколько раз моргнуть, чтобы понять: нет, это не небо. Это полупрозрачные голубые занавеси, спадающие с кровати. Олеся резко дернулась и огляделась. Память медленно возвращала картинки из прошлого. Офис, ночь, она идет домой, потом ее сбивает машина. Странный старик. Белоснежка. Просторная, богато обставленная комната. Господи… Так. Главное – не паниковать. Слава Богу, она жива. И, кажется не парализована. Бородатый дед и Белоснежка ей точно привиделись. А еще жуткое существо в деревянной маске. Но комната была реальна. Все те же четыре столбика на королевских размеров кровати. Все те же крылатые драконы, их обвивающие. Струящийся полог. Пушистый, тоже голубой, ковер на дощатом полу. Массивный, старинный на вид комод. О, неожиданность: голубой! Изящный столик с огромным зеркалом и пуфик, обитый гладкой блестящей тканью. Белоснежка, спящая в массивном кресле. Высокие стрельчатые окна за темно-синими портьерами. Так, стоп! Белоснежка?! Олеся села в кровати и уставилась на самую красивую женщину, которую когда-либо видела. Это точно она! Белоснежка из ее видения. Не сон? Олеся глазела на сказочную принцессу и не могла понять, что происходит. У Белоснежки была какая-то удивительная прическа, из которой выбились темные пряди и вольготно рассыпались по плечам. В ушах переливались длинные серьги. Но удивительнее всего была ее одежда. Очень странное платье. Серое, с юбкой до самого пола, украшенной серебристой вышивкой. Из-под подола выглядывало белое кружево. Олеся поняла, что сидит с открытым ртом. Такие платья могли носить столетия назад. Да и то, в каком-нибудь фантастическом фильме.

Она сошла с ума. Точно. Конечно! Она чокнулась. А эта комната – палата. А Белоснежка наверняка, одна из пациенток.

Олеся начала копошиться в ворохе одеял и покрывал. Ей нужно немедленно выбраться отсюда. Убедить лечащего врача, что она еще не до конца утратила адекватность. На крайний случай, сообщит, что у нее нет денег на лечение. Тогда уж ее точно вышвырнут отсюда. Голова закружилась. Предметы вокруг заплясали в диком танце. Подсвечник кружил в вальсе небольшую шкатулку. А расписанный цветами таз лихо гарцевал в польке с таким же кувшином. Олеся встала на ноги и схватилась за комод. Ноги дрожали и подгибались. Адский бал перед глазами продолжался. В ушах шумело, как будто, в голове разлился океан, и пенные волны накатывали на берег. Держась за обитые прохладным шелком стены, Олеся добралась до белой двери. Бронзовая ручка с трудом поддалась ослабленным пальцам. Навалившись всем телом, Олеся отворила дверь и выглянула наружу. Наверное все-таки сошла с ума. Она опасливо шагнула в пустой коридор. Узкий и сумрачный, он тянулся вперед и сворачивал вправо. На равном расстоянии друг от друга расположились небольшие окошки, затянутые хрустальным инеем. Больше всего Олесю поразили покрытые известкой стены полуметровой толщины. Такие могут быть разве что в крепости… Ну или в клинике для буйно помешанных. Иначе зачем делать их подобной толщины? Нечто похожее она видела давным-давно в детстве, когда дед повез ее на экскурсию в средневековый кремль. Олеся осмотрелась. Возле комнаты, из которой она вышла, висел гобелен. Она даже забыла о боли. Вокруг потонувшего в тумане величественного замка развернулось жестокое сражение. Мастерица не поленилась вышить десятки разноцветных стягов и знамен, крошечные фигурки воинов – живых и убитых, и брызги крови, летящие в разные стороны. Олесе казалось, что она слышит крики храбрецов, обороняющих замок и даже чувствует гарь от костров.

– Госпожа! Вы очнулись?!

Олеся вздрогнула и начала оглядываться, застигнутая врасплох и пойманная с поличным.

– Что ж вы вышли, не одевшись? Простудитесь ведь! Еле лихорадку от вас отвели, а вы разгуливаете тут едва ли ни голышом. Ох, да что я распинаюсь… Болезная ведь…

Олеся глупо смотрела по сторонам, пытаясь понять, к кому обращается невысокая шустрая девица в забавном чепце и платье, вышедшем из моды лет четыреста назад. Поджав губы, девица смотрела прямо на нее. Едва шевеля языком, Олеся с трудом выдавила из себя два слова:

– Где я? – В низком хриплом шепоте Олеся едва узнала свой голос.

Она не успела подумать, почему он звучит иначе – девица в старомодном платье изменилась в лице. Она смешно открыла рот, а белесые брови уползли так высоко, что скрылись под чепцом.

– Говорит… ЧуднАя говорит… Простите, госпожа! – Девица бухнулась перед Олесей на колени и согнулась в три погибели. – Простите, дуру! Сама не ведаю, что несу.

Олеся опасливо отодвинулась. Она точно в какой-то клинике. С очень странным персоналом. Может, это часть какой-нибудь современной терапии? Сделав еще один неловкий шажок назад, она повторила свой вопрос:

– И все-таки, где я?

Да что ж такое с голосом? Как будто совсем не ее. Олесе свой голос не очень нравился. Слишком высокий и какой-то детский, что ли. Сейчас он хоть и звучал хрипло, едва слышно, но стал более женственным. Наверное, вдобавок ко всему она еще и простуду подхватила. Девица немного разогнулась и подняла голову:

– Так в крепости вы, знамо дело! У господ Батьяни. Вас госпожа Адрианна по дороге сюда нашла. Три дня сама лично выхаживала. Мы уж думали вы все… того… Даже за супругом вашим послали… Ну… чтоб… в последние ваши минуточки рядом был…

Олеся нахмурилась. Ее «супруг» сейчас уже наверное нежится на тропических островах с длинноногой любовницей, попивая разноцветные коктейльчики. Сердце неприятно кольнуло при воспоминании о его предательстве. Ничего, она сильная. Если после такой аварии выжила, то его измену уж как-нибудь точно переживет. Но что-то еще в словах странной медсестры или кем там была эта девчонка, неприятно царапнуло. Где она сказала находится клиника? Какие-то еще господа… Точно, частная! И во сколько уже обошлось ее лечение? Нужно выбираться отсюда. Чем скорее, тем лучше. Если она не хочет всю жизнь оплачивать трехдневное пребывание здесь. Все еще чужим голосом Олеся как можно тверже заявила:

– А где врач? Мне нужно выписаться. И поскорее.

Глаза медсестры превратились в две круглые монеты.

– Простите, госпожа… Что вам нужно?

– Маргит!

Из комнаты, где Олеся очнулась, выбежала Белоснежка. Вид у нее был заспанный и встревоженный. Красивая прическа растрепалась. Она придерживала подол платья, который путался в ногах, и испуганно озиралась по сторонам.

– Маргит! Ох, вот ты где! Как же я испугалась! Дорогая моя… – Белоснежка кинулась к ней и сжала в крепких объятиях. Олесю обдало душистой волной сладкого цветочного аромата.

– Нана, дуреха, ты что тут устроила?! – Белоснежка отстранилась и сурово взглянула на медсестру.