Надеясь вернуть в свое сердце покой,
Теперь ни о чем небеса не просила,
Пытаясь понять, что ей делать с собой.
Но сквозь затворенные наглухо окна
Она вновь услышала те же слова,
Дрожали от силы их толстые стекла,
И вновь закружилась ее голова.
То юноша пылкий под домом закрытым
К ней сильные руки свои поднимал,
И сердцем своим молодым и открытым
К холодной душе ее нежно взывал:
– О, ледяная моя королева!
О, моей жизни холодный свет!
Моей мечты безнадежной дева,
И моих снов беспокойный бред…
Моей души неземная царица,
Я, как мальчишка, тебя молю,
Бездонного счастья манящая птица,
Побудь со мной, я тебя люблю!
Так нежен он был, и так чисто звучали
Из уст его пламенных те же слова,
И руки, окно открывая, дрожали -
– Быть может, теперь будет счастья глава?
Но только слегка прикоснувшись рукою
До пылкого сердца, души молодой,
Она поняла, что не станет живою,
И лед не растает в любви золотой.
С надеждой простившись немыми слезами,
Она затворилась, не слушая слов,
Пусть был он прекрасен своими мечтами,
Но дева теперь не оставила кров.
И оглядев ледяные хоромы,
Она стала дрожью в глухой тишине,
И зарыдала, но горькие стоны
Внимали лишь рамы на белой стене…
И больше она о любви не мечтала,
Заливши слезой ледяные полы,
Жемчужное платье свое разорвала,
Покои осыпала горсткой золы.
И в зеркале мельком свой образ заметив,
Она ужаснулась: «Ведь это не я!»
Но новый портрет ей ухмылкой ответив,
Смотрел, не пугаясь, в большие глаза.
Откинув лохматые косы за плечи,
В одной лишь сорочке, босою ногой,
Она, затушив все поникшие свечи,
Ушла через дверь, взяв лишь песню с собой.
Ее не узнали без платья и шали,
С улыбкою легкой на новом лице,
Бродячие псы лишь за нею бежали,