Демоны в религии, искусстве и фольклоре

Бонавентура (1217/21–1274) указывал на Люцифера как на самого красивого ангела среди своих собратьев. Благодаря великолепию он вполне мог претендовать на то, чтобы и другие ангелы считали его божеством. Последние признали бы его превосходство, ослепленные возможностью однажды стать похожими на него.

Мнение о том, что непослушание и гордыня – это первородные грехи Люцифера, нашло наибольшее одобрение в сфере католичества. Эта позиция действительно часто постулируется в демонологических трактатах всех времен.

Как неоднократно подчеркивали теологи на протяжении столетий, ангел присвоил себе право считать себя равным Богу, пытаясь собственными силами получить то, что на самом деле было возможно лишь благодаря небесной благодати.

Дьявол как символ зла

Мартин Шонгауэр. Искушение святого Антония. 1470–1474. Нью-Йорк, Метрополитен-музей

Дьявол и зло часто употребляются как синонимы, однако у дьявола много обличий, и со временем меняется традиция его изображения. Ветхий Завет содержит один текст, в котором тема зла рассматривается более пристально. Это всем известная Книга Иова.

Страдания невинных

Книга Иова – фундаментальное произведение мудрости израильского народа, написанное анонимным автором, который творил между V и III веками до н. э. Страдание невинного раскрывается в тексте с огромной лирической мощью.

Книга написана в форме поэтического диалога, состоящего из пролога (гл. 1–2) и эпилога (гл. 42:7–17). Пролог и эпилог продолжают древнюю традицию изображения благополучного человека, который теряет и здоровье, и имущество, и детей. У истоков его бед стоит Сатана. Видя великую веру Иова, дьявол обращается к Богу с необычным предложением:

«Ты благословил, и стада его распространяются по земле; но простри руку Твою и коснись всего, что у него, – благословит ли он Тебя?» (Иов 1:10–11)

Господь, напротив, хочет показать, что Иов не проклянет своего создателя, даже если будет ввергнут в глубочайшее отчаяние, и, чтобы поколебать самомнение Сатаны, соглашается испытать благочестивого Иова. Ведь Иов, несмотря ни на что, продолжает быть верным Богу и не теряет своей глубокой любви к справедливости и веры в божественные планы. Пройдя через испытание, Иов вновь обретает все, что потерял. Таким образом, испытание пройдено.

Несомненно, Книга Иова не дает читателю полный ключ к разгадке тайны страданий праведников. Она лишь предлагает в качестве гипотезы «выживания» (скорее духовного, чем физического) преданность как ценность, воплощенную в Боге, которую следует рассматривать как точку отсчета или, если угодно, как конечный пункт назначения.

Уильям Блейк. Дьявол, поражающий Иова проказой. 1826. Лондон, галерея Тейт

Иовом движет желание найти Бога. В итоге его поиски придают ему стойкости и помогают преодолеть множество испытаний. В ходе поисков возникает очень современный вопрос, даже противоречащий библейским догмам: кто этот Бог, допускающий страдания праведников? Как выглядят «правильные» отношения человека с небесами?

Справедливость словно растворяется в тайне жизни, правила которой непостижимы для человеческого разума. Ведь человек бессознательно воспринимает боль как наказание, а не как испытание, благодаря которому формируется его мировоззрение.

Для обывателя глубокий смысл Книги Иова заключается не только в морали. В ходе рассказа страдающий человек останавливается, видя, как рушится весь механизм существования, и жизнь открывается ему совсем в другой перспективе – жестокой, тоскливой и ужасной. В Книге, после описания поначалу благополучия, а затем жалкости Иова и его страданий, на сцену повествования выходят друзья. Каждый из них высказывает свое мнение, которое контрастирует с видением Иова, более рациональным и менее категоричным, чем у остальных. Главный герой отказывается от предложений собеседников, особенно когда ему указывают на то, что его страдания – это наказание за совершенные проступки. Затем друзья переходят к прямому обвинению Иова, утверждая, что божественное провидение не совершает ошибок и каждое последствие определяется предыдущим действием. Главный герой, однако, не принимает такой трактовки и пытается показать, что Бог равнодушен к человеческим страданиям, а возможно, даже бессилен что-то изменить. Страдающий человек ждет ответа от Бога, но ответом является лишь молчание.

Книга Иова – сложное произведение, каждая часть которого иллюстрирует проблему страданий праведников и процветания грешников.

Несмотря на тематическую однородность, по мнению ученых, в произведении присутствуют многочисленные позднейшие вставки, сделанные, однако, с очевидной целью привнести в повествование более гармоничное развитие основной темы и не нарушить при этом его структуру. Принято считать, что эта работа – результат медленной, но последовательной адаптации исторического сюжета о некоем Иове, не «нашем» главном герое, а древнем мудреце, описанном в финикийской мифологии и также упомянутом в Книге Иезекииля (21:1–7):

«И было ко мне слово Господне: сын человеческий! если бы какая земля согрешила предо Мною, вероломно отступив от Меня, и Я простер на нее руку Мою, и истребил в ней хлебную опору, и послал на нее голод, и стал губить на ней людей и скот; и если бы нашлись в ней сии три мужа: Ной, Даниил и Иов, – то они праведностью своею спасли бы только свои души, говорит Господь Бог».

Несмотря на то что своими литературными характеристиками Книга Иова напоминает «Диалоги» Платона, она представляет собой полностью самостоятельное оригинальное произведение. Эта самобытность особенно заметна во второй части и проявляется в отношении к божественному, похожему на позицию Прометея у Эсхила. Наверняка автору Книги Иова были знакомы такие тексты, как «Диалог страдающего человека со своим добрым другом» и «Поэма о невинном страдальце» месопотамского происхождения. Возможны также пересечения с «Беседами разочарованного со своей душой» и «Плачем земледельца» из древнеегипетской литературы. Например, в «Поэме о невинном страдальце» привлекает внимание заголовок: «Владыку мудрости хочу восславить». Эта начальная строка явно перекликается с моралью, которой придерживается автор Книги Иова: принимает свое положение прежде всего с верой в Господа, а также с терпением и смирением.

Изображение ада в энциклопедии «Сад наслаждений», составленной в XII веке Геррадой Ландсбергской, настоятельницей Гогенбургского монастыря. Оригинал рукописи был уничтожен, но сохранились некоторые копии

Позиция Иова в той части сюжета, где он настроен против всех и вся, когда он видит собственную смерть как освобождение, как единственный способ вернуться к душевному равновесию, удивительным образом перекликается с египетским философским трактатом «Разговор разочарованного со своей душой»[4 - «Разговор разочарованного со своей душой», или «Спор человека с его ба» (Берлинский папирус 3024) – условное название древнеегипетского философского произведения, которое датируется предположительно XXII–XXI веками до н. э. Папирус с единственным известным экземпляром текста хранится с 1843 года в Берлинском музее.]. В тексте подчеркивается, что человек – хрупкое создание, а его существование – это «дыхание», «лист, дрожащий на ветру»[5 - Здесь и далее, если не отмечено иное, перевод цитат Дианы Солобуто.]. Весь земной путь отмечен тем весом, который сам человек придает своим земным делам, будучи «отвратительным и порочным, пьющим грехи, как воду».

Страдания пронизывают жизненный опыт людей и их существование; с некоторой иронией человеческий путь сравнивается с жизнью во время войны, когда вмешиваются болезни, бедность, предательство со стороны друзей, и только смерть проявляет справедливость и прекращает боль. Решение финала, полностью переворачивающее состояние Иова, в каком-то смысле противоречит реальности, поскольку в жизни редко случается так, что боль исчезает навсегда, а счастье обычно представляет собой лишь сиюминутный дар, кратковременное прерывание страданий.

Два лика зла

Книга Иова впервые говорит о том, что существуют различные виды зла и что явления, связанные с физическим и материальным, могут быть метафорой более глубоких, неизлечимых внутренних зол.

Маркантонио Раймонди [гравюра с картины Альбрехта Дюрера]. Адам и Ева с яблоком и змеем. Нью-Йорк, Метрополитен-музей

«Источник зла не может лежать в Боге, и вместе с тем нет никакого другого источника бытия и жизни, кроме Бога. Но если зло не может иметь своего источника в Боге и если нет никакого другого источника бытия, кроме Бога, то как понять явление зла, какой выход из этой дилеммы?»[6 - Бердяев, Н. А. Философия свободного духа. М.: Республика, 1994. С. 114.] – пишет Николай Бердяев [7 - Berdiaev N., Spirito e libert?: saggio di filosofia cristiana / Nicola Berdiaev; traduzione di Agostino Miggiano. Milano: Edizioni di comunit?, 1947. Pagg. 237–239.(Прим. автора)].

Вопрос Бердяева справедлив, но ответа на него нет. Библия также не дает ключа к разгадке, и это можно интерпретировать по-разному. В Книге Бытия (3:1) зло появляется внезапно, без всякой преамбулы, а точнее, змей, «хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог», приводит к нему людей через двусмысленность греха. Так проблема зла вступает в историю: тысячи страниц, написанных теологами и философами, не предлагают окончательного определения сути зла, его значимости и масштабов.

Зло противопоставлено добру: это общая аксиома, с которой следует начать. Согласно Фоме Аквинскому, зло не существует само по себе, но указывает на «отсутствие добра» [Сумма теологии (I, раздел 14,10)].

Таким образом, зло – это отсутствие чего-либо. Например, отсутствие здоровья или любви, приводящее к дисбалансу, сбивающему творение с истинного пути. Причем, как говорят экзегеты, это происходит с божественного одобрения, но не с целью наказания или чего-то подобного.

Конечно, такая трактовка не решает наших сомнений и не помогает устранить противоречие. Если зло послано нам как «испытание», в любом случае место человека вызывает глубокие экзистенциальные размышления. Все это заставляет нас пребывать в состоянии постоянного беспокойства, и, следуя за историей, мы мучаемся вопросом, принимаем ли мы в ней активное участие.

Согласно Католической энциклопедии, физическое зло характеризуется неполноценностью живого существа, вмешательством в его естественное строение и развитие. Оно служит препятствием к достижению совершенства, разрушает безупречность творения, проявляется в болезни или смерти, которая является наивысшим злом.

Моральное зло, с другой стороны, заключается в отклонении воли от «правильного» действия и состоит в нарушении разумного правопорядка (грех) с последующим лишением творения конечной цели (наказание).

Следовательно, зло – это аномалия совершенной реальности, которая выражается в лишении или уменьшении статуса или «блага», дающего человеку уверенность в том, что он сможет прожить свою жизнь наилучшим образом. Эта идея очень напоминает утопию: в неустанном стремлении к совершенству (утраченному с первородным грехом) она заставляет человека сгибаться все ниже и ниже под тяжестью зла. Мы уже убедились, что зло входит в историю, навязывая себя, и у нас есть указание на его происхождение: дьявол. Бог позволяет человеку уклониться от истинного пути и пройти испытание злом, которое можно глобально разделить на физическое и моральное.

Но почему зло вообще должно существовать, если христианский креационизм учит, что все сотворенное Богом является благом само по себе (Книга Бытия 1:31) и что даже человек в начале творения был наделен естественной праведностью? Тогда, говорят богословы, зло существует по вине людей, а не Бога, и иллюстрирует попытку злоупотребления свободой, как это произошло с Адамом и Евой.

Возможно, религия иранского пророка Заратустры представляет собой первый опыт осмысления физического и морального зла в мире. Центральная идея этой концепции основана на осознании того факта, что реальность – это театр космических масштабов, где добро борется со злом, где свет борется с тьмой.

Подобное дуалистическое видение отражено в истории Эмпедокла, философа досократовского периода, который рассматривает реальность как масштабный процесс притяжения и отталкивания, поддерживаемый двумя враждебными силами: любовью и ненавистью.

Более явно эта концепция выражается у Платона. Философ указывает, что Бог – не источник всего, а лишь малая часть того, что происходит с человеческим родом; добро должно считаться проявлением божественного, в то время как для зла необходимо искать другое объяснение.

Идеи Платона соотносятся с интерпретацией гностиков, в которой Бог – источник только добра. Все зло исходит от падения промежуточного эона, Демиурга, творца физического мира и, следовательно, существа, регулирующего все материальное.

В этом смысле гностическая мысль отмечена фатализмом, ведь зло в гностическом учении проистекает не из вины и не из свободной воли, а из метафизического дуализма между духом и материей.

Зороастризм и гностицизм объединился с христианством в учении перса Мани. Все религиозные взгляды полностью раскрываются в учении манихейства и удивительным образом близки к нашему образу мышления. Мани жил в III веке и представлялся апостолом Христа, ниспосланным в мир людей.

Свет и тьма также противостоят друг другу. В вечной борьбе участвуют не только люди, но и растения, животные и физические объекты, которые могут заключать в себе души, находящиеся на более низком уровне очищения. Искупление заключается в завершении процесса, ведущего к освобождению, обретению Света и единению с Отцом Величия. В начале восьмого трактата первой «Эннеады» Плотин (205–270) в своем тексте «О природе и источнике зла» (VIII, I) отмечает следующее:

«Тем, кто интересуется, откуда зло проникло в сущее или в какой-либо из родов сущего, лучше всего начать с определения того, что есть зло и какова его природа. Таким образом мы смогли бы выяснить, откуда появилось зло, где его родная обитель, а где оно – просто случайное несчастье и, наконец, обладает ли оно подлинным или только мнимым существованием»[8 - Плотин. Эннеады / Пер. с древнегреч. и англ. Киев: УЦИММ-ПРЕСС, 1995. С. 25.].

Плотин совершенно прав, ведь только досконально изучив предмет исканий, можно расширять знания и постепенно найти инструменты и средства для того, чтобы определить мотивы, лежащие у истоков зла. В христианской концепции не прослеживается и тени дуализма, поскольку демоны тоже являются творениями Бога, ставшими злыми по собственному выбору. Борьба между добром и злом больше не выглядит как внешнее столкновение двух различных сущностей, а происходит внутри общей реальности, созданной Богом для человечества (Первая книга Хроник 1:8); зло, таким образом, попадает в мир благодаря посредничеству мятежных ангелов.

Ориген (185–253) подчеркивает, что если Бог не устраняет зло, совершенное одними, то это потому, что он знает, что для других это будет благом. Если Бог несет ответственность за все, в том числе и за зло, можно подумать, что Бог не есть добро. С другой стороны, если зло является внешним по отношению к Богу – факт, противоречащий христианской теологии, – то Бог не будет абсолютным, и другая сущность будет действовать против него, будучи в оппозиции позитивному влиянию добра.

Попытки решить эту неразрешимую проблему с самого начала привлекали теологов и философов. Василий Великий (330–379) в своей проповеди «О том, что Бог не виновник зла» уточняет (Беседа 9):

«Не почитай Бога виновным в существовании зла и не представляй себе, будто бы зло имеет особенную свою самостоятельность. Ибо лукавство не самостоятельно, подобно какому-нибудь животному, и сущности его не должны мы представлять себе чем-то получившим самостоятельность. Зло есть лишение добра»[9 - Цит. по: Василий Великий. О том, что Бог не виновник зла // Творения: в 2 т. Т. 1. М.: Сибирская благозвонница, 2008.].

Святой Амвросий (330/340–397) в книге «Об Исааке, или душе» (7:60–61) доводит это «лишение» до крайности:

«Что же такое порочность, как не отсутствие блага? Из благого, следовательно, возникло злое, ведь зло возникает там, где лишаются блага. Однако благодаря злу благо стало более заметно. Итак, отсутствие блага – корень порочности, и определение блага охватывает собою порочность, потому что, познавая благо, мы обнаруживаем зло. Творец всех благ – Бог, и все, что существует, безусловно принадлежит Ему. Никоим образом там нет зла, и если наш ум пребывает в Нем, зла он не знает. Поэтому та душа, которая не пребывает в Боге, сама для себя является творцом зла и поэтому грешит»[10 - Цит. по: Амвросий Медиоланский. Об Исааке, или душе // Собрание творений: на латинском и русском языках: в 9 т. / Пер. с лат. Д. Е. Афиногенова, прот. А. Гриня, М. В. Герасимовой; пер. со старославян. Ф. Б. Альбрехта. Т. 3 / Сост. Н. А. Кулькова; пер. с лат. Н. А. Кульковой и др. М.: Изд-во ПСТГУ, 2013.].

Рассуждения усложняются благодаря толкованиям Василия Великого в «Беседах на Шестоднев»: