– Каждый раз, когда я тебя обнимаю, у меня бьется сердце, – шепнул он в ухо Кики, касаясь губами мочки.
Он знал, что эти слащавые штучки необходимы, когда он имеет дело с Кики: ей были постоянно нужны подтверждения его любви. И он никогда не отказывался от них, потому что эта женщина была незаменима.
– Останешься на ночь?
– Конечно. Для этого я и приехал.
– А твоя жена?
– Ночует у подруги. Мы поссорились, – ответил Абель и солгал: – Она подозревает, что у меня есть любовница.
Кики не смогла скрыть довольного выражения, мелькнувшего на ее лице. Для нее было бы настоящим счастьем, если бы Ильза в порыве ревности бросила Абеля.
Он сделал вид, что не заметил этого. В обычное время Абель сделал бы ей замечание, но сейчас он хотел заняться сексом, и ничто не должно было его отвлекать. Он взял Кики за руку и повел в спальню. Пока он раздевался, Кики вставила диск в дисковод, комнату наполнили звуки «Блаженств» Владимира Мартынова.
Абель понял по музыке, чего в этот вечер желает Кики, вынул из ящика тюбик пахнувшего клубникой геля для интимных мест и выдавил большое количество содержимого на пальцы. Кики закрыла глаза и прошептала: «Я люблю тебя, Абель».
На следующее утро, во время завтрака, Абель объявил ей, что должен вернуться в Венецию, чтобы продолжить изучение жизни композитора Бальдассаре Галуппи.
Кики не стала скрывать своего удивления:
– Не понимаю, почему ты хочешь снова тратить время и силы на этого музыканта. Он никогда не был знаменитым, и у него дурная слава.
– Это ты так считаешь, – возразил Турист. – А мой издатель в восторге.
– Это потому, что он не хочет тебя потерять, – возмутилась Кики. – Но эта биография неинтересна для широкой публики.
– Я с тобой не согласен. И в любом случае я очарован этим композитором, – возразил Абель, стараясь придумать убедительную ложь. – Галуппи увлекает меня не только как музыкант, но и как человек. Неудача заставила его покинуть Венецию и переехать в Лондон, там его не поняли, а потом его позвала в Санкт-Петербург императрица Екатерина Вторая…
Кики ничего не ответила и стала намазывать масло и мармелад на поджаренные ломтики хлеба.
– В этот раз я не могу остаться с тобой даже на один день, – пробормотал он.
Вот почему она так злится на старину Бальдассаре! На самом деле Кики недовольна тем, что не может поехать с любимым в Венецию. Абель притворился, что ужасно расстроен, взял Кики за руку, поцеловал ее ладонь и сказал:
– Я уезжаю ненадолго, а пока меня не будет, прошу тебя, найди композитора или музыканта, которого считаешь достойным внимания. Обещаю тебе, что он станет темой моего следующего исследования. Разумеется, выбери красивый и уютный город, где мы сможем какое-то время побыть вместе.
На лице Кики появилась счастливая улыбка.
– Наконец-то ты решил довериться мне!
Абель подумал: в сущности, есть что-то волнующее в том, что Кики займется выбором места, где он развлечется поисками и убийством новой избранницы. И притом ему не придется тратить время на поиски нового хренова музыканта. Ему было все равно, о ком писать, потому что он не был способен воспринимать чувства, которые вызывает музыка. Для Абеля она была только звуками и шумом, но он научился так хорошо притворяться, что пользовался уважением в музыкальных кругах.
– Когда ты собираешься уехать? – спросила Кики.
– Как можно скорей, – ответил Турист. – Хочу закончить это дело и выбросить его из головы.
Кики коснулась рукой его щеки и напомнила:
– Так ты не успеешь отрастить себе бороду – твой талисман на время исследований.
Абель пожал плечами и пошутил:
– Во всем виноват Галуппи.
Он с легкой грустью подумал, что больше не будет носить бороду из-за проклятой телекамеры.
Он долго обдумывал новые возможные способы маскировки, но смог додуматься лишь до очень короткой стрижки. Такая внешность не соответствовала образу мечтателя-музыковеда, который он долго и умело создавал для себя. Но другого выхода не было.
Кики спокойно закончила завтрак и пошла звонить синьоре Кэрол Коули-Бьондани, владелице маленькой квартиры в Венеции. Англичанка Кэрол, вдова состоятельного венецианца, унаследовала после мужа много недвижимости, которую теперь сдавала на короткие сроки по ценам, которые в общем и целом были разумными.
Синьора Кэрол проявила себя любезной и совершенно ненавязчивой хозяйкой. И мечтала о том, что Венеция, чтобы избавиться от слишком больших налогов, которые берет с граждан итальянское государство, отделится от Италии и станет свободным портом. Разговор на эту тему помогал Кэрол требовать с арендаторов плату наличными, хотя это было незаконно.
– Квартира освободится через пару дней, – сообщила Кики Абелю.
– Отлично!
Они простились у двери. Абель спешил уйти, но Кики задержала его и сказала:
– Возвращайся, когда хочешь. Мне нравится спать с тобой.
– Когда смогу, – поправил ее Абель, поцеловал и крепко обнял.
Ильза, наоборот, хотела затеять с ним ссору. Должно быть, она всю ночь говорила со своей подругой о том, какой дерьмовый эгоист ее муж, и довела себя до нужного состояния. Психологически она была готова к бою. Абеля Картагену это не встревожило. Он даже решил, что так лучше: не нужно будет слишком долго объяснять причины возвращения в Италию. Жене были не по душе его долгие отсутствия, хотя она и знала, что они необходимы, иначе им не на что будет жить. Ее зарплаты бухгалтера в небольшой фирме, производившей экологичные моющие средства, не хватило бы на поддержание их с Абелем образа жизни.
– Нам нужно поговорить, Абель, – ледяным тоном начала Ильза.
Он движением ладони остановил ее и ответил:
– Я это знаю: ты раздражаешься, но я тоже раздражен. Я много размышлял о переживаемом нами печальном моменте и думаю, что нашел решение, которое может подойти нам обоим.
Жена недоверчиво взглянула на него и спросила:
– Что ты имеешь в виду?
С сочувственной улыбкой он ответил Ильзе:
– Усыновление.
Ильза от изумления потеряла дар речи. Она широко раскрыла рот, но не смогла произнести ни звука, ни слова.
Она ударила себя по животу раз, потом второй, потом третий, с каждым разом сильнее, и ее глаза наполнились слезами.
– Я своего ребенка хочу, урод, сукин сын, – сказала она наконец.
Абель развел руками.
– Я не думал, что ты такая эгоистка, – ответил он спокойно, но с оттенком горечи. – Я думал, что, спасая несчастного ребенка из третьего мира, мы сможем стать лучше, к тому же избежим стресса, связанного со сложной беременностью и послеродовой депрессией. Кроме того, не могу не напомнить тебе, что ты старше, чем нужно для первых родов.