Ильза не была готова к такому удару ниже пояса и отказалась продолжать разговор.
– Я соберу сумку и вернусь к Эвелин.
Турист продолжал играть роль огорченного и разочарованного человека.
– Я понимаю, что тебе надо подумать, – сказал он. – Но, может быть, подруга, у которой за всю жизнь никогда не было достойных отношений с мужчиной, не самая подходящая советчица для тебя в такую минуту.
Жена сумела только метнуть в него свирепый взгляд, затем вбежала в комнату и снова сложила одежду и белье в сумку, которую только что распаковала.
Абель дождался ее на пороге и попытался обнять, нежно и с отчаянием. Но она уклонилась от его объятий и ушла, хлопнув дверью.
Турист повернулся к большому зеркалу, висевшему возле двери, и повторил сцену прощания сосредоточенно, как актер на генеральной репетиции. А потом пробормотал:
– Ты всегда лучший, Абель.
В его голосе звучало ликование.
Глава 3
Бывший комиссар Пьетро Самбо снял крышку с кастрюльки, старым деревянным половником выловил из нее кусок моллюска и стал медленно жевать, пробуя блюдо. По его мнению, оно было идеально сварено. Может быть, его гостям понравятся эти каракатицы в черном – сваренные в собственных чернилах и поданные с жемчужно-белой кукурузной кашей. В эту пору года у каракатиц особенно нежное мясо, и ловят их всего в нескольких милях от венецианского берега.
Матис и Сесар были первыми, кого он пригласил на обед после того, как его дочь и жена уехали из дома. Ему было слегка не по себе оттого, что этот дом уже не был прежним. Дом казался ему холодным и негостеприимным, и это было еще одним свидетельством его краха. Пьетро знал, что французу и испанцу не важно, как выглядит его квартира, потому что у них на уме совсем другое, и к тому же этот обед можно было устроить только в месте, укрытом от нескромных взглядов, но это ему нисколько не помогало.
На самом же деле Самбо не хотел признаться себе, что этот вечер должен принести ему окончательный ответ в обмен на некоторое количество сведений, которые, несомненно, будут пересмотрены и скорректированы так, как решит он. Они хотят убедить его нарушить закон, а эту черту он больше не намерен был переступать. Он дал себе клятву, что не сделает этого во второй раз.
Звонок раздался раньше назначенного времени. Сесар принес бутылку вина, а Матис сладости. Самбо заметил адрес на листе бумаги, в который было завернуто сладкое. Он понял, что сегодня оба его гостя по какому-то делу ездили на материк, были в Местре и там зашли в одну из лучших кондитерских провинции. Это не могло быть случайностью. Он сделал вывод, что они контактируют еще с одним местным жителем.
В качестве хозяина дома он открыл бутылку белого вина – марцемины от Каза Рома. Гости выпили по бокалу и налили себе по второму. Им не терпелось перейти к делу, но Пьетро еще не был готов к разговору.
– Это вино делают из винограда очень древнего сорта, – объяснил он, чтобы выиграть время. – В восточной части провинции Венето эта лоза была широко распространена в восемнадцатом веке.
Матис остался равнодушным к его словам, а Сесар пожал плечами и сказал:
– Итак, дни идут, и нам нужна твоя помощь.
– А мне нужно знать, кто вы, – заявил Пьетро.
Он повернулся на месте и вышел в кухню, а через несколько минут вернулся, неся каракатиц с кашей.
Матис, наполняя свою тарелку, ответил на его требование:
– Чем меньше ты знаешь, тем лучше. И для тебя, и для нас. Пока мы можем раскрыть тебе необходимый минимум информации. Ты должен довольствоваться этим.
Самбо кивнул и ответил:
– Согласен.
– Мы входим в маленькую группу французских, итальянских и испанских специалистов, которая создана по секретному соглашению между разведками этих стран.
– И эта группа действует подпольно, – договорил Пьетро.
– Да, – подтвердил Матис. – Мы как бы не существуем. Считается, что мы ушли на пенсию или уволились.
– С какой целью? – поторопил его с ответом итальянец.
Ответил Сесар:
– Мы должны вычислять и физически устранять членов тоже подпольной организации, созданной бывшими сотрудниками различных секретных служб, перешедшими на сторону организованной преступности.
– Они охотятся за внедренными агентами, за разведчиками, раскаявшимися преступниками и защищенными свидетелями. И убивают их, – добавил Матис. – Разумеется, они не трогают полицейских, судей и всех, кто стал слишком трудной мишенью для мафиозных организаций.
Бывший комиссар сделал вид, что сосредоточился на поглощении еды, а затем спросил:
– Почему мне кажется, что я уже видел эту историю в кино?
Матис и Сесар переглянулись. Потом испанец обиженно спросил:
– Ты действительно думаешь, что это просто красивый ужастик?
Самбо сердито бросил вилку и нож на тарелку и прошипел:
– С кем вы, по-вашему, говорите? До того, как обмануть себя самого, я был начальником убойного отдела. Я слышал много легенд о секретных службах, но эта звучит слишком грубо.
Француз остановил на Самбо взгляд и долго смотрел на него с довольной улыбкой человека, нашедшего то, что ему подходит.
Эта улыбка раздражала Самбо. Наконец бывший комиссар устал и попросил:
– Прекрати. Это меня бесит.
– Ты был провинциальным сыщиком, – с теми же шипящими нотами в голосе сурово ответил Матис. – Ты был чем-то вроде боксера низшей категории, которому ни разу не пришлось сражаться на достойном упоминания ринге.
Пьетро даже не попытался ответить на этот удар. Он имел дело с преступниками всех уровней, но понимал, о чем говорит француз. Трудность была в том, что отличить правду от слухов и мифов всегда трудно, если имеешь дело со шпионами.
Сесар повел себя более миролюбиво.
– Я тоже был провинциальным полицейским, – признался он. – Потом, против желания, оказался втянут в это дело и должен был сделать выбор.
– И стали убивать плохих людей, – договорил Самбо. В его голосе звучала обида.
– Да, и без угрызений совести, – быстро ответил испанец.
– В том числе здесь, в Венеции, – закончил бывший полицейский.
Матис вздохнул. Наступил самый сложный момент этой встречи, определявший ее исход.
– Ты уверен, что хочешь получить эту информацию? Она касается незаконной деятельности на итальянской территории.
Пьетро стал зажигать сигарету, чтобы выиграть время для попытки отступить и выйти из этой истории, но потом решил идти до конца.