Миткаль. Шлейф одержимости

– Но ты же поменялся.

Может, он меня даже и не услышал.

Стоял шум. Мимо сновали дикие толкающиеся студенты.

Девушки поглядывали на Гая.

Чего там говорить, он, и правда, выделялся из толпы.

– Не так уж сильно, – так же тихо сказал Гай, из чего я сделала вывод, что все-таки он меня услышал. – В отличие от тебя… Что случилось дома? Что заставило тебя приехать именно сюда?

Я вообще-то не люблю рассказывать о себе кому бы то ни было.

И тем более не собираюсь рассказывать ему.

– А ты? – проигнорировала я его вопрос. – Тебе же вроде бы учиться поздно?

Спросила просто так, чтобы сменить тему разговора.

Уйти от ненужных объяснений.

– Представь себе, я тоже здесь учусь, – заявил Гай. – Только на заочном. Получаю второе образование.

Боковым зрением я не могла не увидеть темную фигуру преподавателя по мировой литературе, поднимающегося мимо нас по лестнице.

Влад Вячеславович шел очень быстро и не удостоил моё «Здравствуйте» и меня даже мимолётным взглядом.

– Он ведёт у вас? – спросил Гай, провожая Влада глазами.

Не желая посвящать постороннего человека в свои проблемы, я нейтрально кивнула.

– Тяжелый характер у этого типа. Со студентами обращается, как со скотом. Кое-кто много раз жаловался на него в деканат.

– И есть какой-то эффект?

– Нулевой. Его странности терпят за его уникальные мозги. А в вашей группе он как, сильно лютует, Ева?

– Мы ещё к нему не пригляделись, – уклончиво ответила я. – Наверное, я опоздала в буфет. Теперь там огромная очередь, которая разойдётся только к средине следующей пары.

– Ты голодная? Поехали куда-нибудь, пообедаем.

– Нет, спасибо, попробую всё-таки пробиться к стойке, – любезно отказалась я. – Мне пора, Гай.

Не хватало ещё ездить с ним по кафе – это предполагает более близкое общение. Может, и надо было согласиться в целях экономии средств, но мне неуютно под тяжелым внимательным взглядом Гая.

Каким бы фантастическим совпадением не была наша с ним встреча, я начинаю новую жизнь, в которой нет места ничему из жизни прошлой.

Я всё-таки успела купить себе вчерашний пирожок с яблочным повидлом и чай и при этом умудриться успеть на следующую лекцию, которая прошла тихо и мирно.

Наверное, это затишье перед бурей – последней лекцией по мировой литературе.

Однако, как ни странно, Влад стал интересно рассказывать про «Илиаду» и «Одиссею», что я заслушалась и невольно поразилась его мастерству преподавателя. Он сумел так увлечь Гомером, что я даже решила почитать. Но, несмотря, что его лекция действительно классная, видно – группа настроена к нему негативно. На лицах ребят вспыхивали усмешки, иногда раздавался недобрый шёпот или едкие комментарии.

Кажется, Влад этого не замечал. Даже лицо его перестало быть презрительным, а стало красивым и вдохновленным. Прозрачные глаза засинели, когда он рассказывал о своём любимом древнегреческом поэте восьмого века до нашей эры.

Там, наверное, он и жил, не замечая или не желая замечать, что его «замшелый», как шепотом выразился Пашка Ушаков, Гомер мало кому интересен.

После такого увлекательного повествования я даже стала испытывать к Владу Вячеславовичу чувство, граничащее с симпатией. Пусть он противен и высокомерен, зато как интересно рассказывает.

Но за полчаса до конца лекции Влад вернул меня с небес на землю:

– В честь Гомера даже назван кратер на Меркурии. Думаю, это бы ему польстило, – Влад замер, растирая в длинных пальцах круглый кусок мела. –Ева Ранг, выходите сюда!

До меня, замечтавшейся о раскопках Генриха Шлимана, секунд только через тридцать дошло, что меня вызывают к доске и что это, видимо неспроста.

– Ева Ранг, я так понимаю, оглохла? – поинтересовался Влад, вольготно садясь за преподавательский стол.

Его пальцы были белыми от мела, а взгляд снова стал прозрачным.

Это кем же надо быть, чтобы спрашивать человека на лекции? Даже приблизительно не представляя, что он от меня хочет, я отшвырнула ручку и спустилась вниз, оказавшись на виду группы и Влада Вячеславовича.

Он сидел на своём преподавательском месте очень прямо.

А глаза его стали такими прозрачными, что, кажется, просвечивали.

– Итак, Ева Ранг, я обещал, что проверю вас по содержанию «Алисы в Стране Чудес».

– Но не на лекции же, – раздался чей-то голос в группе.

– Когда вы так увлекли нас Гомером!

– Группа номер двенадцать, тихо! – рявкнул Влад, кинув мел на стол.

Первый раз он позволил себе такую несдержанность. Мел развалился на куски и крошку, прочертив белую неровную линию на столе.

– А у него, видать, нервишки-то пошаливают, – на сей раз я точно знала, что сказал это Павел Ушаков.

– Назовите настоящее имя Льюиса Кэрролла и год его рождения, – потребовал Влад Вячеславович, не глядя на меня.

– Чарльз Лютвидж Доджсон, родился 27 января 1832 в доме приходского священника в деревне Дарсбери, графство Чешир, – отчеканила я.

– Как всегда, попугаичья память не подводит вас, Ранг, – сухо произнёс Влад. – Полагаю, вы вызубрили и кому посвящено произведение.

– Произведение посвящено десятилетней Алисе Лиддел, которую Доджсон очень любил, – больше я ничего сообщить не могла.

– Вы можете рассказать историю возникновения произведения?

Так далеко мои познания не простирались. Было там вначале какое-то бредовое стихотворение, но… Я загадочно молчала.