Бойся мяу

– Ага, точно. Но больше на Рокфора из «Чипа и Дейла», – и хохотнула.

Женек тоже посмеялся. В самом деле – похож. Катька опять опустилась ближе к нему:

– Там еще дальше Ельцин сидит, – и весело закивала.

Но увидеть бывшего президента, решившего погостить в Ельчиках, у Жени не получилось. Оля нагнулась к водителю, тот замахал головой:

– Да-да, этот. Угу, здесь.

И автобус затормозил. Оля, схватив сумку, повернулась к Жене и Кате:

– Выходим.

Дверца пружинисто отскочила. Женька спрыгнул на асфальт. Вылезла Катя. Потянулась к сумке. Вместе с Олей они выгрузили ее. Оля обернулась к водителю:

– Спасибо большое!

– Спасибо! – крикнула и Катя.

Женек тоже поспешил заглянуть в кабину. Теперь ничто не загораживало ему водителя, и он, в один миг позабыв про «спасибо», увидел и узнал, или только показалось – мог ли он со своим зрением это разглядеть?.. Те же глаза со спрятанным в них солнцем и радужным огнем.

Но затем мужик с неизменной зидановской улыбкой произнес:

– Дальше сам, пацан. Мяч твой, но в «девятку», знаешь, не цель, – отвернулся к рулю и глянул куда-то вверх. – А дождь это не плохо.

«Пазик» кашлянул, захрипел. И тронулся. Дверца по-вратарски прикрыла угол.

Осталось самое простое – дойти.

И самое интересное, подумалось тут же. Автобус привез их туда, куда Женя обещал. Он никого не подвел, и от этого стало легко. И весело – от того, что им предстояло настоящее путешествие. От слова «шествие». Или «путь»?

Они стояли прямо в центре треугольника, пыльного, бледного, очерченного трассой и развилкой дороги, упирающейся в нее. Остроконечная вершина указывала стрелкой путь. Оля взвалила на плечо сумку. Последовало и шествие.

Троица вошла в высокие, просто исполинские ворота в зеленой ветвистой стене, тянущейся вдоль трассы. Серое полотно, сужаясь, уходило вдаль. И где-то там, далеко – не разглядеть – упиралось в другие ворота, за лазурной синевой которых дом, семья и новый день. Дорога плавно петляла и так же плавно шла волной. Они оказались на одном из ее гребней и теперь медленно спускались. Одной ногой шаркая по асфальту, другой топча пыль обочины. Сперва Оля, за ней Катя и замыкающим Женек Голова – Волчок.

Справа, слева – поля. Кругом поля. До самого горизонта. А дойдешь до горизонта – и там поля. Ровным золотом. Дикой зеленью. И бурым молчанием. Раскинулись и манят свернуть на несколько веков назад. И пройти странником от края до бескрайности.

И вроде скука. Уж поле видел каждый. И не одно. Сколько нужно минут на полюбоваться? А дальше что? Созерцание – дело тренировки. Оно идет от понимания. Вряд ли Женьку оно было доступно, зато он знал, что и каждое из этих полей людей видело куда больше. Больше – и в краткий момент времени, и с начала времен. Созерцало и рождение одних, и смерть других. И, наверно, это тоже было скучно.

Но Голова – Волчок не скучал.

На дорогу вдруг вылетел всадник на гнедом скакуне. Копыта зацокали в танце. Наездник в черной папахе и алом бешмете натянул поводья. Резвый конь вскочил на дыбы. Красиво и величаво. Совсем как в «Неуловимых мстителях». В следующий миг ездок погнал прочь. И переливающаяся, змеящаяся на ветру пшеница превратилась в степной ковыль. И всадник ринулся стрелой, перечеркивая степь. Вдаль, к самому краю неба. Женек устремился следом. И чувствовал скорость, слышал свист ветра, и гулкий бой копыт о землю, и дыхание коня, и зов всадника – быстрей! Он спешил. Или просто жаждал ощутить простор.

Но вот вой ветра перешел в свист пуль и снарядов, топот копыт – в залпы и взрывы. И не было больше ни ковыля, ни пшеницы, лишь сырая земля, вспаханная гусеницами, воронками и окопами. А с ближайшей высотки темными пирамидками ползли вражеские танки. И комья земли взметались фонтанами. И слышно было, как кричали. Но уже не «быстрей!» – это, скорее, шептали, – а голосили, подхватывая друг от друга: «Ура!»

Видел Женя еще и мужиков в белых рубахах, мерно свистящих косами, и женщин с серпами. Повернул голову, а там, посреди широкого бархатистого лоскута, огромные знаки. Круги, полумесяцы, дуги – послания пришельцев. Затем вдруг дрожь под ногами, и облако пыли, растущее и приближающееся, как и раскатистый гром. И Женька знал – смотрел «В мире животных» – это дикое стадо буйволов тучей несется.

Вот что такое поля. Но ничего этого не было раньше – в окошко автобуса.

Он вернулся на асфальт. Прямо перед ним – спины сестер, а вдали, где кончался склон, показалась деревенька и просвечивало между домами озеро. Прогремело вновь. Приглушенно, словно прощаясь. А на деле – предупреждая. Женек глянул от поля вверх. Подуставшее солнце безнадежно окружали тучи. Тяжелые и воинственные, они занимали уже весь северо-западный фронт.

– Грозы нам только не хватало, – усмехнулась Оля, остановившись передохнуть. Нагнулась к сумке.

Дождь это не плохо, вспомнил Женя. Как бы не так!

– Далеко еще? – печально спросила Катя

– А то сама не знаешь, – буркнула Оля. Выпрямилась и сделала несколько глотков из бутылки. Затем добавила: – Спуститься, подняться, пройти еще вдоль тех деревьев, а потом еще столько же.

– Издеваешься! Мы так до ночи будем переться, – заворчала Катька, принимая от нее «газировку». – И чего нас никто не подвезет?

– Да-а, неплохо бы, – Оля глянула вдоль дороги. Назад, вперед.

Машин не было. Ни одной за все время, сообразил Женек. От питья он отказался.

– Давай-ка возьмись за другую, – Оля указала Кате на вторую ручку сумки.

Они дружно подхватили ее. И шествие продолжилось.

Через пять минут солнце скрылось, и ветер в спины задул резче.

– Интересно, из деревни уже позвонили маме домой? – подумал вслух Женя.

– У них же нет телефона. Вроде, – отозвалась Катя.

– В прошлом году не было, – присоединилась Оля. – Но в деревне-то точно есть. На почте хотя бы.

– Вот, наверно, переполох теперь. Куда, думают, мы пропали… Да-а, влетит нам, – Женя поежился то ли от предчувствия, то ли от ветра.

– Ну-ну, «нам», – невесело усмехнулась Оля.

Все замолчали. Женек хотел ее как-то поддержать, но ничего, кроме девиза мушкетеров, в голову не шло. Но сестра дожидаться не стала:

– Они все равно до родителей не дозвонятся. И папа, и мама работают сегодня во вторую смену.

– Та-а-ак, – протянула Катька. – А это хорошо или плохо?

– Наверно, хорошо. Подумают просто, что мы передумали сегодня приезжать. И волноваться не будут, – предположила Оля, последние ее слова заглушил гром. Уже совсем-совсем, казалось, над головами.

– Или что остались в Комсомольске, – подхватил Женя. – И тут мы как заявимся. Сюрприз! Вот и мы!

Он засмеялся. Но в одиночестве. Порыв ветра подхватил его смешок и растерзал. Стало грустно. И тихо.

А через пару шагов ему за шиворот плюхнулась холодная капля. Он весь сжался, плечи подскочили до ушей. Капля скользнула на спину, и по телу пробежала дрожь. Ни второй, ни третьей капли не последовало. Сестры молчали. Они, видимо, своего поцелуйчика с небес не получили. И Женя знал, что это значит. И соглашаться не хотел – нет, он не ленивый.

Он подбежал к Кате, схватил ручку сумки:

– Давай, я теперь. По очереди.