Как ты умрешь

– Мне очень жаль.

– Н-да… Пора было привыкнуть. – Мужчина горько вздохнул. – Не надо бы уже замирать от надежды при ваших звонках. А я вот все себя тешу…

– Увы, мистер Верн. Извините.

На том конце дали отбой.

– По пропавшим тупик, – объявил Митчелл Джейкобу.

– Что поделать, – развел тот руками. – Придется плясать от ключей машины.

– Хорошо, – сказал Митчелл. – Если б она жила рядом с парком, то не взяла бы их с собой. Значит, припарковала машину где-то поблизости.

Джейкоб кивнул.

– Похоже на то. Ну, а поскольку при ней не было ключей от квартиры и другой необходимой мелочовки, то она, скорее всего, оставила все свои вещи в машине и вышла пробежаться налегке.

– Ну-ка, давай посмотрим… – Митчелл открыл у себя в браузере карту города. – Вот Баттермир-парк. Если она припарковалась на южной стороне, возле Вэлли-Виста-роуд, то машину должна была поставить на одной из этих стоянок. – Он указал на две парковки на карте. – Других парковочных мест на Виста-роуд нет.

– Допустим. – Джейкоб посмотрел Митчеллу через плечо. – Только если б она припарковалась к востоку от парка, бежать бы ей пришлось по дрянной местности – кочки да колючки, – так что давай пока предположим, что ее машины там нет. Зато она могла припарковаться где угодно на Файрстоун-драйв. Улица тихая, паркуйся где угодно.

– Если она так сделала, а ее машина осталась там на неделю с лишним, ее могли отбуксировать.

– Логично, – одобрил Джейкоб. – Давай с этого и начнем.

Он встал и надел шляпу.

– Ты куда? – не понял Митчелл.

– К транспортникам.

– Транспортный отдел, между прочим, в нашем здании, – напомнил Митчелл. – Шляпа тебе зачем?

Джейкоб обиженно выпрямился.

– Это моя шляпа. Она для меня как часть мундира. Ты вот, скажем, в транспортный без штанов заходишь?

– Иногда. Когда хочу серьезного отношения.

– Ну вот видишь… Так что держи свои штаны при себе, а я сейчас вернусь. Отчет уже у меня в компьютере, приду – скину.

В транспортном отделе одиноко сидел сержант Уоллес, знакомец Джейкоба с незапамятных времен. Они год в год поступили в полицию и вместе же учились в полицейской академии.

Но, несмотря на то что они были на короткой ноге, Джейкоб считал Уоллеса одним из самых бестолковых во всем участке. Свою бестолковость он проявлял еще в академии, постоянно пребывая в шаге от отчисления, – и продолжал демонстрировать по ходу службы, уже став копом. Во время учебы вся их комната дружно недолюбливала Уоллеса за храп по ночам – долгий, с изменчивым жужжанием, он восходил руладами, а затем опадал в басовый регистр, где на секунду замирал. Бывало, что и пресекался посередке. Любой из близлежащих чувствовал, как Уоллес напрягается, и лелеял надежду, что дыхание мучителя сейчас прервется и он наконец-то затихнет навсегда. Но проходили секунды – одна… две… три… И ненавистный жужжащий храп вновь взвивался из искривленных носовых пазух.

От этого звука было некуда деться, к нему было невозможно привыкнуть; он не давал заснуть по ночам, когда каждая секунда сна на вес золота. А по утрам, когда Уоллес просыпался, его кровать неизменно окружали ботинки, пущенные в него ночью разгневанными соседями по комнате.

Уоллес был полноватый, загорелый, среднего роста. Лысел, но, в отличие от Джейкоба, бритости головы предпочитал седую плешь. Нос у него, несмотря на храп, был довольно широк и занимал изрядную часть лица. При виде Джейкоба Уоллес заулыбался и откинулся на спинку стула.

– Ба-а, Купер! – радушно воскликнул он. – Какими судьбами в наш шалаш?

– Привет, Уоллес, – сказал Джейкоб. – Да вот, хочу вычислить одну тачку. Ее, возможно, совсем недавно отбуксировали с Файрстоун-драйв.

– Сделаем, – беспечно заверил Уоллес. – Описание или номер есть?

– Нет.

– Ну, а дата буксировки?

– Нет даже уверенности в том, что ее вообще буксировали, – сказал Джейкоб.

– Это может осложнить дело, – погрустнел Уоллес. – Сам понимаешь, за последний год с Файрстоун-драйв могли отбуксировать хренову тучу тачек. Как тут определишь, какую именно искать?

– Уж этим я буду заниматься, – успокоил Джейкоб.

– Будь у меня какое ни на есть описание, я, может, смог бы сэкономить тебе немного времени…

– Знаю, да только описания у меня нет.

– Ну хотя бы часть номерного знака… Может, свидетель видел какие-то цифры… Иногда замечают такое, что диву даешься. Ты спрашивал у местных, видели они номерные знаки машины?

– Нет, Уоллес. Никто ничего не видел.

– Вот же заковыка, а? Не было, как говорится, печали. Кто знает, сколько машин было эвакуировано за время…

– А ты возьми да посмотри.

– А, ну да, конечно. Может оказаться непросто, но я попробую. Оно бы, конечно, неплохо, если б знать хоть какие-то детали… Сэкономило бы время. Но давай глянем – может, что-то и разглядим. – Уоллес развернулся к компьютеру. – Как там Мелисса?

– Марисса, – поправил Джейкоб. – Да ничего. Вполне себе.

– Рад слышать, рад слышать, – рассеянно пропел Уоллес, медленно печатая двумя пальцами. Дважды разведенный, он любил рассказывать всем, кому некуда было деваться, о своих перипетиях с этими разводами. – Хорошую ты сцапал… Повезло тебе.

– Спасибо. Я тоже так считаю.

– Так. Докладываю. За прошедшие полгода никаких машин с Файрстоун-драйв не эвакуировано.

– Вообще никаких?

– Вообще.

Джейкоб мог с гордостью констатировать, что попрощался с Уоллесом учтиво. В сдвинутой набекрень шляпе он вернулся к себе, подтащил свой стул к столу Митчелла и грузно сел. Напарник пристально смотрел на экран и даже не повернулся, чтобы взглянуть на него.

Из-за Митчелла Джейкоб всегда чувствовал себя старым. Молодому детективу было тридцать два, то есть на двадцать четыре года меньше, чем ему самому. Когда Джейкоб стал детективом, Митчелл еще постигал, что мелки предназначены для рисования, а не для того, чтобы совать их в рот. К тому же он был хорош собой, как Джейкобу неоднократно говорили жена, дочь-подросток и кое-кто из коллег. Он был высок, широкоплеч и поджаро-мускулист, а кожа носила легкий оттенок загара. В отличие от Джейкоба, у него были волосы, причем на зависть пышные и густые.

И, конечно же, у Митчелла были портретные глаза, которыми Господь одарил все семейство Лонни: нефритово-зеленые, глубокие, безупречной величины и формы. Не глаза, а очи, исполненные мудрости и печали, – глаза древней души, хорошо знакомой с греховной сутью человечества. Сам Митчелл однажды заметил, что такое не бывает просто так. А еще он подравнивал брови, придавая себе этим еще более умудренно-эпический вид. Джейкоб, может, тоже хотел бы, да не знал, как это подравнивание делается, даже если б от этого зависела жизнь его горячо любимой жены.

Поквитаться с этим парнем Джейкоб мог лишь в одном: по числу пивных пинт он уверенно перепивал его в пропорции три к одному.