Пятый свидетель

Я подождал, не скажет ли она еще чего-нибудь касающегося моего дела, но она вернулась к своему учебнику естествознания, лежавшему перед ней на столе.

А я – к своему протоколу вскрытия и фотографиям смертельных ран на голове Бондуранта. Патологоанатом выбрил то место на его голове, где находились раны. Чтобы дать представление об их размерах, рядом лежала линейка. Кожа вокруг ран была красноватой и разорванной, но кровь смыли, чтобы увидеть форму ран – она была округлой. Две раны перекрывали друг друга, третья располагалась всего в дюйме от них.

Круглое очертание следа от орудия убийства наводило на мысль о молотке. Я не из тех мужчин – мастеров на все руки, которые умеют все в доме починить, но что находится в ящике с инструментами, знаю и знаю, что у большинства молотков боек круглый, иногда овальный. Наверняка это подтвердит эксперт по инструментам из отдела коронера, но всегда лучше быть на шаг впереди и предвосхищать выводы и действия противника. Я заметил, что в каждом отпечатке орудия имелась маленькая V-образная отметина, но не мог догадаться, что она означает.

Я снова просмотрел отчет об обыске и обратил внимание, что в списке изъятых в Лайзином гараже инструментов молоток не значился. Это было странно, потому что было изъято множество других, менее употребительных инструментов. Опять же дело могло быть в том, что обыск проводился до вскрытия, когда многие факты еще не стали известны. Полиция просто забрала все инструменты, не выделяя какой-то определенный. Тем не менее вопросы оставались.

Куда подевался молоток?

И был ли это молоток?

Разумеется, это был первый обоюдоострый меч в этом деле. Обвинение будет утверждать, что отсутствие молотка в полном наборе рабочих инструментов свидетельствует о виновности. Обвиняемая воспользовалась им, чтобы убить жертву, а затем избавилась от него, стараясь скрыть свою причастность к преступлению.

Точка зрения защиты на этот факт будет иной: отсутствие молотка свидетельствует в пользу невиновности. Нет орудия – нет связи с обвиняемой – нет и дела.

На бумаге все выглядит убедительно. На деле – не всегда. Обычно в подобных случаях присяжные склоняются на сторону обвинения. Можно назвать это эффектом защиты дома. Обвинение – всегда «домашняя» команда.

Тем не менее я сделал пометки: сказать Циско, чтобы он получше поискал молоток; выяснить у Лайзы, что ей известно; найти ее мужа – хотя бы для того, чтобы спросить его, был ли в его комплекте инструментов молоток и что с ним случилось.

Следующая серия снимков изображала череп после того, как с него была удалена кожа. Повреждения были обширными, все три удара проломили кость, и трещины волнами расходились от эпицентра ударов. Раны описывались как несовместимые с жизнью, и снимки полностью подтверждали это заключение.

В отчете о вскрытии перечислялись и другие повреждения на теле – ссадины и даже разрывы кожи, а также три сломанных зуба, но их патологоанатом считал полученными в результате падения, поскольку Бондурант рухнул лицом вниз на цементный пол. Он потерял сознание, если не был мертв еще до того, как ударился об пол. Никаких травм, свидетельствовавших о сопротивлении, не найдено.

К протоколу вскрытия были приложены также фотокопии снимков с места преступления, предоставленные патологоанатому полицейским управлением Лос-Анджелеса. Это был не полный комплект, а лишь шесть фотографий, показывавших местоположение тела in situ – то есть так, как оно было обнаружено. Мне бы хотелось располагать полным набором снимков, причем подлинных, а не фотокопий, но их я не мог получить до тех пор, пока судья не снимет запрет на знакомство с доказательствами, наложенное Энди Фриман.

Фотокопии фиксировали под самыми разными углами обзора положение тела Бондуранта, распростертого в гараже между двумя автомобилями. Водительская дверца его «лексуса» была открыта. На полу рядом – картонный стакан из «Джоуз Джоу» и лужица расплескавшегося кофе. Неподалеку – раскрытый портфель.

Бондурант лежал лицом вниз, спина и макушка головы испачканы кровью. Казалось, что глаза у него открыты и смотрят прямо в пол. Маркером на фотографиях были обведены капли крови на полу. Никаких предположений относительно того, была ли это кровь, брызнувшая непосредственно из раны в момент нападения или накапавшая с орудия убийства, в отчете не содержалось.

Я обратил особое внимание на портфель. Почему он открыт? Пропало ли из него что-нибудь? Если преступник, совершив убийство, рискнул потратить время на то, чтобы обыскать портфель, значит, это хладнокровный и расчетливый человек. В тот момент гараж уже наполнялся прибывающими на работу сотрудниками банка. Не побояться шарить в портфеле рядом со своей жертвой – чрезвычайный риск, человек, убивший в состоянии аффекта или из мести, ни за что не стал бы этого делать. Не похоже на действия дилетанта.

Я сделал еще несколько пометок, касающихся возникших у меня вопросов, и памятку для себя: сказать Циско, чтобы он выяснил, есть ли в банковском гараже персональные парковочные места и написана ли на стене перед местом, где припарковался Бондурант, его фамилия. То, что прокуратура добавила к делу обвинение в организации засады, указывало: они уверены, что Лайза Треммел знала, где и когда появится Бондурант, – ведь им придется доказывать это в суде.

Я закрыл папку с делом Треммел, натянул на ее углы резинки и подсунул под них блокнот.

– Все в порядке? – спросил я Хейли.

– Конечно.

– Ты закончила?

– Еду или уроки?

– И то и другое.

– Есть я закончила, но у меня еще остались обществоведение и английский. Хотя, если хочешь, можем ехать.

– Мне нужно просмотреть еще несколько папок. У меня завтра слушания.

– По этому делу об убийстве?

– Нет, по другим.

– Это по тем, где ты стараешься помочь людям остаться в своих домах?

– Именно.

– А почему этих дел так много?

Устами ребенка…

– Алчность, милая. Все это из-за всеобщей алчности.

Я взглянул на нее, чтобы понять, достаточно ли такого объяснения, но она не возвращалась к урокам, а смотрела на меня выжидательно – четырнаддатилетнее существо, которому интересно то, что большей части населения страны не интересно вовсе.

– Ну, смотри: чаще всего, чтобы купить дом или кооперативную квартиру, нужна куча денег. Именно поэтому так много людей могут лишь арендовать жилье. Большинство же тех, кто покупает дом, должны выложить очень солидную сумму, но у них почти никогда нет достаточно денег, чтобы расплатиться за него сразу и полностью. Тогда они идут в банк и берут заем. Банк проверяет, достаточно ли у них собственности и достаточный ли доход они получают, чтобы выплатить этот заем. Он называется ипотечной ссудой. Если все оказывается в порядке, эти люди покупают дом и начинают ежемесячно в течение многих лет выплачивать свою ипотечную ссуду. Это понятно?

– Ты хочешь сказать, что они платят ренту банку?

– Ну, что-то вроде того. Только когда ты арендуешь жилье у хозяина, ты не являешься его владельцем. А если ты берешь ипотеку, дом считается твоей собственностью. Это уже твой дом, а говорят, что иметь собственный дом – это и есть заветная американская мечта.

– А твой дом тебе принадлежит?

– Да. И дом твоей мамы – тоже ее собственность.

Она кивнула, но я не был уверен, что подобные вещи доступны четырнадцатилетней девочке. Ее родители, имеющие разные дома и по отдельности выплачивающие свои ипотечные залоги, не являли собой образец воплощения американской мечты.

– Далее. Некоторое время назад процедуру покупки дома значительно облегчили, и вскоре уже практически каждый, обратившись в банк или к маклеру, мог свободно получить ссуду для покупки дома. Началось массовое мошенничество и взяточничество, очень часто ссуды выдавались людям, которым их выдавать было нельзя. Некоторые лгали, чтобы получить ссуду, а иногда лгали те, кто ссуды выдавал. Причем речь идет о миллионах таких ссуд, Хей, а когда их так много, то не хватает ни людей, ни правил, чтобы держать все под контролем.

– Что, никто никого не заставлял возвращать долги?

– Отчасти и это, но в большинстве случаев люди брали на себя больше, чем было им по силам. Ведь эти ссуды выдаются под проценты, ставки которых меняются. От ссудного процента зависит, сколько владелец дома должен платить каждый месяц, а ставка процента может вырасти весьма значительно. Иногда случается то, что называют платежом «воздушный шар» – это когда по истечении пяти лет ты должен сделать крупный заключительный платеж в погашение основной суммы залога. Чтобы всю эту длинную и сложную историю изложить коротко, скажу: экономика страны пошла вниз, а вместе с ней стали падать цены на жилье. Возник кризис, потому что миллионы людей в стране не смогли расплатиться с банками за купленные ими дома и в то же время не могли их продать, потому что теперь они стоили меньше того, что эти люди задолжали банку. Но банкам, прочим заимодавцам и тем инвестиционным синдикатам, которые держали все ипотечные залоги в своих руках, на это было наплевать. Они желали во что бы то ни стало получить обратно свои деньги. Поэтому, когда люди потеряли способность платить, они попросту начали отбирать у них дома.

– А эти люди начали нанимать тебя.

– Некоторые из них. Но сейчас заведены миллионы дел об отъеме домов. Все кредиторы стремятся получить свои деньги, и иногда кое-кто из них делает всякие плохие вещи, а кое-кто нанимает людей, чтобы делать эти плохие вещи. Они лгут, обманывают и отнимают у людей дома, делая это нечестно или в обход закона. Вот такими-то делами я и занимаюсь.

Я посмотрел на дочь, мне показалось, что она уже перестала меня слушать. Придвинув вторую стопку папок, лежавших на столе, я открыл верхнюю и, начав читать, продолжил свою лекцию:

– Ну вот дело, над которым я сейчас работаю. Семья купила дом шесть лет назад, их ежемесячный платеж составлял девятьсот долларов. Два года спустя, когда это дерьмо начало за…

– Папа!

– Прости. Два года спустя, когда все пошло в этой стране наперекосяк, им повысили ссудный процент, а соответственно возросли и ежемесячные платежи. Одновременно с этим муж, который был водителем школьного автобуса, потерял работу, потому что попал в аварию. Тогда муж с женой пошли в банк и сказали: «Эй, у нас возникла проблема. Нельзя ли изменить или по-новому организовать условия нашего займа, чтобы мы имели возможность продолжать выплачивать свой долг?» Это называется реструктуризацией долга, но на самом деле это всего лишь отсрочка. Эти люди поступили правильно, но банк обманул их и довел до новой беды. Им сказали: да, конечно, мы продолжим с вами работать и что-нибудь придумаем, а вы пока платите что можете. Таким образом, владельцы дома платили что могли, но этого было недостаточно. Они ждали, ждали, однако из банка не было ни слуху ни духу. Не было до тех пор, пока они не получили по почте уведомление, что дом у них отбирают. Вот как поступают банки, и вот с чем я пытаюсь что-то сделать. Это, знаешь ли, Хей, как борьба Давида с Голиафом. Гигантские финансовые институты железной пятой давят людей, а у тех слишком мало ребят вроде меня, которые изъявляют готовность за них вступиться.

Только объясняя всю эту кухню малолетней дочери, я наконец понял сам, почему стал заниматься этой конкретной сферой юриспруденции. Да, кое-кто из моих клиентов просто вел хитрую игру с системой. Они были шарлатанами не хуже самих банков, которые пытались их обмануть. Но другие мои клиенты были действительно растоптаны и обездолены. Они являлись настоящими жертвами, и я хотел защитить их, дать возможность остаться жить в своих домах хотя бы столько, сколько возможно.

Хейли занесла ручку над тетрадкой и лишь ждала момента, когда я «отпущу» ее, чтобы вернуться к урокам. Таким образом она выказывала вежливость – должно быть, это у нее от матери.