Правда зеркала

«Идиот».

Любой, у кого имелось бы хоть немного мозгов, сел бы в углу, спиной к стене. Надо бы подойти и воткнуть нож ему в печень, преподать урок. За столом напротив Вихтиха расположился юный блондин, судя по белому одеянию, жрец Геборене. В вечной серости Послесмертия волосы юноши сияли, как золотой факел. Они были увлечены разговором, и даже не подозревали, что она стоит и смотрит на них. Штелен – ее по-прежнему никто не замечал – пересекла зал, чтобы получше рассмотреть священника. Она увидела его лицо и замерла на месте. Морген. Юный бог теперь выглядел лет на двадцать, но она узнала его. Если Вихтих с его квадратной челюстью, темными бровями, нависающими над плоскими серыми глазами, и идеальным носом был невероятно красив и сразу врезался в память, Морген с его мягкими, хоть и привлекательными чертами лица из нее немедленно улетучивался. Его плоть, бледно-розовая, здесь выглядела оскорблением, как и его волосы. Он носил жизнь как метку своей избранности, выделялся среди всех в этом месте, принадлежавшим мертвым. Как будто бы он чем-то был лучше их всех! Штелен захотелось выпустить ему кишки.

«Но где же, черт возьми, Бедект?»

Штелен внимательно осмотрела Вихтиха, его широкие плечи и идеальные волосы, взлохмаченные с тонко продуманной небрежностью. Он расслабленно развалился на стуле, всей позой излучая уверенность в себе, подмигивал проходящим девушкам и отвешивал им комплименты, даже не замечая этого и совершенно не смущаясь тем, что служанки пропускали все его любезности мимо ушей. И только глаза, холодные и расчетливые, выдавали его. Все это – и поза, и любезности – было фальшивкой. Не было во всем мире ни единого человека, которого бы Вихтих не предал ради малейшей и самой мимолетной выгоды для себя. Он был ублюдком, и она ненавидела его, и хотела его прикончить, и выпустить ему кишки, и оставить истекать кровью в темном переулке.

Ее опалил краткий, но жгучий всплеск похоти.

И Морген. Она вспомнила, как он стоял и смотрел, как она умирает. Любопытство – вот и все, что было написано на его мерзком личике. Не испуг и не грусть, а просто желание узнать, что она чувствует. Он мог бы спасти ее. Да, у нее был припрятан нож, и она была готова пустить его в дело, если только мальчишка окажется в пределах досягаемости, – ну и что? Он мог хотя бы попытаться.

«Пырни маленького поганца ножом».

Штелен подкралась ближе. Но сработает ли это? Умрет ли он, если она перережет ему горло?

«Он бог».

Что правда, то правда, но сейчас он, например, замечал ее присутствие не больше, чем все остальные пьянчуги, собравшиеся здесь. Ни одна старая деревянная половица не скрипнула под ее ногами. Никто не бросил в ее сторону ни единого взгляда. Служанка прошла мимо, даже не заметив. Штелен сморгнула и отвлеклась на миг, чтобы внимательно осмотреть девушку, которая разнесла выпивку и вернулась за барную стойку.

«Я убила ее».

Она осмотрела остальных завсегдатаев таверны.

«Я убила вас всех».

Ну, кроме Вихтиха и Моргена. Эту маленькую ошибку все еще можно исправить.

Придя в себя в Послесмертии после того, как Бедект ее туда отправил, Штелен обнаружила вокруг себя целую армию людей, которых отправила сюда она. Почему все эти люди – пьянчуги, служанки, хозяин таверны – не встретили ее там и тогда, вместе с остальными?

«Они не воины», – отметила она. Они не верили в Кредо Воина? Неужели это и спасло их от вечного рабства? Интересная мысль.

Вот она здесь, исполняя приказ Бедекта, потому что у нее не было выбора. Он убил ее. А если она теперь смогла бы избрать для себя другую веру, потеряет ли Кредо Воина власть над ней, сможет ли она обрести свободу?

«А ты хочешь этого?»

Штелен уклонилась от обдумывания и этой мысли.

Толпа убитых ею людей, которые следовали за ней всюду, на поверку оказалась состоящей из гораздо более жутких мерзавцев, чем она ожидала. Убив примерно с десяток тех, кого ей захотелось убить снова, остальных она бросила. Не освободила их от уз Кредо, обязывавших служить ей, а просто ушла и оставила их. Последуют ли они за ней сюда? Ей было все равно.

Штелен снова окинула взглядом зал таверны. Вот они здесь, эти люди, свободные от обрекающих на вечное рабство уз – и что они сделали со своей смертью? Вернулись в ту же самую проклятую богами таверну, к тому же самому пьянству, которое в итоге приведет их в тот мир, что следует за Послесмертием.

«А ты изменила что-нибудь в своей судьбе? Так и таскаешься за Бедектом, как течная сука».

Но она должна была. У нее не было выбора.

«Он убил меня».

Но кое-что она изменила в своей жизни. Теперь она встретилась с Лебендих. Никогда раньше Штелен не подпускала никого настолько близко. Никогда прежде она не доверяла никому так сильно.

«Ты доверяешь ей только потому, что она не может предать тебя».

Штелен со скрежетом стиснула зубы так, что челюстям стало больно. Она подобралась поближе к столику и встала позади фехтовальщика, вдохнула его запах – запах мужика. Ей захотелось ему отсосать. Она торчала прямо над плечом Вихтиха, но юный бог на нее даже не взглянул. Он всем телом подался вперед, к Вихтиху, и что-то бормотал заговорщическим тоном. Пусть маленький паршивец и не убил ее сам, но Бедект убил ее из-за него. У Штелен просто руки зачесались при виде Моргена. Ухватить его за волосы, откинуть его голову назад, обнажив безупречное мягкое горло. Если ударить ножом как следует, можно будет разом проткнуть обе артерии, с обеих сторон шеи.

«Он украл у меня».

Он убил Вихтиха, вспорол ножом живот и оставил умирать медленной и мучительной смертью. Никто не мог убить Вихтиха, кроме Штелен, а маленький поганец лишил ее этого.

«Никто не ворует у меня».

Но это было еще не все, что Морген забрал у нее.

Бедект. Она могла бы быть счастлива с Бедектом. Она вспомнила ту ночь в Найдрихе, тот пьяный трах. Морген разрушил и это, прикончил ее единственный шанс обрести счастье.

Морген украл ее шанс быть с Бедектом. Он был причиной, по которой Бедект убил ее, был причиной, по которой она пребывала здесь, в этой серой мертвой вечности.

Всем этим она тоже обязана маленькому ублюдку.

Убить Моргена было недостаточно. Убийство, пусть и справедливое, не уравновесит чаши этих весов. Она должна украсть у него что-то за каждую вещь, каждую возможность, которой он лишил ее. А потом она убьет его.

«Бог он или нет, я стану его смертью».

Какой высокомерный паршивец! Напялил на себя тело взрослого мужчины, которого не заслуживал. Глупый маленький мальчик, ничего не знающий о мире. Она представила себе удивление на его лице, когда он поймет, что она сейчас убьет его.

«Никто не ворует у меня».

И бог, и фехтовальщик полностью игнорировали ее присутствие. Штелен обошла стол и оказалась позади бога. От него пахло мылом и хлоркой. Посмотрев ему через плечо, она увидела, что Морген, спрятав руки от взгляда Вихтиха, отковыривает с них засохшую кровь. Она поняла, в чем дело. В этом действии воплощалось его безумие. Он хотел быть безупречно чистым, но чувствовал вину за убийство, которое совершил.

«Чувство вины – это слабость».

Даже такие дебилы, как Вихтих и Бедект, понимали это. Сколько бы Вихтих ни изгалялся, называя ее второстепенным клептиком, она знала правду. Она была сильным клептиком. Она могла взять что угодно у кого угодно, стоило ей лишь по-настоящему этого захотеть. Забрать жизнь являлось самой крупной возможной кражей.

«Когда-нибудь меня схватят. Когда-нибудь меня накажут за все мои преступления».

Штелен не страшилась этого; она об этом молилась. Всю жизнь ее просто игнорировали, не видели. Придет день, когда они увидят ее.

Штелен забрала у Моргена три предмета, маленьких, деревянных и теплых, и не глядя переложила их в свой карман. Неважно, что они собой представляли, смысл был не в этом. Они были его, а теперь они стали ее.

В разговоре промелькнуло имя Бедекта, а глазах Вихтиха – внезапная искра боли и сдерживаемой ярости. Штелен прислушалась к беседе.

Бедект, говорил Морген фехтовальщику, бросил их здесь, в Послесмертии, а сам вернулся к жизни с мешком золота. Вихтих сделал вид, что ему все равно, но боль и горе явственно проступили на его красивом лице. В отличие от Штелен, его собственная мощь как гайстескранкена, похоже, не росла.

Она слушала, как Морген убеждает фехтовальщика отправиться в погоню и убить старого воина. Он подводил Вихтиха к этому, как человек ведет упрямого осла к воде, пускал ему пыль в глаза и давал многочисленные обещания, которые, как и все обещания, были ложью. Вихтих был, конечно, гефаргайстом, но Штелен никогда не встречала никого, кем было так легко манипулировать. Мальчик даже не пытался вести тонкую игру.

Штелен погладила в кармане украденные у Моргена вещи. Удовлетворенная содеянным, она вернулась на свое прежнее место позади Вихтиха. Ей больше нравился его запах – резкий запах мужчины, – чем бескомпромиссная чистота, которой благоухал Морген.

– И последнее, – сказал Вихтих, убирая в карман монеты, которые Морген положил на стол перед ним. – Штелен.

Штелен немедленно, привычно избавила его от совершенно лишних ему монет.