Правда зеркала

Солгал ли Нахт о причине, по которой Бедект сбежал из вечной серости Послесмертия? Разве само возвращение к жизни не было достаточным основанием?

«Почему Бедект может обратиться против меня?»

Искупление.

Морген слегка улыбнулся при этой мысли. Нет, только не Бедект. Он был таким же своекорыстным, как и все, кого Морген встречал за свою короткую жизнь. Он предпринял бы что-нибудь против Моргена только в том случае, если бы рассчитывал извлечь из этого что-либо полезное для себя. Нахт нашел, что предложить Бедекту за падение Моргена, или все это было ложью от начала до конца?

«Я и сам солгал и послал друзей Бедекта убить его».

И они это сделают, без сомнения. Штелен никогда не простит Бедекту, что он убил ее, и никогда не сможет простить ему, что он бросил ее в Послесмертии. По правде говоря, посылать Вихтиха было ни к чему. Это был запасной план, Морген даже не ожидал, что придется к нему прибегнуть. Но фехтовальщик заявился на место встречи первым. Моргена страшно раздражало, что смертных нельзя расставить или передвинуть в нужном порядке, как он привык делать со своими солдатиками. Оставалось только извлечь из ситуации максимум пользы. Скорее всего, Штелен настигнет и убьет Вихтиха гораздо раньше, чем фехтовальщик успеет подобраться к Бедекту. Как только старик умрет и вернется в Послесмертие, Морген с большим удовольствием посмотрит, как эта душа – стремительно – отправится в мир за Послесмертием, каков бы тот ни был.

Друзья Моргена были хорошими учителями. Вихтих научил его лжи и надувательству, манипулированию даже самыми близкими людьми – особенно ими. У Штелен он обучился воровству и готовности к насилию. Как самая смертоносная в этой несущей смерть троице, она научила его, что самый быстрый путь к победе – это убить противника до того, как он узнает, что бой начался. А лучше всего – еще до того, как он узнает, что бой вообще будет. А от Бедекта он научился предательству. А теперь Бедект бросил своих друзей в Послесмертии, и это было самым свежим предательством.

Морген победит еще до того, как его противники – Вихтих, Штелен и Бедект – поймут, что они борются за свою жизнь. Конечно, преимущество было на его стороне. Предполагать, что эти коварные безумцы прикончат друг друга аккуратно и предсказуемо, было бы безумием.

«Где вы сейчас, друзья мои?»

Он полез в карман, чтобы погладить три фигурки – по одной на каждого из его друзей, – вырезанные с большим искусством, как миниатюры для какой-нибудь стратегической настольной игры.

И ничего не нашел.

Морген остановился посреди улицы. Спешащие по своим делам мертвые обтекали его, как если бы он был камнем в реке. Или богом.

Его обворовали в таверне? Нет, этого не может быть.

– Дерьмо, – с яростью, не приличествующей богу, выругался он. – Штелен.

Могла ли она свистнуть фигурки так, чтобы он этого не заметил? Конечно, нет. Она могла быть могущественным клептиком, но он был богом.

Должно быть какое-то другое объяснение. Может, он их где-то оставил? Он мог быть богом, но это не значит, что он не допускал ошибок. Иногда его что-то отвлекало, иногда его…

Иногда его обворовывали. Другого объяснения он не видел. Штелен обчистила его.

Он рассмеялся – без всякой радости и даже почти со страхом.

«По крайней мере, они у Штелен».

Ей никогда не понять предназначение этих маленьких резных фигурок, но даже если это удастся, она использует их, чтобы убить своих друзей. Теперь Моргену было бы сложнее найти и убить ее после того, как дело будет сделано, но он знал, что она придет за ним, как только прикончит своих друзей. Иногда самые непредсказуемые люди оказывались самыми предсказуемыми.

Воплотить в жизнь свои планы Моргену полностью не удалось, но и нельзя было сказать, чтобы он потерпел полную неудачу на этом пути.

В витрине ближайшего магазина Морген заметил свое Отражение, Нахта. Тот наблюдал за ним. Лицо его было в грязи и крови. Окно было безупречно чистым.

– Крах всех твоих устремлений начался с одной маленькой ошибки, – сказал Нахт. – Вихтих научил тебя не только жульничать, лгать и манипулировать.

Морген отвернулся.

– Ты позаимствовал у него и часть самоуверенности.

Он двинулся дальше, чувствуя всей спиной взгляд голубых глаз – таких же, как и его собственные. Слова Нахта преследовали его. «Одна маленькая ошибка».

«Зачем я взял фигурки с собой на встречу?»

Он знал, что Штелен будет там, и он знал, что не стоит игнорировать воровку – она всегда тащила все, что подворачивалось под руку.

Еще одно грязное Отражение глянуло на него из другой сверкающей витрины.

– Ты знаешь ответ, – произнес Нахт, когда Морген проходил мимо.

– Лошадиное дерьмо, – Морген выругался и сморщился от собственной грубости.

Слишком многому он научился у своих друзей. Они осквернили все, чем он должен был стать. Моргену захотелось вернуться в храм Геборене в центре города и как следует отыграться на Кёниге за свои промахи.

Впереди он увидел еще одно Отражение – это было в лохмотьях. Оборванец насмешливо поклонился ему, когда Морген поравнялся с ним. Бог сгорбился.

– Ты хочешь потерпеть неудачу, – сказал Нахт.

Нахт следил, как он идет по улице, из каждого окна по обеим ее сторонам и что-то нашептывал Моргену на тысячу ладов. Бог попытался заглушить эти голоса. Грудь болела в том месте, где нож Бедекта прошел меж ребер и пробил сердце. Для старого воина это был акт милосердия и, как бы Моргену ни хотелось в это верить, момент самопожертвования.

Он снова услышал хриплый голос Бедекта, с трудом вырывавшийся из клокочущих от гноя легких.

«Я не убиваю детей. Это мое правило».

Огромный мужчина просил, почти умолял Моргена, надеясь, что найдется для них обоих какой-нибудь иной путь.

Из-за Моргена Бедект лишился последних крох своей и так не очень большой чести. Воин спас его от вечного рабства; он вонзил нож в сердце Моргена, чтобы в Послесмертии богу не пришлось служить то ли Эрбрехену Поработителю, то ли хассебранду Гехирн, которая сожгла их обоих.

– Нет, не хочу я потерпеть неудачу, – с вызовом ответил Морген своему Отражению.

– Ты не обращал внимания, – Нахт высунулся из другого безупречно отмытого окна. – Что до сих пор называешь их друзьями?

Морген снова заметил на своих руках засохшую кровь и принялся отковыривать ее на ходу, красные чешуйки падали на мостовую. Они отмечали его путь, как россыпь лепестков мертвых роз отмечает путь невесты на свадьбе. Неважно, что крови на самом деле не было – это было не что иное, как воплощение его собственной вины. Неважно, что кровь раз за разом проступала на его руках. Его руки должны стать чистыми. Хотя бы на миг.

Но нет.

Морген перешел из Послесмертия в мир живых и с наслаждением окунулся в совершенство улиц, где тут и там белели одеяния его священников – белизна была настолько яркой, что почти ослепляла. Здесь, в мире живых, высоченная стена вокруг Зельбстхаса была уже возведена полностью. Почему-то время в Послесмертии шло по-другому. В мире мертвых с того момента, как он туда попал, прошло две недели, но для живых минуло почти десять лет. Вот будет еще один маленький сюрприз для его друзей.

Он смотрел на спешащих по улицам людей – его людей, – и не подозревавших, что их бог стоит среди них. В тенистом переулке он заметил старика, согбенного под тяжестью лет. Руки его тряслись. Он собирал подаяния. Морген двинулся туда, чтобы рассмотреть его получше. Дыхание нищего было вонючим, от него самого разило потом. Своим существованием он пятнал идеальную улицу Моргена.

«Скажу жрецам, чтобы они выкинули его из города».

И он сразу даст им приказ убить бродягу, если он вернется, чтобы снова осквернить Зельбстхас.

Морген выбрался из переулка и двинулся в сторону храма Геборене Дамонен. Оставаясь скрытым от взора смертных, миновал стражников на входе. Церковь была очень древней; по слухам, она была возведена еще до Меншхайт Лецте Империум, до того, как человечество пришло на эти земли. За последние десять лет она очень сильно изменилась в соответствии с пожеланиями бога, который теперь обитал в ее стенах. Коридоры храма, когда-то кривые и запутанные, то волей случая широкие, то невозможно узкие, теперь были прямыми и одной ширины. Его стены – непредставимый сплошной камень – потемневшие от солнца, дождя и снега за тысячи лет, посветлели, став бледно-серыми. Однажды они будут белыми. В бесконечных катакомбах под храмом пылились предметы культа бесчисленных мертвых религий. В помещениях, куда никто не заглядывал последние несколько поколений, возвышались статуи давно забытых богов. Даже Морген, на данный момент последний бог из обитавших здесь, никогда не видел церковь целиком. Многое в подвалах под храмом пугало его, пугало маленького мальчика, которым он все еще на самом деле оставался.

«Я изменил свое тело, но это ничего не дало».

Морген отогнал эту мысль, как лживую. То, что он изменил свое тело, оказало воздействие на людей. Они с благоговением слушали глупости из уст мужчины там, где игнорировали мудрые слова мальчика.