Проклятие

– Вы уверены, что врачи позволяют вам такие вольности, сэр? – мягко вставила я. – Спиртные напитки никого еще не доводили до добра и…

– Ты шутишь, дочка? – он кинул на меня слегка насмешливый взгляд. – В наших местах легче встретить диких обезьян, чем хоть одного врача! Последний – доктор Брилль – умер примерно двадцать лет назад. Но, даже, если бы он был до сих пор жив, я бы не пустил его на порог дома. Что толку от этих врачей? Бывают случаи, когда доктора бессильны, поэтому нет никакой нужды полагаться на них и их знания.

– Уровень современной медицины… – начала было я, пытаясь возразить, однако старик не дал мне закончить фразу и, оборвал на полуслове:

– Чушь! Если человек обречен, то ничто ему не поможет. И никто… – его голос дрогнул и он, понурив взгляд, словно вспомнил о чем-то грустном, замолчал и залпом выпил стакан, даже не поморщившись, а потом добавил. – Поверь мне, дочка, я знаю об этом, как никто. Вся эта ваша современная медицина – чушь собачья, прошу простить меня за ругань.

– Обидно слышать, учитывая, что я врач.

– Ты стала врачом? – дядюшка поднял на меня удивленный взгляд, а потом, сухо улыбнувшись, удовлетворенно добавил. – Стало быть, мечта твоей матери осуществилась, ведь она мечтала, чтобы ты стала врачом и помогала людям.

– Вы ошибаетесь, – уверенно отозвалась я. – Мама всегда настаивала на том, чтобы я стала архитектором, как и она.

Старик снова насупился и посмотрел на окно, разочарованно покачав головой:

– Я ведь просил эту глупую женщину, чтобы она молчала до самой смерти и ни при каких обстоятельствах не позволила тебе оказаться в поместье!

– Сэр… – снова отозвалась я, понимая, что не могу называть дядей человека, которого вижу впервые в жизни. – Пожалуйста, не говорите так о моей матери, прошу вас!

– Не обижайся, дочка. Я очень благодарен Оби и храню о ней самые добрые и светлые воспоминания, – старик немного помолчал, а потом спросил. – От чего она умерла?

– Онкология, – коротко объяснила я.

– И что же ты не помогла ей, если ты врач?

– К сожалению, медицина не всесильна, – терпеливо продолжала я, понимая, к чему он клонит. – Трагедии случаются. А, кроме того, болезнь застала маму врасплох, протекала стремительно и…

– Смерть всегда застает нас врасплох, дочка. Она еще никого не предупредила заранее о своих намерениях. Она уже очень много лет бродит по поместью, она забрала всех, а я все никак не дождусь, когда она войдет в особняк и приберет меня в свои убийственные объятья… Не понимаю, чего она медлит… – мистер Вудвард взял бутылку и снова до краев наполнил стакан.

Старик был явно философом в душе, но это неудивительно. Проводя жизнь в одиночестве и безделье, можно додуматься до таких вещей, на которые у занятых людей не остается свободного времени. Все великие философы, будь то Кант или Платон, были одинокими людьми. Оно и немудрено, потому что человек, которому нужно много работать для того, чтобы прокормить семью, оплачивать счета и растить детей, не будет философствовать. Он будет действовать, исходя из текущей обстановки, а не рассуждать о критике чистого разума или дуализме души и тела. Подумав обо всем этом, я осторожно спросила:

– И давно вы живете один, сэр?

– С 16 июня 1987 года. С того самого момента, когда вы с Оби отбыли из поместья навсегда сразу же после похорон Марты… Тебе тогда было чуть больше пары месяцев, – не задумавшись ни на секунду, ответил мистер Вудвард и сразу же помрачнел, а потом снова пустился философствовать. – Но я не один. Марта по-прежнему в моей душе и в моем сердце. Я частенько, сидя на этом самом диване, делюсь с ней последними новостями. А вот портреты и фотографии я не люблю. Они лживы.

– Но ведь память…

– Чушь! – отрезал старик, не дав мне продолжить. – Всего у меня было три любимые женщины, две из них – Хлоя и Марта – к настоящему моменту мертвы…

Я хотела было спросить, а где же третья, но не успела вставить ни слова, так как старик самозабвенно продолжал:

– Не могу смотреть на их улыбки, потому что сразу же вспоминаю, в каких страшных муках умирала каждая из них… Знай они, что их ждет впереди… – он насупился и ненадолго замолчал, а затем, видимо, справившись с захлестнувшими его воспоминаниями, спросил. – А как поживаешь ты? Обзавелась ли семьей?

– Еще не успела, – смущенно ответила я, не ожидавшая подобного вопроса. – Все впереди и…

– Все впереди? – строго перебил он меня. – Боже, правый, дочка, тебе уже тридцать три года. Еще немного, и все будет позади, а впереди тебя будет ждать только одинокая скучная старость. Она наскучит тебе настолько, что ты возненавидишь даже камин и кресло-качалку перед ним.

– Если вы так сильно не любите изображения умерших людей, – спросила я, желая сменить тему разговора, – то для чего их портреты висят в центральном зале?

– Так сложилось исторически, – едва заметно пожал плечами старик. – Будь моя воля, я бы избавился от всех портретов в этом доме, но не на это право. Семейная традиция. Не я ее придумал, не мне отменять, поэтому вынужден созерцать полотна, хотя, стараюсь лишний раз не поднимать на них глаза. Каждый кровный Вудвард заказывал свой портрет в двадцать пять лет. Каждый, кто становился Вудвардом, я имею ввиду, женщин, берущих нашу фамилию при замужестве, получал свой портрет в первый год совместной жизни.

– А если кровная женщина по фамилии Вудвард выходила замуж, брала фамилию мужа и уезжала?

– Ну и что? Как я упоминал, каждый из кровных Вудвардов имеет право на портрет, достигнув двадцатипятилетнего возраста. Это традиция. Именно поэтому некоторые из кровных Вудвардов остались без портретов, – дядюшка вздохнул, – они не дотянули до двадцати пяти лет, как, например, моя родная сестра… Она умерла от ножа, будучи совсем еще девочкой… Тогда я воспринял произошедшее, как трагическую случайность, но теперь уверен, что смерть для нее была неизбежна… Ее кончина стала ударом для нас с отцом. После этого он стал пить так сильно, что протянул всего лишь два года… В день ее похорон я дал себе слово, что, когда стану полноправным хозяином поместья, то обязательно закажу ее портрет, но время шло, я женился, жизнь закрутила нас с Мартой совсем другими задачами… Знаешь, решение проблем живых людей гораздо важнее, чем решение проблем мёртвых, поэтому обещание так и осталось обещанием, хотя теперь я даже рад этому, ведь сестра мечтала… Знаешь, о чем она мечтала? О том, что приедет принц на большом мотоцикле и увезет ее навсегда из поместья. Она говорила, что поместье душит ее своей консервативностью и скукой. Она мечтала поскорее вырасти и уехать… Моя младшая сестра мечтала о ветре свободы…

Слушая дядюшку, я с леденеющим от ужаса сердцем вспоминала отрывок из своего кошмарного сна, в котором стояла у одного из гробов и читала надпись на табличке. В этом всем творится что-то очень странное, пронеслось в моей голове, и я почувствовала на спине холодный ветерок, ведь, получается, что я знаю всех тех, о ком говорит мистер Вудвард.

– Она была особенной девочкой и все время придумывала всякие забавные небылицы, чтобы не изнывать от скуки. Представляешь, – беззлобно ухмыльнулся дядюшка, – она была уверена, что в скором времени добраться от Земли до Луны станет намного легче, чем от поместья до Гамильтона. Однако с тех пор прошло более шестидесяти лет, но подобного и близко нет…

– Хлоя? – непроизвольно вырвалось у меня. – Вы говорите о девочке, которая умерла в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году в возрасте тринадцати лет?

– Откуда тебе известно об этом? – дядюшка настороженно посмотрел на меня и, слегка задрожав, спросил встревоженным голосом. – Оби не держала язык за зубами?

– Я… – начала было я, но запнулась, понимая, что вряд ли смогу объяснить ему, откуда знаю о Хлое, и уже пожалев о том, что не вовремя открыла рот. – Гм… Я… Нет. Уверяю вас, мама здесь ни при чем. Вам следует успокоиться. Она никогда не рассказывала ни о вас, ни о Хлое, ни даже о своей родной сестре, хоть это и выглядит для меня очень странно. К чему эти тайны? Неужели вам никогда не хотелось, чтобы мы с мамой изредка навещали вас? Ведь это так прекрасно, когда собираются родственники, вы так не считаете?

Мистер Вудвард залпом осушил оставшееся содержимое стакана и поставил его передо мной:

– Налей еще, дочка… И я, действительно, так не считаю. Я прекрасно справляюсь один и меня все устраивает. Я просто доживаю свой век, не зная даже, какое сегодня число и… Кстати… – он встревоженно вскинул брови, – какое сегодня число?

– Сегодня двенадцатое июня, – подсказала я.

– Двенадцатое июня? – вскрикнул дядюшка и даже побелел от страха. Он посмотрел на меня безумным взглядом, а потом вскочил с дивана и добавил трясущимся голосом. – Тебе нужно покинуть поместье как можно скорее!

Удивившись такой стремительной метаморфозе в поведении мистера Вудварда и услышав его последние слова, я мгновенно растерялась.

– Как?.. То есть… Я проделала такой длинный путь на окраину мира только для того, чтобы сразу же уехать обратно?

– Тебе нельзя оставаться здесь, – стараясь говорить уверенным тоном, ответил старик, но я чувствовала, как сильно дрожит его голос. – Это для твоего же блага.

– Но…

– Никаких «но»! – довольно грубо оборвал он. – Я не привык повторять свои слова дважды! Поэтому, пошевеливайся! Закрой за собой дверь и никогда больше не появляйся у ворот поместья! Я не приглашал тебя!

От обиды у меня задрожала челюсть. Признаюсь, за тридцать три года жизни мне еще ни разу не доводилось сталкиваться с подобным хамством. Я уже хотела было развернуться и покинуть особняк с высоко поднятой головой, как вдруг дядя пошатнулся и схватился рукой за грудь. Издав слабый болезненный стон, он расширил глаза и принялся сползать на пол, пытаясь ухватиться за диван.

– Мистер Вудвард, что с вами? – закричала я, позабыв об обиде, и бросилась к нему на помощь, стараясь смягчить удар от падения. – Вам плохо?

Он не ответил. Его глаза закатились, он, вцепившись в меня руками, захрипел и повалился на бок. Придерживая дядюшку, я помогла ему растянуться на паркете. Было совершенно очевидно, что старик перевозбудился и у него произошел сердечный приступ, поэтому действовать нужно было стремительно. Положив голову задыхающегося дядюшки себе на руку, другой рукой я расстегнула ворот его тщательно выглаженной рубашки, а потом выхватила из кармана джинсов мобильник и набрала 911:

– Срочно, скорую! Здесь человеку плохо! Адрес? Я не знаю адрес! Старинное поместье в пяти милях к северо-востоку от Гамильтона по двадцать девятой дороге! Вы знаете, где это?.. Жду! Постарайтесь прибыть, как можно скорее!

– Оставь, дочка… – раздался тихий шепот. – Мои дни сочтены…

Дядя лежал на спине, и тяжело дышал, а я, заглянув в его мутнеющие полуприкрытые глаза, воскликнула ободряющим голосом:

– Держитесь, мистер Вудвард! Все будет в порядке! Бригада уже едет, но нам необходимо продержаться до ее прибытия. Где вы храните лекарства?

– Патрисия… – продолжал старик, дрожащей рукой пытаясь схватить меня за блузку и притянуть к себе поближе. – Послушай меня внимательно… Тебе нужно убираться из поместья, как можно скорее и как можно дальше… Пока еще не поздно… Марта умерла тринадцатого июня… Отец умер тринадцатого июня… Хлоя умерла тринадцатого июня… Все Вудварды умирают тринадцатого июня… Все, кроме меня… Страшное проклятие висит над нашим родом… Я сам не верил в него до кончины моей любимой Марты… Останешься здесь – умрешь завтра ровно без четверти девять вечера…