Распятие

пронзая наш мир клинками

и нас самих взглядом.

они смотрели

и отдыхали,

думая,

что мы далеко не сбежим,

ведь некуда бежать,

мира нет,

понимаете?

мира нет.

есть только режим:

безззззвучный режим.

есть только гордая

молодая стать

и честь.

а мира нет, понимаете?

мира нет.

но мы бежали,

останавливаясь,

чтобы окунуть ноги в море,

почувствовать,

как они тонут,

запрыгнуть туда с головой

и утопить горе.

и снова бежать.

не к миру,

а к жизни.

к людям.

я посмотрел на них через призму,

без предрассудков,

иллюзий.

а людей не осталось.

жаль.

меня звали пашей,

павликом,

павлом.

меня победила печаль.

мы

говорили мы с ним голосами
страшно-выжженных, глупо-распятых:
говорили, что бог, мол, не с нами,
говорили, что мир, мол, не сладок.

только вот потеряли мы правду
(где же правда, коль столько здесь воен) —
он поставил великую ставку,
а платить за нее не готов он.

не готов принимать он падение
всей морали, как будто рима.
для меня приговор в исполнении,
для него не вступил он в силу.

для меня декаданс – это празднество,
для меня затемнение – солнце.
только что-то внутри не ладится,
только что-то внутри не бьется.

оттого-то мы стали распятыми
на своем же скелете – так глупо!
и покрылась вся кожа пятнами —