Ледник Плакальщиц

Упрашивать не нужно. Я забираюсь внутрь, Аленка уже сидит на жестком, обитом дешевым кожзаменителем сидении. Заметив меня, она обнимает и прижимается щекой.

А потом хитро улыбается и протягивает большой кусок хлеба, настоящий белый батон, внутри – смесь из мелко нарезанной соленой рыбы, яйца, лука, даже черного перца не пожалели.

– Это твое?

– Ешьте, Марта, – мужчина устраивается за рулем. – Аленка уже пообедала, а вас забрали позднее, так что самое время наверстывать упущенное. Под сиденьем термос с травяным чаем. Вам обеим надо восстанавливать здоровье.

Я вгрызаюсь в батон. Аленка наливает пряно пахнущий горячий чай. Он сладкий, пахнет шиповником и медом.

Ничего вкуснее на свете не может быть.

Машина трогается с места. Я заставляю себя оторваться от еды, чтобы оглядеться по сторонам – серая громада «Солнышка» быстро скрывается позади вместе с куцым и низкорослым лесом. Мы едем по большой дороге. Аленка нетерпеливо вертится и широко улыбается, у нее не хватает пары зубов – снизу и сверху. Зубы еще вырастут.

В тот момент я верю: жизнь совершила поворот, дальше будет хорошо.

Часть меня догадывается: это лишь иллюзия, но пока у меня бутерброд и чай. Аленка жива, я тоже.

Проще всего верить.

Глава 4

По пути мужчина наконец-то называет свое имя. Его зовут Иван Лю, и он произносит фамилию так, словно мы с Аленкой обязаны на месте подорваться и начать прыгать прямо в салоне похожей на большой железныйкирпич машины. Аленка продолжает смотреть в окно. Я догадываюсь, что он ждет реакцию, но тоже то поглядываю на дорогу —она серая посередине и желто-коричневая от жухлой травы и деревьев по краям. Сейчас ранняя осень, думается мне. В «Солнышке» перепутались все одни, одинаковые, как гонги побудки.

В общем, не реагирую достаточно бурно. Иван Лю хмыкает с явным разочарованием:

– Похоже, ваше образование в этом заведении оставляет желать лучшего. Вы что-нибудь слышали об исследованиях так называемого ледника Плакальщиц?

У меня немеют губы и горло. Желудок сжимается вокруг съеденного недавно куска хлеба с рыбой. Мне приходится сделать два вдоха, чтобы не стошнило.

«Откуда он узнал», – думаю я. Первый порыв – аккуратно достать фигурку, которую я спрятала за пазухой и вышвырнуть в окно. Это не сработает. Окна закрыты, снаружи холодно. Да и не похож Иван Лю на того, кто пропустит такой характерный жест после того, как сам сказал про Плакальщиц.

Врать нельзя.

То есть, совсем врать.

Я осторожно говорю:

– Мы жили в тундре. Там было видно ледник.

Рыба и хлеб решают, то ли посидеть еще в животе, то ли высвободиться через какое-нибудь отверстие. Аленка прижимается ко мне. Она теплая, хотя уже и не болезненно-горячая. Ее все-таки вылечили. Не зря мне пришлось отсидеть свое в каменной дырке. Надо думать про Аленку. Про то, что мы уехали. Только что было все отлично, правда? Всего несколько минут назад.

– Да, конечно, – Иван Лю ведет машину, едва касаясь пальцами руля. У него грубые с зажившими ссадинами и мозолями руки, покрытые редкими темными волосами. Я смотрю на его желтоватые коротко остриженные ногти. Это помогает отвлечься от комка в животе. —Ваши родители, вероятно, рассказывали о феномене «слез Инд»?

Я молчу.

У меня спина мокрая от пота, сердце колотится в ушах. Аленка это чувствует, замирает и смотрит вверх: только что пристроила голову на моих коленях, а теперь во взгляде невысказанный вопрос.

Иван Лю оборачивается на нас, мы сидим позади – всего три ряда мест, почему-то мы обе решили выбрать средние. Надо было задние. Или вообще прижаться к двери багажного отделения.

Хотя нет, это выглядело бы подозрительно. Сейчас тоже подозрительно, все плохо, пытаюсь не паниковать, ничего не выходит. Прекрати дышать, как рожающая даже не важенка, а коза, пытаюсь осадить себя, совершенно тщетно.

– Марта, вам не нужно бояться. Знаю, ваших родителей… подвергли репрессиям за исследования слез Инд. Тем не менее, товарищ Матвей Сюин и его супруга Лиянь Сюин, урожденная Лиянь Ше, оказались правы. Это довольно неприятная история, по правде говоря, мне бы стоило начать с принесения вам извинений. Марта, повторяю: вы не в интернате. Вам больше нечего бояться. Вы не дочь врага народа – с товарищей Сюин сняты все обвинения в «лживом мистицизме». Теперь вы готовы послушать?

Я знаю, чем занимались мои родители.

Конечно, тогда была совсем маленькая, понимала тоже с птичкин нос.

«Будь, что будет», – решаю я. Комок в животе расходится.

– Слезы Инд – это кристаллы. Радиоактивные или вроде того, так?

Про радиацию нам объясняла Тай Мэн. На самом деле, считал мой отец, слезы Инд – нечто другое.Мама тоже.

– «Радиоактивные»? – Иван Лю ухмыляется. – Нет. Радиация – явление понятное, давно объясненное, ничего общего с загадками природы и… да, возможно, мистикой не имеющее. В мистику, конечно, мы по-прежнему не верим, – эта фраза звучит настоящим предостережением. Я принюхиваюсь: пахнет соляркой, табаком, какими-то едкими духами или гелем после бритья, которым пользуется человек из Сферы Науки. Аленка возится, устраивается удобнее. У нее глаза ярко блестят. Ей любопытно. – Тем не менее, несколько теорий ваших родителей достойны того, чтобы их проверить. Слезы Инд —феномен, который пока не нашел научного обоснования. Есть несколько вариантов, я потом дам почитать, хотя по большей части, работы написаны пресно и безыдейно. Ваши родители, Марта, ближе всегоподобрались к разгадке, если хотите знать мое мнение.

Иван Лю улыбается.

Если он лжет и хочет вывести меня на правду, то это очень сложный способ. Я представляю Первоцвета, снег и цветущее разнотравье тундры. А потом —быструю реку. Слишком холодно, чтобы купаться, но все равно хочу нырнуть.

И я ныряю.

– Мама рассказывала, что слезы Инд раздают людям дары. Это легенда старого народа. Якобы у богини погибло семьдесят семь дочерей, и за каждую она пролила семьдесят семь раз по семьдесят слез. Если найти эти слезы, то они исполнят желание, но заплатишь ужасную цену. Это сказка, – последнее я добавляю немного чересчур быстро.

Иван Лю прекрасно знает: я верила. И спрашивала у мамы: а я могу найти слезы Инд?

«Да», – кивала мама. – «Мы их обязательно отыщем, но осторожно. Мы ведь и так счастливы, ничего не нужно».

Всегда казалось: это разумно. Платить цену – вот еще.

Иван Лю улыбается. Аленка открыла рот и слушает, едва не присвистывая.

– А папа говорил, мол, это какие-то штуки, которые генерируют особое… поле.

– Биомагнитное поле, – Иван Лю соглашается со мной. – На радиацию действительно похоже, но воздействие на живые организмы отличается. Мои коллеги несколько лет назад совершили ужасную ошибку. Они… не согласились с работами Сюинов, скажем так, и выразили несогласие несколько иначе, чем просто научной полемикой в журналах.

Я отворачиваюсь. Кусаю губы, в носу щиплет. Прекрасно понимаю, о чем он.

Мои отец и мать были учеными, носили синее, принадлежали к Сфере Науке. Другие написали на них донос.

Вот, что значит «выразили несогласие». «Лживый мистицизм». Вот как сформулировали, выходит. Вот, как звучало обвинение, а Золотые подписали смертный приговор.

Я опускаю голову. Глаза щиплет. Аленка понимающе сжимает пальцы своими, и впервые задумываюсь: а она кто? Кем были ее родители? Почему она угодила в интернат, и отчего молчит?

Иван Лю, удерживая руль одной рукой, снова оборачивается, чтобы потрепать по плечу:

– Дело в том, Марта, что нам удалось найти слезы Инд. Вернее, место, где они находятся. Коллектив решил, что вы достойны помилования, а еще: именно вам предстоит отправиться на ледник Плакальщиц. Вам окажут великую честь: продолжить работу родителей, изучать этот феномен. Конечно, не в одиночку. Буду я, как один из кураторов. Будут другие. Серьезная научная экспедиция, Коллектив выделяет огромную сумму на исследования, но знаете что, Марта? Если все получится, то ваше семейное имя, а может быть, ваше личное окажется прославленным в Сфере Науки и всем Коллективе.

Он как ни в чем не бывало выкручивает руль на витке поворота.