Тихие омуты

– А зачем смотреть на меня через щель в заборе?

– А зачем ты подглядывала?

– Что?! Я подглядывала? Да очень надо! Я хотела ветку сорвать с дерева!

Тут явилась Лерка:

– О, вижу, у вас уже завязалась беседа. Сейчас чайник закипит, будем праздновать.

Мы пробыли у Лехи около часа. Постепенно первоначальная неловкость ушла, мы весело болтали и смеялись. Лерка впервые рассказывала, как боялась упасть на мокрых помостах, когда танцевала. Призналась, что на помосты было наклеено антискользящее покрытие, которым снабдил ее папа, и все равно она опасалась, что шлепнется в воду и завалит съемку. Потом пришел старший брат Лехи и по совместительству наш учитель физкультуры Сергей Олегович, и мы засобирались домой.

***

Я вернулась к себе радостная и с чувством облегчения: все оказалось не так плохо и не так страшно. А насчет того эпизода с моим похищением – внушу себе, что это было просто сном. «Хорошо, а как быть с закрыванием в школе?» – попытался меня вернуть к реальности внутренний голос, но я его быстренько послала куда подальше. Сегодня не буду об этом думать.

За ужином я рассказала деду и бабушке о том, где была.

– Представляете, такой симпатичный и талантливый парень этот Леха, – воодушевленно делилась я впечатлениями, – но передвигается в коляске, жалко его.

Тут я заметила, что бабушка сидит с каким-то деревянным лицом и смотрит в тарелку. Дед положил ложку, встал, взял с крючка свою куртку и с мрачным лицом пошел к выходу:

– Я на работу.

Бабушка молча кивнула.

Я смотрела то на деда, уходящего раньше, чем обычно, на работу, то на застывшую бабушку.

– Бабушка, я не поняла. Что случилось?

Бабушка вздохнула.

– Это случилось прошлой зимой. Дед тогда еще служил в полиции. Компания ребят повадилась скручивать с железнодорожных рельсов гайки. Видимо, они сдавали эти гайки на металлолом, получали за это какие-то деньги. Наш дед застал их за этим занятием, погнался за ними. Двое разбежались в разные стороны, он стал преследовать третьего. Дед-то наш был тогда в отличной форме даже в шестьдесят пять. Это за последний год он сильно сдал.

Я на минуту вспомнила деда пару лет назад. Подтянутый, бодрый, с легкой сединой на висках. Это после трагедии с его сыном он за неделю стал абсолютно седым. Потом постепенно перестал заниматься спортом – было не до этого: нужно было оформлять документы, собирать и перевозить нас из Москвы, устраивать в школу и университет. Потом устроился на сидячую работу сторожем. Дед стал именно дедушкой в полном понимании этого слова: седым, уютным, слегка располневшим на бабушкиных блинчиках и как будто даже немного сгорбленным.

– Так вот, побежал за тем мальчишкой, – продолжала бабушка. – Решил, что хоть одного, но поймает. Ведь это не просто гайку с рельс скрутил и продал. Без этой гайки может случиться авария на железной дороге, могут люди погибнуть.

Бежали они друг за другом около получаса, далеко уже от поселка оказались. А паренек вдруг взял и оступился. В овраг полетел. В овраге были камни. Даже не камни, а глыбы. Упал, получил сотрясение мозга и перелом обеих лодыжек. Месяц лежал в больнице. А дед ушел со службы. Не стал докладывать о погоне и о скручивании гаек. Сказал, что такого и нашел в овраге, вызвал «скорую».

Я слушала, затаив дыхание. Теперь мне было нестерпимо жалко деда. На глаза навернулись слезы. Как же он должен был переживать, бедный наш. А потом еще и трагедия с моими родителями…

– О том пареньке, Алеше, он потом все время узнавал в больнице. Выхлопотал по своим старым связям, чтобы ему по программе помощи инвалидам бесплатно выделили современное кресло. Ну как, современное… уже полтора года прошло, конечно, оно уже износилось, тем более, парень в нем передвигается по дому да по земле, у них только частный дом здесь, в поселке. Алеше сделали несколько операций, и все неудачно. Перелом лодыжек – не самый страшный из переломов, после таких и через месяц люди на ноги встают. А тут, как назло: что ни операция, то осложнения, как будто еще хуже становится. Недавно нашли какого-то гениального хирурга, использующего новые методики. Встали в очередь на операцию, но очередь ведь эта длинная… можно без очереди сделать операцию платно, но таких денег ни у нас, ни у семьи Леши нет. Они живут без отца, мама работает поваром в привокзальном кафе. Брат – учитель физкультуры.

– Бабушка, но ведь получается, этот Леша сам виноват…

– Это-то понятно… но ты же знаешь деда. Не мог он предположить, что так все выйдет. А мать с братом Алеши наверняка подозревают, что дед не просто нашел его в овраге. А может, и сам Алеша им рассказал. При встрече они тихо здороваются, а иногда делают вид, что не заметили нас. Вот так.

Я помогла бабушке убрать со стола, задумчиво вышла на улицу, побродила по саду. Пока мы были в доме, прошел легкий дождик. Вытерев рукавом куртки качели, я села и стала наблюдать, как на травинке качается улитка. Вспомнила еще раз Лешу. Симпатичный, вроде неглупый. Что его понесло скручивать гайки? Наверняка ведь можно найти подработок и в шестнадцать лет здоровому парню. Если не в поселке, то на вокзале или вообще в Петербурге на выходных. Зачем гнаться за легкой наживой, нарушая закон и подвергая опасности жизни: и свою, и других?

Снова стало жалко деда.

«Буду с ним самой ласковой внучкой, – решила я, – пусть он знает, что я – за него, и что он прав».

Вечером я помогала бабушке по хозяйству, а потом пошла учить историю, чтобы исправить двойку.

Не помогло. На следующий день по истории мне снова поставили «два». Учитель гоняла меня не только по заданному параграфу, но и по прошлому. Затем стала задавать вопросы по пройденному за всю четверть материалу. Я неплохо училась последние полтора месяца, но не была готова к такой внезапной и тщательной проверке знаний. Не ответив на ряд вопросов просто потому, что подзабыла некоторые даты и имена, я получила «два».

Одноклассники наблюдали за нашим с учительницей поединком, открыв рты. Услышав оценку, они возмущенно загудели.

– Так, замолчали, а то дам проверочную, – строго заявила Анна Кирилловна.

Класс затих.

Оставшаяся часть урока прошла в тишине, а потом это событие затмило другое: у моей одноклассницы Полины Петровой начались такие сильные боли в желудке, что пришлось вызывать «Скорую помощь» прямо в школу и отправлять ее в больницу.

Из окна школьного коридора мы смотрели, как ее, скрюченную, сажали в машину и думали о том, как хорошо, когда ничего не болит: тогда можно и двойку как-то пережить. Во всяком случае, я думала так.

– Да это все из-за ее чая для похудения! Она его уже три месяца пьет, все мечтает, чтобы ее взяли в модели, – слышала я комментарии одноклассниц.

– Точно, она и в поход ходила с термосом, в котором развела эту муть, – отвечал кто-то.

– Зато как похудела! – завистливо вздыхала Алена Протасова.

– Так она в туалет все время бегает от этого чая, вот и худеет, – пояснял «знающий» Данька из параллельного класса. У меня сестра от такого чая все время на горшке сидит, даже ночью бегает.

– Ой, фу, иди, куда шел, – прогнали его девчонки.

Мы еще немного постояли у окон и побрели по домам в молчании и каждый в своих мыслях.

Глава 12

Уже к вечеру погода резко испортилась, и на следующий день с утра лил дождь. Уходя в школу, я с завистью посмотрела на своего кота. Маленькая белая мордочка еле выглядывала их рукава тельняшки, нос уткнулся в подмышку Лизы. Я вздохнула, подумав, что неплохо бы мне так тоже весь день пролежать дома в теплой постели вместо того, чтобы идти полкилометра в школу по лужам.

Сегодня я решила подойти к Анне Кирилловне и прямо спросить, как я могу исправить свои «двойки» по истории. Все-таки не хотелось бы получить в четверти тройку по предмету, который раньше считала любимым. Но оказалось, что она взяла выходной за свой счет по семейным обстоятельствам.

«Какие там у нее обстоятельства? Ни мужа, ни детей нет», – раздраженно думала я после ожидания впустую у дверей учительской.

Тут я вспомнила, что нужно бы спросить у Леры то, что все время забывала: не видела ли она кого-нибудь в школе в тот день, когда меня заперли в кабинете.

Но Лерка сегодня была не в духе: оказалось, что она который день переживает, что ее мама все же передумает и согласится поехать в Москву.

– Не знаю, Майя, сердце у меня не на месте, – говорила подруга, ожесточенно стирая ластиком какие-то карандашные надписи в тетради, – папа накупил ей нарядов для жизни в деревне: розовые галоши, сиреневые кроссовки. Где-то раздобыл расшитые узором белые валенки на зиму. Мне даже стало завидно, тоже такие захотела: там вышиты снегири, ягоды рябины, еловые ветки, такие крутые! Ей бы точно понравились. Хотя какие сейчас валенки, скоро же лето. На выходных папа сделал ей резной комод из дерева с зеркалом. Ты бы видела, какая получилась красота. Если она передумает, не знаю, как папа это переживет…

Мои мысли тут же устремились к переживаниям подруги, я повела ее в буфет пить чай и заверять в том, что все будет хорошо.

– Если твоя мама передумает, то я поеду в Москву и за руку привезу ее сюда.

– Честно? – с надеждой посмотрела на меня подруга.