Я молча расправила колье, поразившись его красоте.
– Ну что, не жалко продавать такое великолепие? – спросила подруга.
– Жалко, – кивнула я. – Но я уже все решила.
– Подожди, Майка, – вскочила Лера. – Давай, ты их наденешь, я тебя сфотографирую, а потом снимешь, и мы больше не будем их вытаскивать. А то не захочется продавать.
Я согласилась.
– Можешь и ты померить, – засмеялась я.
Мы по очереди надели гарнитур на себя. Лерка заставила меня раздеться и повязать на груди черный широкий шарф, как будто на мне черное платье с открытыми плечами. Мы зажгли найденные мною в кладовке свечи, и подруга сделала несколько моих снимков до пояса. На фото я себя не узнала: с экрана телефона загадочно смотрела вдаль какая-то неземная девушка из прошлого.
Затем я сфотографировала таким же образом подругу, мы убрали драгоценности в мешочек и, как договорились, больше их не вынимали.
– Все, Лерка, я на тебя надеюсь. Вернее, на твою маму. Она не проговорится? – заволновалась я.
– Если я попрошу, не проговорится. Она тебе очень благодарна за то, что ты повлияла на ее решение воссоединиться с семьей. И на меня можешь рассчитывать до конца моих дней.
– Это звучит зловеще при свечах, – засмеялась я.
*
Леркина мама не подвела: через пять дней подруга вручила мне конверт с банковской картой. В тот день бабушка с дедом уехали в город за продуктами, и мы с подругой могли, не прячась, обсудить наши дальнейшие действия.
Я поблагодарила подругу, пригласила разделить со мной процесс поедания клубники, и мы стали думать о том, как теперь вручить деньги Лешкиной маме или брату.
– Лешка денег не возьмет, – уверенно заявила подруга.
– У меня не возьмет или вообще не возьмет? – решила уточнить я.
Эту тему я с Леркой никогда не обсуждала. Знала ли подруга, что именно привело к травме Лехи, я так и не поняла. Рассказывать самой мне не хотелось: я слишком дорожила дружбой с Леркой, хоть и понимала, что ни я, ни мой дед ни в чем не виноваты. «Знает Лерка, или нет?» – крутилось в моей голове, пока я внимательно наблюдала за лицом подруги.
– Да ни у кого не возьмет, – отрезала подруга, а я так и не поняла: то ли не знает, то ли знает, но тоже осторожно обходит эту тему.
– Тогда давай подсунем деньги за их калитку, – предложила я.
– Ой, Майя, да они могут эти деньги отнести в полицию, чтобы полиция разобралась, кто их потерял. Ты не знаешь их семью: чересчур они, по-моему, честные. И потом ищи – свищи, где там эти деньги. Или вообще расследование начнется, еще свяжут это с недавними событиями на вашем участке…
Я вздохнула.
– А давай я приду к Лехиной маме и скажу, что деньги передал какой-нибудь меценат? – продолжала я искать варианты.
– Так она тебе и поверит… – проворчала Лерка, – хотя… хочешь, попрошу свою маму сыграть представителя благотворительной организации? Загримируем ее, чтобы ее никто не узнал. Приедет, спросит, какая нужна сумма на операцию и потом привезет им деньги.
– Было бы здорово! – обрадовалась я идее подруги. Все оказалось просто.
Инна не стала противиться нашей идее. Играть кого-то было для нее привычным делом.
В назначенный день мы поехали на станцию, где работала Лешкина мама. Машину Инна припарковала за углом, на солнечной стороне. Мы с подругой тяжко вздохнули, предвкушая ожидание на солнцепеке, но ныть не стали: ради конспирации можно было потерпеть.
Вернулась Лерина мама примерно через час. Мы с подругой к тому времени уже вышли из машины и расположились прямо на траве в тени небольших кустов.
– Ну что? Как прошло? – вскочила Лерка, увидев маму.
Инна головой указала на машину, мы залезли на заднее сиденье раскаленного салона. Лерина мама откинула свою пустую кожаную папку, взятую для образа «помощника бизнесмена», включила кондиционер и обернулась к нам.
– Хорошо прошло, – кивнула она, снимая с покрасневшей переносицы очки. – Майя, стоимость Лешиной операции – это десятая часть стоимости украшений. Его мама согласилась взять ровно эту сумму, и ни рублем больше. Сказала, что они тоже кое-то накопили, и на реабилитацию после операции тоже хватит.
Мы с Леркой благодарно закивали.
– Сейчас съездим с тобой в банк и переведем на ее счет деньги. А потом, – мечтательно протянула Инна, – я снова надену сарафан и сниму эти ужасные туфли.
К слову, туфли были прекрасные, но на высокой шпильке, не самый удачный вариант для жары. Вообще образ Лериной мамы получился убедительным: зачесанные назад и скрученный в тугой узел волосы, пиджак, узкая юбка до колен, очки в модной толстой оправе, красная помада. Мы были уверены, что, встретив как-нибудь случайно Инну в поселке, Лешина мама ее точно не узнает.
После поездки в банк и завершения нашего важного дела Инна по Леркиной просьбе высадила нас недалеко от берега озера. Мы с подругой расположились на песке, опустили ноги в прохладную воду и, мыча от удовольствия, стали поедать мороженое.
Я жмурилась от солнца, на душе было необыкновенно легко. Лерка откинулась на руки и, улыбаясь, сказала:
– Мне кажется, теперь все будет хорошо. Я в этом даже уверена.
Я покивала. Мне тоже так казалось.
Глава 26
Конец июня выдался жарким и сухим. Мы с Леркой проводили дни в огромном бассейне, который купил ее папа. Инна иногда выглядывала из дома и напоминала нам о необходимости регулярно выходить и греться на солнце. Мы неохотно вылезали, ворча, что земля – не наша стихия, и что мы моментально зажаримся. Тогда Лерина мама предлагала посидеть на прохладной веранде. Если сказать честно, это предложение мне очень даже нравилось: веранда Леркиного дома стала намного уютнее с появлением здесь хозяйки. Строгий скандинавский стиль разбавился яркими пушистыми пледами, фотографиями на стенах, большим круглым абажуром и разными милыми мелочами.
Лерке же не сиделось на месте.
Причина была мне понятна: подруга рвалась в больницу навестить Лешку, которого положили на обследование перед операцией. Узнав у Сергея Олеговича дату госпитализации, Лерка явилась накануне с тортом и пирожными «провожать друга», не забыв прихватить меня. Лешка же вежливо выпроводил нас за пределы участка, ласково попросив «не нагнетать». Заставший нас у калитки Сергей догнал нас, обиженных и бредущих к моему дому.
– Девчонки, вы не обижайтесь, он очень переживает. Давайте после выписки устроим пир горой.
Лерка вздохнула, я кивнула, и мы направились ко мне поедать угощения.
И все же через два дня, накануне операции подруга уговорила Лешкину маму вместе поехать в больницу, уверяя, что «папе как раз нужно в эту сторону по делам».
В этот день пришло неожиданное похолодание. Пока мы ехали вчетвером в больницу: я, Лера, Лерин папа и Лешина мама, в окна машины стучал мелкий дождь.
– Я просто помашу ему в окошко, тетя Катя, и все. Вы только ему скажите, где я стою, – попросила Лера.
Лешкина мама кивала, улыбалась, и гладила Леркину руку: было видно, как она растрогана вниманием к своему сыну.
Минут двадцать мы стояли под окнами Лешкиной палаты под зонтами. Когда Лешка выглянул в окно и укоризненно покачал головой, глядя на Лерку, дождь неожиданно закончился. Лерка сложила зонтик и замахала руками. Лешка перестал хмуриться, улыбнулся и помахал в ответ. Потом оглянулся назад, махнул последний раз и отъехал от окна.
– Ну вот, теперь точно все будет хорошо, – удовлетворенно и уверенно сказала подруга, – пойдем, Майка, Лешкина мама сказала, что останется здесь до завтра: у нее недалеко живет подруга.
Мы развернулись и медленно побрели к выходу, задевая мокрые тяжелые ветки кустов.