Дневники приемной матери ребенка из детского дома

Регресс был ожидаем. Я не знала, как и когда, но понимала, что моя дочь будет регрессировать. Еще бы! Одиннадцатилетняя девочка приезжает в совершенно незнакомый город с незнакомой тетей, которая является единственным проводником в ее новой жизни. Испугается кто угодно.

Самый удобный способ начать осваивать пространство – стать маленькой! Все маленькие детки ничего не знают об окружающем их мире. И они без какого-либо понимания осваивают его – в первую очередь физически, а уже потом – эмоционально и интеллектуально. Поэтому дочка стала лазить по нашей квартире на четвереньках и чувствовала себя при этом комфортно, даже порой радостно, а ходить резко отказалась. Даже на кухне, чтобы сесть за стол, она сначала вползала под него и только потом переползала с пола на кресло.

Проблему возрастного регресса я не считала сложной. И меня не шокировало ползание дочери на четвереньках. Но меня пугало то обстоятельство, что дочка очень часто произносила слово «плохая». Шнурок на кроссовке развязался – «плохая». Мыло убежало из рук – «плохая». Тетрадка не находится – «плохая». Я прошу читать – «плохая». На завтрак манная каша – «плохая». Короче, ничего хорошего! Если что-то не так, если дочурка не может сделать что-то сразу или если она это не любит (а не любит она все, чего не знает и чего никогда не пробовала), – то все это тут же приобретает статус «плохая». Причем независимо от одушевленности и именно в женском роде. На все моя дочь реагировала одним словом, сопровождая его надутыми губами, сдвинутыми бровями и злым взглядом исподлобья. Она уползала под стол, хоть компьютерный, хоть обеденный, или зарывалась в подушки. Рано или поздно переизбыток плохого настроения за счет реакции «плохая» заканчивался слезами и истерикой. И такая ситуация, когда в подростковом теле почти двенадцатилетней девочки жило несоразмерное ее годам детское «Я», сильно меня изводила. По сути, моя доченька была маленькой девочкой с удивительно большим телом.

Я объясняла дочке, что шнурки никакие не «плохие», – это просто шнурки, которые нужны для того, чтобы кроссовки не слетали с ног, когда моя доченька будет в них быстро бегать или ловко прыгать. Я объясняла, что мыло не может быть «плохим», – оно само по себе скользкое, есть даже такая загадка: «Ускользает как живое, но не выпущу его я, дело ясное вполне – пусть отмоет руки мне». Моя дочь внимательно слушала загадки, так как любила их. Еще она очень любила стихи, поэтому с манной кашей я справилась с помощью песенки Вероники Долиной и рассказа Драгунского «Все тайное становится явным» о том, как мальчик выкинул манную кашу в окно и она упала на фуражку милиционеру.

Надо сказать, что мои объяснения принимались только в форме сказок, басенок или рассказов от лица тех предметов, которые моя дочь усердно обзывала «плохими». Я никогда в жизни не придумывала столько историй на тему того, что думают шнурки, тетрадки и кружки о том, как с ними обращается такая замечательная девочка – моя дочь. И уж конечно, мне пришлось стать главным действующим лицом в рассказах о себе самой. Все же творчество – это потрясающий вирус! Если поселится, то надолго! И в это время нам самим было весело и не скучно. Мы гуляли и сочиняли рассказы и стишки, а реакция «плохая» все больше приобретала оттенок равнодушного автоматизма. Брови хмурились реже, губы кривились не так сильно, а тельце переставало прятаться под столом.

Однако и от автоматизма быстро избавиться невозможно. Как только я почувствовала, что слово «плохая» выскакивает без примеси злобы, раздражения или агрессии, я вообще перестала обращать на него внимание.

У кротона сильные листья

Мне хотелось купить для своей дочери растение, чтобы она могла ухаживать за ним и вместе с ним расти. Поскольку ей скоро исполнялось двенадцать лет – на мой взгляд, это уже достаточно осмысленный возраст, – мой выбор пал на растение под названием кротон. Я выбрала в магазине самое сильное, по моим ощущениям, деревце. У него были большие разноцветные листья: от желтого до зеленого, от розового до свекольного. Они были резными и красиво очерченными каймой, внутри листьев были четкие прожилки. А еще у выбранного мной кротона было много только-только появившихся на свет маленьких листочков, которые вполне соответствовали маленькому «Я» моей взрослеющей дочурки.

Я принесла кротон и определила ему местечко на подоконнике у компьютерного стола, за которым дочь делала школьные уроки и мои задания. Надо сказать, что никаких восторгов не последовало – дочка просто не заметила новое растение в своей комнате. И мне пришлось обратить ее внимание на сильные листья с четкой структурой прожилок, на разные цвета, которые гармонично сочетаются на одном растении, на маленькие растущие листочки. Если честно, я очень надеялась, что моя дочь возьмет под свое крылышко это удивительное растение. Но мои надежды были напрасными. Дочка, видимо, сама еще нуждалась в опеке и не была настолько самостоятельна, чтобы заботиться о чем-то живом. Хотя разговоров о щенке, да и просьб о котенке было много. Это притом, что с нами жила потрясающая кошка Тигра.

А к кротону я наведывалась в гости. Я любовалась тем, как раскрываются его листочки. Поливала его, протирала большие резные листья и приговаривала хорошие слова. Все это я делала в присутствии своей дочери. Иногда она с удовольствием принимала участие в уходе за нашим кротоном. А иногда была увлечена чем-то своим и только краем глаза наблюдала издалека за моими действиями. Так или иначе, кротон до сих пор остался нашим общим цветком и не перешел под «юрисдикцию» моей дочери, хотя и живет на ее подоконнике.

Елочка мне
Обещала выжить. Дала корни.
Но через месяц засохла.
Не смогла
Без глины и далеких холмов!

Искусственный мир

Иногда взрослый человек становится жертвой своих же заблуждений, не основанных ни на чем конкретном. Так, почему-то бытует устойчивое мнение, что если человек долгое время был обделен лаской и вниманием, не был окружен заботой и теплотой, то у него эта потребность обязательно должна реализоваться в обратном действии – то есть он будет с упоением ухаживать за кем-то или чем-то, нуждающимся в его внимании и уходе, потому что по себе знает, как это плохо, когда тебя бросили или не уделяют внимания.

По моему опыту, эти вещи оказались не связаны друг с другом. Более того, я убедилась, что обделенный заботой человек понятия не имеет не только о том, как ухаживать за другими, но и о том, как проявляется человеческая забота в принципе. Откуда возьмется желание сделать что-то хорошее для другого человека? Понимание того, какой уровень заботы нужен тому или иному живому существу? Как помнить о том, что рядом с тобой – целый мир, за которым нужно ухаживать? И когда это делать? Все эти вопросы получают свои ответы лишь с опытом.

Мы, горожане, живем в очень оторванном от природы мире. Мы не топим печь, не разводим огонь в камине, чтобы согреться. Мы живем в квартирах, а не в домах. Не сажаем растения и деревья вокруг многоэтажных домов, потому что не считаем это пространство своим. Наш мир намного искусственнее, чем мы о нем думаем. Если мы вообще думаем. Поэтому опыт ухода и заботы у нас тоже совершенно неестественный. Безусловно, мир вокруг нас меняется. Но отношения между людьми не становятся теплее, добрее, милосерднее. Потому что для нас становится неестественной забота о ближних, так же как и о братьях наших меньших. Потому что ребенку нужно сотню раз напомнить о том или ином действии, чтобы это действие не просто вошло в привычку, но стало потребностью окружать себя растениями и животными!

На все нужна внутренняя энергия, которая осознанно выделяется самим человеком, потому что только тогда действие становится осмысленным. Состоятельные люди предпочитают покупать энергию в виде услуг по уходу за аквариумами, выгулу собак и т. п. Но от этого потребность делать окружающий мир добрым, отзывчивым, чувствительным не возникает и в принципе не может возникнуть. А профессиональные услуги по уходу, заботе о живых и неживых с каждым годом становятся все более востребованными и все более высокооплачиваемыми. С одной стороны, люди в искусственном мире нуждаются в теплоте и внимании. С другой стороны, они все меньше учатся заботиться сами и все меньше наставляют и учат своих потомков заботиться о том мире, в котором они живут сейчас и будут жить дальше.

«Тренируйтесь на кошках»

Знаменитая фраза Бывалого «Тренируйся на кошках» не случайна для советского периода. Как научить ребенка тактичности, самостоятельности, своевременности, нежности, терпеливости и многому другому? Как воспитать в ребенке «золотой» характер, чтобы он мог и свои интересы реализовать, и интересы других учесть; чтобы ему было легко сотрудничать, взаимодействовать, понимать других людей? «Тренируйтесь на кошках» – это очень осмысленный совет, если отнестись к нему серьезно. В нашем мире почти не осталось места живой, естественной природе. Скорее, мы стремимся к экзотике Красного моря, к содержанию совершенно не свойственных нашему климату редких животных, чем к обычному, но ежедневному проявлению любви и тепла к тому, что нас окружает.

Пока никакой осмысленности в действиях дочери не наблюдается. После напоминания она может полить кротон, убрать за нашей кошкой Тигрой. Но самостоятельно моя дочь этого не сделает, даже если ее кошка попросит! Даже если на глазах дочки будут падать один за другим листья кротона, ей не придет в голову его полить. Инициатива в таких делах – следствие душевного воспитания. Либо ребенок откликается на потребности живых существ и удерживает сознательно в своем внимании их мир, либо мы, родители, обречены сотни раз напоминать своим детям о том или ином необходимом действии. А выполнят ли они нашу просьбу через несколько лет? Лично я не уверена.

Когда ребенок становится взрослым

Давным-давно я прочитала один фантастический рассказ, который меня очень удивил и заставил задуматься. В нем земляне прилетели на другую планету. И инопланетяне посадили их в клетку. Люди возмущались таким отношением к ним. Потом оказалось, что и в клетке можно жить. Люди жили в клетке, а инопланетяне за ними наблюдали. В один из дней люди поймали мышку. Что же они сделали? Соорудили клетку и посадили в нее мышку. И сразу были выпущены на волю инопланетянами, так как этим действием доказали инопланетной расе свою разумность.

Я думаю, что родители и дети – как разные расы в этом фантастическом рассказе. А воспитание – это процесс не только пассивного наблюдения, но и активного создания ситуаций различной сложности. Дети живут «в клетке», а родители наблюдают, как они справляются с жизненными ситуациями. Что такого должны сделать дети, чтобы родители осознали, что их чада повзрослели, выросли? Какое действие детей должно продемонстрировать родителям, что они готовы к вольной жизни и пора их выпускать на свободу?

Лично для меня доказательством взрослости является ответственность. Пока ребенок отвечает на мои вопросы в разных ситуациях: «Не знаю», «Это не я», «Плохая», «Я ничего такого не делала», «Мне все равно!», «Ну и что?», «А что здесь такого?» и т. п. – это означает, что я, как родитель, не подготовила своего ребенка к взрослости, не смогла организовать в его жизни такие ситуации, в которых он смог бы научиться брать на себя ответственность и признаваться, что именно он, а не кто-то другой в этой ситуации схалтурил, солгал или просто забыл. Хотим мы того или нет, но именно забота и ответственность являются мерилами взрослости и ключами к свободе ребенка от родительской опеки.

Мы с моей дочуркой должны пройти еще огромное количество ситуаций на пути выращивания ее маленького «Я». Но, как говорится, правильно поставленный вопрос приводит к правильному ответу.

Полоса препятствий

Мой ребенок в неплохой физической форме. Все-таки быстро и шустро ползать на четырех конечностях не каждому дано. Дочка напоминала хорошо тренированную обезьянку. Она за все цеплялась и передвигалась немного боком. Когда в школе за ней закрепилась эта кличка – Обезьянка, – моя дочь обиделась.

Надо сказать, что осваивать школу мы начали со школьного двора, а именно – с полосы препятствий, которая была построена на школьном стадионе. Дочь очень хотела научиться ее проходить, особенно разрушенный мост и лестницу. У меня глаза закрывались от страха, когда моя доченька лезла на тонкие бревна, да еще и перепрыгивала с одного бревна на другое, преодолевая немаленькое расстояние на приличной высоте. Каждый раз, когда мы проходили мимо, дочка спрашивала у меня разрешения пройти полосу «докуда смогу». И каждый раз с замиранием сердца я разрешала, приготовившись ее ловить или как-то поддерживать при возможном падении. Но она отлично научилась проходить полосу: и лабиринт, и мост, и барьер, и окно. Загвоздка была только в горизонтальной лестнице. Руки были слабоваты: она висела на перекладине, и любая попытка одной рукой ухватиться за следующую перекладину заканчивалась неудачей. Дочь потирала руки и говорила: «Ничего, ничего, вот завтра я тебе задам!»

Как правило, после школы многие дети «застревают» на школьном стадионе, чтобы погонять мяч, полазить, побегать, повисеть – в общем, размяться после сидения за партой. Моя дочь очень внимательно смотрела, кто как лазит. И один мальчик ей показал, как проходить лестницу. Он раскачивался всем телом, и это помогало ему дотягиваться до следующей перекладины. Моя дочь быстро освоила эту технику и ловко прошла пять или шесть перекладин сразу. Это была победа. С одной стороны.

А с другой стороны, такая жажда спортивных достижений сильно отдаляла ее от девочек в классе. И поскольку моя дочь вообще не была похожа на девочек из класса, а к мальчикам она относилась изначально с изрядной долей презрения, то в классе ей было действительно одиноко и страшно. А тут еще и такая кличка за ней закрепилась – Обезьянка. Для ученицы четвертого класса это была слишком детская кличка, она напоминала скорее детский садик, чем школу.

Дочь сильно переживала по этому поводу и каждый раз, когда она после школы ловко и шустро проходила полосу препятствий, мы с ней обсуждали, что такое прозвище, скорее всего, обозначает ее преимущество. Ничем другим в школьной жизни дочь похвастаться не могла. А после того как несколько человек похвалили мою дочь за ловкость в прохождении лестницы на спортивной площадке, она наконец-то расслабилась и перестала обижаться на прозвище Обезьянка. И, конечно, очень скоро ее перестали так называть.

Мы с дочкой много занимались физическими упражнениями. Для того чтобы хоть как-то укрепить вестибулярный аппарат, она крутилась на круге, стояла на одной ноге с закрытыми глазами, висела вниз головой. Чтобы сформировать уверенность в себе, мы отмечали позитивную динамику успехов дочери в прохождении лестницы и всей полосы препятствий в целом. Мы каждые выходные ходили на плотину, в детский городок – всюду, где были установлены более или менее сложные металлоконструкции, – и там занимались. За полгода моя дочь окрепла физически, выросла на 10 сантиметров и поверила в свои способности. И ее маленькое «Я» подросло.

Головоломки

Огромную роль в преодолении возрастного регресса сыграли головоломки. Надо сказать, что у меня, как у детского психолога, было много сделанных мною разрезных головоломок, которые дочка собирала почти маниакально. Было видно, насколько за все прошлые годы она истосковалась по интеллектуальным задачкам. Ее интеллект «страдал» из-за отсутствия базовых учебных навыков, таких как грамотное письмо и чтение. Если ребенок не умеет и поэтому не любит читать, то ему становятся недоступны многие интересные задачки, ребусы, загадки, задания.

Но для того чтобы сформировать, а потом и развить чтение и грамотное письмо, требовалось достаточно большое количество времени. С графическими головоломками же все было просто: для их решения читать не нужно; поэтому я остановилась на них. И здесь особую роль сыграли головоломки Красноухова. А когда моя дочь собрала сложнейшую головоломку «Золотая цепь» за полминуты, мы обе были счастливы.

Речевой регресс

Успешное решение головоломок и укрепление духа с помощью физических упражнений помогли нам справиться с возрастным регрессом. Но не со словесным. У меня было такое ощущение, что аудиальное развитие моей дочери застряло на уровне двухлетнего возраста (тогда она общалась с родной бабушкой). Именно с этого возраста мы и начали свое продвижение по линии времени.

Мы с дочкой договорились, что всю неделю дома (наши договоренности не касались школы, в которую надо было ходить независимо от наших намерений) она будет разговаривать как двухлетняя девочка. И я с ней стремилась разговаривать именно как с маленькой девочкой. Я надеялась, что ей самой надоест сюсюкание. Но я ошибалась. Моя дочь получала огромное наслаждение, когда говорила как маленькая и когда я обращалась к ней, как к маленькой девочке. Все домашние заботы легли полностью на меня. Я не могла попросить свою девочку почитать, могла только сама читать ей сказки, детские стишки, петь песенки.

Иногда я просила ее петь. Она делала это с удовольствием. Оказалось, что она знает много песен. Однако репертуар, естественно, был детдомовский. От «Жил на поляне розовый слон» до «Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети». На этом фоне особо выделялась песня про дельфина. Почти каждый день моя дочь, как нищенка в метро, жалобным детским голоском пела мне о том, как у дельфиненка умерла мамочка. При этом эмоциональное состояние дочери было радостным, близким к эйфорическому. Она радовалась жалобности и плаксивости самой песенки и во все глаза смотрела, какой ужасающий эффект производила на окружающих. Это бесило меня больше всего! Моя дочь буквально доводила до белого каления этой песней меня и моих друзей.

Так проходила неделя за неделей. Вот мы договорились, что моей дочке уже три годика. А вот она выросла, и ей уже пять лет. Я показывала свои детские фотографии, где мне было столько же лет, чтобы она хотя бы понимала, о каком возрасте идет речь и что может в таком возрасте ребенок, а чего еще не может. А песня о гибели матери дельфиненка все пелась и пелась.

На седьмом году жизни (мы с дочерью договорились, что теперь будем за неделю преодолевать по два года жизни) я взбунтовалась и предложила своей «первокласснице» выбор: либо поставить песню под запрет, либо переписать ее слова, чтобы мама была. Дочь сказала, что перепишет слова. И как-то раз она пропела мне на этот же жуткий мотивчик песню про дельфиненка, у которого мама нашлась! Это было самое великое достижение за первые полгода нашей общей жизни. Больше моя дочь не пыталась петь эту песню дома. Но на летних каникулах в туристическом лагере она «порадовала» у костра всех детишек и взрослых своей песенкой. Об этом событии мне рассказала руководитель лагеря. Видимо, в незнакомой обстановке моя дочь не могла отказать себе в удовольствии смутить всех «домашних» детей и взрослых этой шокирующей подробностями слезоточивой песней.

Как только дочери «исполнилось семь лет», я взялась за прохождение школьной программы. Мы начали с первого класса и параллельно со школьной программой четвертого класса проходили дома программу первого, а потом второго и третьего классов по русскому языку. С математикой дело обстояло не так плохо, и я сконцентрировалась на грамотном письме и чтении. Как я уже отмечала, школьные навыки сформированы не были. Моя дочь писала левой рукой. Почерк был невыносимо коряв. При подобных нарушениях эмоционально-волевой сферы какой еще может быть почерк?!

Однако сложности были не только в том, что моя дочь писала буквы некрасиво. Одна из важных проблем была связана с отсутствием внутреннего контроля в принципе: и визуального, и аудиального, и кинестетического. Если моей дочери нужно было написать слово из трех букв, то она могла его написать некрасиво, но было понятно, что это за слово. Если в слове было больше трех букв, то слова не было вообще – был набор непонятных каракулей.

Таким образом, я понимала, что отставание в речевом развитии основано, во-первых, на отсутствии внутренней речи, с помощью которой ребенок не только сам себе диктует слово по буквам или по слогам, контролируя свое письмо, но и в принципе осуществляет самоконтроль и самоподдержку. Во-вторых, связь между визуальной, аудиальной и кинестетической системами восприятия не была сформирована, т. е. ее руки писали сами по себе, глаза во время письма смотрели непонятно на что, уши и рот тоже не помогали рукам писать. В-третьих, проблема усугублялась сильнейшим зажимом в области горла, из-за чего затруднялись и формирование навыков чтения, и сама речь. У моей дочери была очень хорошая аудиальная память. Но даже выучив стих наизусть, она не могла рассказать его так, чтобы получить положительную оценку, – она постоянно запиналась, сглатывала и поэтому делала огромные паузы: никакой поэзии в таком исполнении не было.

С сюсюканием и коверканием слов мы едва справились. Но на возрасте первоклассницы остановились. Влипли мы крепко. И я поняла, что начинать надо вообще с азов – с дыхания: пока мы не уберем ком обиды в горле, моя дочь не сможет нормально говорить и читать. А пока она не может говорить без сбоев, она не будет грамотно писать. Поэтому школьные трудности я также разделила на части. И для каждой части появились свои правила.

Этапы преодоления речевого регресса: дыхание. Итак, мы стали заниматься дыхательными практиками. В принципе, многие, даже взрослые люди дышат таким образом, что при вдохе живот втягивается, а при выдохе наполняется. Конечно, правильно дышать следует наоборот: при вдохе живот расширяется и наполняется воздухом, а при выдохе он втягивается. У моей дочери вдох был коротким, плечи при этом поднимались и зажимали горло. Воздух застревал на уровне горла и до живота вообще не доходил. Следовательно, живот в дыхании не участвовал. При таком коротком вдохе говорить длинно и гладко просто невозможно. Поэтому речь ее была прерывиста, звуки не дотягивались, не договаривались и не допевались. Усиленный нажим на первые слоги и «проглатывание» последних слогов (окончаний слов) – эта техника речи, чтения, пения кочевала от слова к слову. Естественно, такая внешняя речь не помогала ни работе над каждым словом при письме, ни нормальному согласованию падежей, окончаний и т. п.

После первых же попыток я поняла, что занятия дыхательными практиками не пошли. Моя дочь делала правильно первый вдох, но уже на втором плечи опять поднимались и дыхание глубже не проходило, а живот, как полагается при вдохе, не наполнялся воздухом. Дело в том, что ребенку трудно действовать только из одного абстрактного понимания, что дышать надо правильно. Нужно было найти поверх «надо» интересный смысл для правильного действия.

Ах, флейта, флейта – продолженье горла…

Проще говоря, ребенок будет упорно заниматься дыханием для чего-то – скажем, для того чтобы играть на флейте. С началом обучения игры на флейте дыхание изменилось. Учительница – молодая девушка – объяснила и показала, как нужно дышать, чтобы флейта звучала красиво и сильно. Сначала моя доченька тянула нотку на флейте на два счета. Это очень мало. Но мы занимались. Через несколько недель она вытянула нотку на три счета. При этом я тянула ноту на двенадцать-тринадцать счетов. Мой пример вдохновлял дочь. Мы вдвоем учили ноты и расположение пальцев на клапанах флейты, вдвоем учились дышать, – и это радовало нас и окрыляло. Сама флейта была окутана волшебством. А мы, играющие (это пока громко сказано – просто извлекающие из нее звуки), смотрели друг на друга сияющими глазами, особенно когда звуки получались чистыми и соответствовали октавам.