Ковры из человеческой кожи
Мэд Фоксович
1771 год. Кровожадный душегуб держит в страхе маленькую губернскую деревушку, похищая крестьян ночными метелями, и только экспедитор Тайной канцелярии сможет его остановить. Однако до самого последнего момента опытный следователь не подозревает, что ему придется столкнуться со своими самыми глубокими страхами, чтобы завершить работу.
Все это в психологическом триллере-детективе и слэшере в сеттинге Российской Империи XVIII века «Ковры из Человеческой Кожи».
Автор Мэд Фоксович
Автор обложки Мерлин
Мэд Фоксович
Ковры из человеческой кожи
Глава 1. Лазурное Марево
Российская империя, 1771
Слепящий туман опустился на Выборгскую губернию, облако гадкой густой мглы рухнуло в объятья Малого Цветочного озера, словно обломанная ветка. Суровый декабрь сковал беспорядочные старицы водоема пятнами льда, напоминавшими маленькие островки плесени на поверхности воды. Метровые пласты снега давили на соломенные крыши десятка крестьянских халабуд и кокетливо укладывались на толстой кровле земской избы.
Далекий и жалкий рыбацкий поселок Лазурное Марево, забытый на ранних стадиях своего возведения в результате экономических издержек Семилетней войны, отсвечивал мутный лед Малого Цветочного озера на протяжении последних пятнадцати зим. Собирая плесень и тину, рота косых свай держала добрую четверть Лазурного Марева надо льдом. Длинный каменный виадук и десятки хлипких деревянных помостов связывали водный угол села с большой землей.
Несчастный четвертак имел худую славу; провиснув в хлюпкую бездну на полметра и уже почти скрежеща о лед досками, он всегда казался куда более отдаленным и даже чужим для всего остального поселка. Высокая концентрация жуткого тумана, окутывавшего угол и его окрестности почти каждые сумерки, уж точно не внушала благополучия суеверным крестьянам.
Столбы дыма уверенно и безмятежно поднимались к слепому белому небу из устьев печных труб, пока равновесие нелюдимой декабрьской ночи не нарушил грохот деревянных ставней! Дверь покосившейся крестьянской избы возле конюшни смяла невысокий сугроб, яркий желтый прямоугольник дверной рамы упал на разглаженную землю.
– Последний ушат из дому вынес, свинья! – заверещал отчаянный женский голос. – Пьянчуга!
В ту же секунду, кряхтя и спотыкаясь, из-за порога вывалился спившийся плотник Тарас. Бубня что-то сквозь немногочисленные зубы и сопливую бороду, безнадежный выпивоха рухнул в снег.
– Марфа! – протянув руки к слепящему свету, зарыдал мужик.
Дверь захлопнулась перед его носом.
– Открой, сдергоумка! – барабаня в раму синеющими кулаками, закричал Тарас. – Я брошу! Господом клянусь! – с каждым вдохом тон потерянного человека становился глуше, плотник с трудом верил собственным словам.
Ударившись лбом о ставни, Тарас медленно сполз на холодную землю. Развернувшись к избе спиной, пропащая душа устремила взор к горизонту. Острая вьюга осыпала поворот конюшни снежной стружкой, метель завывала неизвестную траурную мелодию над пыхтящими трубами. Колья деревянного забора, знаменовавшего границу рыбацкой четвертины, бледнели в тумане. Мысли и образы расплывались в разуме крестьянина, а контуры таяли в нечеткую однородную массу в его дрожащих глазах.
– Черт возьми… – плотник пыхнул эти слова обессиленно и неразборчиво, почти про себя. Никто не был способен услышать их… пожалуй, кроме самого черта.
Долгая и холодная тишина придавила узкую снежную тропу, больше напоминавшую неглубокий окоп. Ничто не беспокоило гнетущего безмолвия ночи, кроме завывания ветра и необъяснимого космического рокота высоко в облаках, пока Тарас не услышал странный шум, напоминавший ритмичное звяканье металлических деталей.
Настороженный плотник с трудом поднялся на ноги и, вычесав из задубевшей бороды надоедливые сосульки, высунулся из-за сугроба. Затем он устремил встревоженный взгляд в сторону конюшни. С каждым мгновением, металлический лязг становился отчетливее, пока не начал доминировать над воем метели. Вскоре компанию ему составили поскрипывания снега, утрамбовываемого под чьими-то тяжелыми шагами.
Словно тусклая акварельная клякса, из мглы появился человеческий силуэт. Темная фигура в старом изорванном кожухе остановилась у пустующих стойл. Тарас не мог различить лица таинственного незнакомца, однако чувствовал на себе его взгляд, тяжелый и холодный, в точности, какой была та злополучная декабрьская ночь…
Как зачарованный, взор несчастного крестьянина оказался прикован к горизонту, будто ожидая реакции тени, смотревшей на него с другого конца снежной траншеи. Только сейчас Тарас заметил, что туловище, руки и ноги мутного человека были обтянуты короткозвенными цепями, – именно они стали источником жуткого ритмичного лязга.
Густые снежные хлопья запорошили ресницы непутевого столяра в самый неподходящий момент. Подцепив сеченый подол рубашки, Тарас протер одеревеневшее лицо, прервав зрительный контакт с таинственным силуэтом.
Сердце крестьянина оборвалось, а его диафрагма подскочила, казалось, до самого горла в ужасающем протяжном вдохе, когда тот вновь открыл свои глаза. Горизонт опустел, зловещее приведения исчезло без следа и объяснения…
– Господи… – перекрестившись дрожащими пальцами, проронил плотник. – Марфа, открой! – спотыкаясь, нескладный пьяница метнулся к порогу дома, принявшись отчаянно барабанить в дверь.
Никто не ответил.
Кровь застыла в жилах Тараса, когда, внезапно тихий железный скрип донесся из-за его спины, а тяжелое свербящее дыхание змеей протянулось по затылку. Тяглый медленно развернул дрожащие плечи, в его горле встал ком. Плотник был слишком напуган, чтобы кричать…
Ужасающее существо, с трудом напоминавшее живого человека, отбрасывало длинную тень на порог. Ветер покачивал связку цепей, обвившую почти все его тело, безостановочно лязгая ржавым металлом. Его босые и ороговевшие дочерна ноги уходили глубоко в снег, а в правой ладони, заиндевевшей кровавыми струпьями, был зажат длинный изогнутый секач. Такой же секач, что скорняки использовали для снятия шкур убитых зверей.
Но самым кошмарным, совершенно необъяснимым и даже невозможным для восприятия ординарным крестьянским умом было его «лицо». Конечно, если слово «лицо» было уместно для описания этого уродливого и вывернутого полотна плоти, будто вручную натянутого к затылку на железных крючьях и кожаных ремнях.
Его губы и нижняя челюсть были полностью вырваны, оголяя частокол редких зубцов, свисавших с бордового месива десен. Левый глаз монструозного создания был зашит, а правый, уже практически вылезший на лоб перекошенного обличья, без остановки пожирал безумным взглядом Тараса, обездвиженного морозом и ужасом…
Дрожащее троеперстие плотника медленно потянулось ко лбу, чтобы перекреститься, как вдруг священное знамение прервал острый металлический свист! Взмахнув заточенным клинком, одноглазое отродье оставило глубокую рану на ладони крестьянина!
Вцепившись в кровоточащую кисть с обрывистым вскриком, Тарас упал на четвереньки, уклонившись от второго удара, который должен был прийтись в его горло! Черпая снег большими неуклюжими лаптями, плотник ринулся к покосившемуся частоколу, кряхтя и взвизгивая от боли, словно недорезанная свинья.
Взмахнув подолом рваного кожуха, монстр совершил пируэт и угрожающе зашагал к забору. Проронив обрывистый возглас ужаса, Тарас ринулся по лабиринту траншей, выбирая случайные повороты, пока адреналин не вывел плотника на виадук. Выдохшийся крестьянин облокотился о кладку каменного моста, оставив на снегу кровавый отпечаток ладони.
Тарас был уверен, что сумел оторваться от безумного преследователя, однако новый заряд адреналина ударил его сердце, когда ужасающий дерганый силуэт возник из дымки на конце виадука! Размахивая окровавленным секачом, уродливый монстр миновал метры глубокого снега заячьими прыжками!
Отстукивая пятками помосты, плотник слишком поздно осознал, что сумасшедшая погоня, больше напоминавшая лихорадочный ночной кошмар, вывела его на рыбацкий четвертак. Мечась по злополучному прокаженному району, мужик барабанил в каждую дверь, крича о помощи.
Никто не ответил.
Ленты шерстяных портянок, прилично расслабившиеся в результате интенсивной ходьбы, обвивали ноги Тараса, пока намертво не спутали его колени! Несчастный рухнул на землю в нескольких метрах от обледеневшего пирса.
Пульсирующее темное пятно, едва различимое в вертикальном снегопаде становилось ближе и ближе, пока Тарас не ощутил морозящее оцепенения в своей шее. Кровь принялась фонтанировать из его сонной артерии, когда одноглазое чудище вытянуло секач из крестьянской глотки…
– За… – хлюпая кровью, с трудом прошептал ремесленник, – что?
Монстр наклонился, закрыв снегопад затылком. Его единственный глаз прищурился с садистским удовольствием сквозь слой зловонной штопаной плоти.
– Не буди Лихо, – шевеля ошметками нижней челюсти, протянул демон зловещим болезненным хрипом, – пока оно тихо…
Звякнув ржавыми цепями в последний раз, жестокая нечисть приставила лезвие ножа к глазнице обреченного батрака! Секач погрузился в плоть и начал сползать вниз, медленно срезая человеческую кожу. Лазурное Марево проглотило истошный вопль Тараса, сделав его почти неотличимым от очередного порыва ледяного ветра…
***
Две недели спустя.
Колеса дорогого экипажа переваливались через холмы и скользили по паутине обледенелых ручейков. Искривленное отражение серых туч, практически полностью затянувших небо, плыло по позолоченным глухарям и бамперу купе. Упряжка из четырех белоснежных жеребцов лениво тянула карету Тайной экспедиции при Сенате по туманной низине Выборгской губернии.
С опаской раздвинув маленькие лиловые занавески, кто-то впустил в экипаж тусклые, но жгучие на контрасте, лучи утреннего солнца. Единственный пассажир кареты раздраженно прищурил тусклые и усталые голубые глаза, частично закрытые неухоженным занавесом пепельной челки. Михаил Святославович Кисейский, именитый экспедитор сыскного отдела Тайной канцелярии, держал курс из столицы. Его экипаж бросился в странствие по снежным пустошам после того, как Канцелярия получила таинственный донос от имени сельского старосты Лазурного Марева, ничтожного и забытого богом поселения на Малом Цветочном озере.
Выходец Смоленского драгунского полка, Кисейский занимал пост срочного экспедитора больше десяти лет и давно стал безразличен к ужасам кровопролития и изощренных пыток. Разоблачив десятки кровожадных изуверов, орудовавших в необъятных широтах Российской империи с начала правления Екатерины II, Михаил был способен без труда составить полный психологический портрет душегуба на месте преступления, не отвлекаясь на сантименты, омерзение и страх.
Возможно, поэтому Канцелярия поручила это дело именно ему.