Будь моей Брейшо

Меро выдал местонахождение Рэйвен и ее матери – то, что Донли искал со дня исчезновения Равины, и в обмен мой отец отдал ему меня.

Вот так я превратилась из никчемной, никому не нужной девочки, которую никуда не выпускали, в золотую марионетку, самый ценный, самый важный инструмент в мужском мире.

Я?рано развилась и всегда выглядела чуть старше своего возраста. Когда я была маленькой, у меня не было возможности поиграть с другими детьми, хотя я, конечно же, знала, что существуют другие дети, – слышала их смех по другую сторону стены, а потом появился мальчик, который осмелился заглянуть в дырку. Мне не у кого было учиться, кроме охранников и моего наставника, и как только мне исполнилось восемь, для «развития» мне подарили телевизор.

Меро, должно быть, увидел это в моих глазах – что я отчаянно нуждаюсь в большем.

Он гордился своей «собственностью», и я быстро стала пешкой в его играх. Делала, как он просил, находила способы обмануть тех, кого он обрабатывал, и они выдавали свои секреты. Эти люди, занимавшие высокие посты, предавали Брейшо. Иногда в надежде на лучшее, а некоторые просто за деньги.

У нас с Меро были уловки, чтобы добиться желаемого, и я всегда хотела дать ему то, о чем он просил, поэтому была чрезвычайно изобретательна. Я?изучала людей, научилась видеть больше, чем было открыто, слышать то, что не было сказано вслух. Для меня это тоже стало игрой, чем-то, на чем можно сосредоточиться, способом заслужить любовь, которой я так жаждала.

Секреты были моей целью.

Я?была шантажисткой.

И только когда я повернулась спиной к человеку, который освободил меня из тюрьмы, моя жизнь изменилась.

А теперь, теперь она изменится?

Вероятно, да.

Я?знаю, что я сильная, я знаю, что справлюсь, но я снова хочу большего.

Я?уже не маленькая девочка, которая была совершенно ненужной, даже себе.

Ирония судьбы в том, что единственная вещь, которая когда-либо добавляла в мою жизнь хоть каплю цвета, – это и есть причина, по которой мой мир был окрашен в серый цвет.

Секреты…

Секреты моя цель и моя профессия, но здесь это ничего не даст.

У меня нет никаких рычагов давления – только ложь.

Я?не знаю, что такое гордость, – я утонула в стыде.

Я?ненавижу себя больше, чем человека, который сделал меня такой.

Насколько ты слаб, чтобы стать тем, кем тебя хочет видеть кто-то другой?

Здесь я смогу быть другой.

Я?хочу быть полезной.

Чего-то стоить.

Я?вздыхаю и закусываю губу.

Чьи-то тихие шаги привлекают мое внимание; я поворачиваю голову и вижу Ролланда, человека, который помог мне спрятаться у всех на виду.

Я?никогда не говорила ему, кто я на самом деле, – дочь человека, которого он ненавидел; только то, что я росла в стенах поместья Грейвенов, пока меня не продали.

Я?никогда не говорила ему, кому.

Ролланд засовывает руки в карманы, глядя на сад.

– Тебе не обязательно сидеть здесь, Виктория.

– Нет, обязательно.

– Это и твой дом.

Я?киваю.

– Так и будет. Со временем.

Легкая улыбка появляется на его губах, он медленно опускается в кресло рядом с моим.

– Я?рад, что ты так думаешь.

Облако неуверенности, окружающее меня, должно быть, душит его так же сильно, потому что он говорит:

– Я?полагаю, теперь ты понимаешь…

– … что ты все это время знал, что я была дочерью твоего врага, Донли Грейвена, грязной кровью? – Мой взгляд на мгновение скользит в его сторону, но я быстро отвожу глаза.

– Я?не был уверен, но у меня было чувство, может быть, даже надежда, что ты была дочерью женщины, которую я пытался спасти.

– Что это значит? – спрашиваю я. Мне и в самом деле интересно, потому что я никогда не говорила с Марией по душам. Узнавала обо всем по крупицам, но ничто не имеет ни малейшего значения, если не исходит непосредственно из уст того, кто знает всю правду. – Освободить ее? Как именно?

– Твоя мать работала горничной у Грейвенов, она была… их собственностью, насколько это возможно, и Донли выбросил ее, как мусор, когда узнал, что она беременна девочкой, когда ему нужен был только сын. Мейбл привела ее ко мне, и я предложил Марии дом, безопасное место, где она могла бы зарабатывать на жизнь и растить своего ребенка, тебя, когда ты родишься. – Он смотрит на меня. – К сожалению, у нее не было такой возможности. Я?полагаю, ты знаешь, почему…

– Он забрал меня от нее в больнице. – Я?пожимаю плечами; это не печально – это реальность. – Почему ты позволил ей вернуться в свой дом после этого?

Его лоб морщится, и он отводит взгляд.

– Чувство вины, может быть. Не знаю.

– И этого было достаточно, чтобы ты оградил своих сыновей от меня?

– Я?дал им файл, как я делаю каждый раз, когда мы заселяем кого-то в общежитие. Все, что я сделал, это упростил твое прошлое.

Упростил, верно.

Как будто «неблагополучный дом» и «отсутствие родителей» о чем-то говорят.

Я?слежу за признаками лжи в его словах и спрашиваю:

– У тебя есть настоящее досье на меня, Ролланд?