Любовь & Война

Олбани, штат Нью-Йорк

Апрель 1781 года

«Угодья» расположились на вершине невысокого холма, гордо взирая оттуда на окрестные поля и луга. У парадного входа уже стояло несколько экипажей, как открытых, так и закрытых. Когда Алекс с тестем уже были у подножия холма (Джон отправился вперед), они увидели, что к дому подъехал закрытый кабриолет, заметно кренящийся на одну сторону. Кучер остановил лошадей, и тучный мужчина в броском, но плохо сидящем камзоле цвета золота выбрался наружу, после чего экипаж тут же (почти полностью) выпрямился.

Генерал Скайлер тяжело вздохнул.

– Это стухшее яйцо на позолоченной тарелке я узнаю где угодно. Джордж Клинтон – единственный из моих знакомых, кто всегда приезжает до начала приема, вместо того чтобы, согласно моде, слегка опоздать. И все чтобы убедиться, что самое вкусное достанется ему.

Конечно, это имя было знакомо Алексу, хотя он пока не встречал самого губернатора штата Нью-Йорк. К тому же Скайлеры проявили невиданное великодушие, пригласив этого человека в свой дом, ведь именно он отнял у генерала Скайлера победу в выборах губернатора в 1777 году.

Джордж Клинтон был участником войны с французами и индейцами два десятилетия назад, и, когда в 1776 году была провозглашена независимость, продолжил сражаться за свою страну. В то же время он начал и свою политическую карьеру. Некоторые люди считали, что две эти области несовместимы, ведь если политический деятель одновременно является действующим офицером армии, это повышает вероятность установления военной диктатуры во главе с правителем, чья власть держится на штыках, а не на поддержке граждан. А это шло вразрез с самим духом демократии, который новорожденная страна так яро взращивала.

Но ничто из этого не беспокоило Алекса столь же сильно, как нескрываемое неприятие губернатором Клинтоном идеи о каком бы то ни было централизованном правительстве или другом общенациональном органе власти. Клинтон полагал, что каждый штат должен сам полностью определять свою судьбу – до той степени, что от него частенько исходили высказывания о «вторжении» в соседний Вермонт по окончании войны с целью присоединения его к территории штата Нью-Йорк. По утверждению Клинтона, все штаты должны были стать равными. Однако высказанные им угрозы ясно давали понять, что некоторые из них будут «более равными», чем остальные.

– Это опасный человек, – добавил генерал Скайлер. – Заявляет, что он – человек из народа, но все, что его связывает с простыми людьми, – это их карманы, которые он опустошает, чтобы набить свой собственный. С каждого доллара налогов хоть цент, но оседал в кармане Клинтона.

– Жадность существует столько же, сколько само человечество, – ответил Алекс. – Как это ни прискорбно, но меня больше беспокоит его абсолютная беспринципность. Он не чурается никакой лжи, чтобы привлечь людей на свою сторону. И уверен, что к тому времени, как его разоблачат, успеет придумать другую ложь, чтобы прикрыть первую, а если раскроется весь обман, может просто взмахнуть флагом и крикнуть: «В бой!»

– С Вермонтом? – Генерал Скайлер горько усмехнулся. – Миссис Росс[3 - Бетси Росс, урожденная Элизабет Гриском – филадельфийская швея, которая, согласно легенде, сшила первый американский флаг.] была бы не рада, что ее имя связывают со звездно-полосатым флагом, знай она, для каких целей он служит.

– Но ведь под этим флагом творится и множество достойных дел. И каждый американец должен сам решать, что этот флаг значит для него или для нее, – сказал Алекс, кивнув на тучного человека на вершине холма, которого ливрейный лакей как раз впускал в дом. – Даже такой, как он.

– Ты прав, – согласился генерал, и они начали восхождение по длинному ряду ступеней, которые вели к восточному, выходившему на реку, входу в дом. – Остается лишь удивляться, что привело его сюда сегодня. Миссис Скайлер не преминула заверить меня, что сегодняшний праздник – это не собрание сливок местного общества. Просто тихий вечер для семьи и друзей, которые хотят пожелать тебе благополучного и легкого путешествия назад, в штаб генерала Вашингтона.

– Когда все три сестры Скайлер собираются вместе, ничего «тихого» выйти не может, – со смехом возразил Алекс.

И действительно, стоило мужчинам приблизиться к дому, до них донеслись звуки музыки, плывущей из окон, широко открытых, чтобы впустить прохладный вечерний ветерок.

– Что это? – неверяще пробормотал генерал Скайлер себе под нос. – Кэтрин, определенно, ничего не говорила о найме музыкантов!

Потрясенный, тесть назвал жену по имени, и Алекс заметил, как он тут же беспокойно заозирался, не слышал ли кто, кроме зятя, как фамильярно он говорит о своей величественной супруге.

Но прежде чем Алекс рискнул озвучить свое предположение, дверь распахнули, и не Самсон, дворецкий, или Хендрикс, старший лакей, а Элиза собственной персоной.

– Полковник Гамильтон! Отец! – радостно поприветствовала их его жена милой, хоть и несколько напряженной улыбкой на лице. – Мне показалось, я заметила, как вы подъезжаете!

Алекс не сводил с жены глаз, пока она приветствовала своего отца. Лицо ее было слегка припудрено, а естественный цвет губ оттенен помадой тоном чуть темнее – это лишь подчеркнуло природную, без единого намека на излишество, красоту ее лица, обрамленного струящимися по бокам локонами каштанового цвета. Он ощутил, как по телу разливается тепло, но его немедленно смыло ледяным ветерком, скользнувшим по спине при мысли о предстоящем разговоре и его планах на Йорктаун.

Она получила поцелуй в щеку от отца и повернулась к мужу, пылая нетерпением, идущим из самого сердца.

– Дорогая, – произнес он, столь же опьяненный блеском ее глаз, как и в тот день каких-то три года назад, когда впервые увидел их, прибыв в этот дом как простой посыльный. Он быстро клюнул ее в щеку, соблюдая приличия, не преминув, однако, задержаться, чтобы вдохнуть запах ее духов и, словно невзначай, легко коснуться пальцами талии.

– Алекс, – шепнула она, и его имя, сорвавшееся с ее губ вместе с теплым дыханием, коснувшимся его уха, чуть не свело с ума от страсти.

Он заставил себя выпрямиться, но при этом многозначительно посмотрел ей в глаза. Было ясно, что его чувства взаимны и что Элиза тоже жаждет большего, но приличия обязывали, и она отступила в сторону, позволяя мужу с отцом войти в просторный холл, около двадцати футов шириной и почти вдвое больший по длине, протянувшийся до самой задней части дома, откуда на второй этаж, в бальный зал, уводила резная лестница.

Несмотря на то что на часах было лишь начало восьмого, огромный холл был уже наполовину полон, и у генерала Скайлера глаза полезли на лоб от удивления, когда он, мельком заглянув в гостиные по обе стороны холла, обнаружил, что там ест, пьет и развлекается еще больше гостей.

– Боже мой! – хмыкнул он, когда один из лакеев поспешил к ним с Алексом, чтобы забрать треуголки. – Ты замужем меньше полугода, а уже управляешь домом и исполняешь роль хозяйки большого приема! Ты – достойная ученица своей матери, в этом нет сомнений. Но скажи мне, она правда пригласила музыкантов для сегодняшнего вечера? – Он махнул рукой в конец холла, где два скрипача и флейтист наигрывали рил, хоть танцующих пока не было видно. – Я понятия не имел, что мы устраиваем настоящий бал, а не простой ужин.

Элиза подошла поближе.

– Музыканты – это блажь Пегги, осуществленная Стефаном. Очевидно, они «придворные музыканты» в Ренсселервике, и он прислал их сюда, чтобы немного поднять настроение Пегги, расстроенной неурядицами в отношениях наших семей. Я сказала ей, что мы не завели танцевальных карточек и выйдет ужасный беспорядок, но Пегги лишь рассмеялась и заявила: «Это Америка, поэтому мы можем делать, что хотим!» Так она и поступила!

По смеху в голосе жены Алекс догадался, что ей понравилось небольшое самоуправство сестры, но ее немного беспокоило, что это не одобрит отец. И, действительно, генерал Скайлер, казалось, был серьезно озабочен.

– Я боюсь, как бы весь этот шум не потревожил миссис Скайлер, – сказал он.

– Я сразу же обсудила это с мамой. И пообещала, что все увеселения будут проводиться только на первом этаже, а она заявила, что, если уж не может сама поучаствовать в веселье, то хоть послушает через доски пола.

– Что ж, – добродушно усмехнулся генерал Скайлер. – Давайте-ка я найду Самсона и попрошу добыть нам карточки и карандаши, и тогда мы устроим танцы!

С этими словами он вышел из холла.

Алекс воспользовался уходом тестя, чтобы по-настоящему обнять жену и увлечь ее в удобный альков.

– Наконец-то мы вдвоем. Ты пахнешь просто восхитительно, – шепнул он ей на ухо. – Это… клубника?

– Возможно, – ответила она, шутливо стукнув его веером. – А возможно, и розовая вода, просто мы ели ягоды днем.

– А, так вот почему твои губы такие алые, – произнес он, склоняясь за поцелуем.

– Полковник Гамильтон! – Элиза рассмеялась, увернувшись до того, как их губы встретились на виду у гостей. – У меня достаточно дел, чтобы еще и вас держать в узде.

– О, обуздайте же меня, я сгораю от нетерпения. – Алекс не мог удержаться, чтобы не поддразнить ее, хотя бы ради искорок, что вспыхивали при этом в ее глазах. Он снова обхватил талию жены, притягивая к себе.

Элиза снова ускользнула.

– Дорогой! У нас гости!

– К дьяволу их, – заявил Алекс, прижимаясь теснее. – Давай сбежим в амбар.

– Сено мы будем укладывать позже, – прошептала Элиза, как только еще несколько гостей прошли мимо них. Осознав, как двусмысленно прозвучали ее слова, она вспыхнула, что ее мужу показалось совершенно неотразимым. – Но прямо сейчас долг зовет. – Она неохотно отодвинулась от него, выбираясь из родных объятий.

Алексу потребовалась секунда, чтобы привести в порядок камзол.

– Умоляю, скажи, твоя мать действительно говорила про звуки веселья и доски пола? Прости за откровенность, но «веселье» – это не то слово, которое ассоциируется у меня с миссис Скайлер – по крайней мере, не в привычном смысле.

Элизе не удалось скрыть лукавую улыбку.

– На самом деле она сказала, что если будет музыка, то пусть ее приглушат хотя бы доски пола и ковер. А если вдруг шум будет слишком сильным, она задернет балдахин кровати и выпьет стаканчик бренди, чтобы поскорее заснуть.

– Вот эти слова больше подходят той деятельной теще, которую я знаю. Но она на самом деле передала бразды правления домом тебе? Анжелика, наверное, чувствует себя обделенной, – заметил Алекс, взяв жену за руку.

– Мы с Анжеликой немного поговорили. Она понимает, что есть… причины, по которым она не может играть роль хозяйки этого дома в обозримом будущем.

Алекс кивнул. Он знал – знал то, что не мог сказать даже жене, – что она говорит о Джоне Черче и ореоле тайны или, скорее, скандала, который его окружает. Он жаждал избавить ее от мысли, что Джону или Анжелике есть чего стыдиться, но его сдерживали определенные обязательства, из тех, что не подвержены влиянию ни уз брака, ни даже любви. И забота о безопасности Континентальной армии была одним из них.