– Могу заверить вас, губернатор Клинтон, – холодно произнесла она, – что в сердце моего мужа хватает места для любви и ко мне, и к своей стране. Но мне и в мыслях не придет просить его выбирать между нами. Если он считает, что нужен стране в Йорктауне, я полностью поддерживаю его решение и уверена, что он проявит себя храбрейшим из воинов.
Клинтон ухмыльнулся, но в глазах его было восхищение тем, как Элиза встала на защиту мужа.
– Будь он хоть вполовину столь же отважен, как вы, возможно, вы были бы правы. – Тут он заметил, что руки его пусты, и устремился к столу с мясными закусками. – А теперь, думаю, самое время разжиться кусочком этого нежного, сочного барашка.
Элиза подождала, пока губернатор окажется вне пределов слышимости, и лишь затем повернулась к мужу.
– Элиза, милая… – начал Алекс. – Я собирался рассказать тебе…
– Как давно ты знаешь? – перебила она, и в ее темных глазах молнией полыхнул гнев, вызванный его предательством. – И ты не озаботился тем, чтобы поделиться новостями со мной? Твоей женой? Или хотя бы обсудить последствия сделанного тобой выбора?
Именно в такие времена становилось понятно, что Алекс намного более предан новорожденной стране, а не новорожденному браку.
Алекс опустил глаза.
– Ничего еще не решено. Я, возможно, даже не…
– Как давно, Алекс? – настаивала Элиза.
Алекс поднял на нее виноватый взгляд.
– Я отправил прошение несколько месяцев назад. Генерал Вашингтон обещал дать мне ответ, когда я встречусь с ним в Ньюбурге.
– И у тебя есть основания предполагать, что его ответом будет «да».
Она подавила рыдания.
Алекс отвел взгляд.
– Я сказал ему, что, если мне не дадут полк под начало, сразу же подам в отставку.
– В отставку! – повторила она потрясенно.
– Я солдат, Элиза, и неплохой. Не получив полка, я не смогу получить и более высокий чин, никогда не заслужу признания и уважения, которых заслуживаю, – объяснил он. – Пожалуйста, постарайся понять. Сейчас я никто, даже ничто. Я сделал это ради нас.
Она покачала головой.
– Но если ты подашь в отставку, то потеряешь жалование и пенсию! Мы, без сомнения, останемся без гроша. И ты принял такое решение, даже не посоветовавшись со мной?
– Драгоценная моя, пожалуйста, пойми! – воскликнул Алекс, хватая ее руки. – Есть такие решения, которые мужчина должен принять сам.
Элиза с трудом подавила желание выдернуть ладони из рук Алекса, не желая устраивать сцен. Но ее ярость казалась настолько материальной, что Алекс отпустил ее сам.
– Мужчина – возможно. Но муж – никогда, – отрезала она холодно. И пошла прочь, гордо подняв голову.
– Элиза! Куда ты идешь? Вернись! – в отчаянии воскликнул он.
Элиза остановилась и медленно обернулась лицом к нему, поймав его взгляд.
– Ты сам для себя все решил. Так что тебе за дело, куда я направляюсь? – спросила она, прежде чем развернуться на каблуках и скрыться в толпе.
6. Расставания и встречи
На борту «Пилигрима»
из Олбани, штат Нью-Йорк, в Ньюбург, штат Нью-Йорк
Апрель 1781 года
Путешествие Алекса в Ньюбург прошло ужасно. Чтобы ускорить его, Джон Черч договорился, чтобы его взяли на торговое судно, везущее шкурки бобров. Прекрасную погоду сменила летняя гроза, и плети ливня хлестали по палубе, не позволяя находиться на ней никому, кроме самых опытных моряков. В трюме, однако, было ничуть не лучше – невыносимо спертый воздух отвратительно вонял гниющим мясом из-за сваленных в углу невыделанных шкур. Капитан, похожий на медведя, утверждал, что он француз, но полное отсутствие зубов и трубка, зажатая между десен, делали его речь настолько невнятной, что Алексу удавалось разобрать лишь одно слово из пяти, несмотря на то что с рождения он разговаривал и по-французски, и по-английски.
Но не поэтому Алекс чувствовал себя ужасно.
Его расставание с Элизой было не совсем мирным, и это мягко говоря. Жена исчезла с вечеринки сразу после ссоры и не появлялась до самого ее конца, когда пожала руку на глазах у всех слуг, которые убирали грязные тарелки и стаканы в потеках вина.
– Надеюсь, вам понравилась вечеринка, полковник Гамильтон, – сказала она тоном, способным заморозить воду. – Без сомнения, вам необходим отдых перед подготовкой к поездке, поэтому сегодня я посплю в бывшей комнате Анжелики.
И два дня спустя его жена оставалась холодной, как айсберг, без надежды на потепление. Весь следующий день Алекс пытался встретиться с ней наедине, но Элиза целое утро и после обеда наносила визиты друзьям. Прибыв домой к ужину, она объявила, что «слишком долго пробыла на солнце», и попросила принести ей ужин в комнату Анжелики, где и устроилась на ночь, снова отказавшись вернуться на супружеское ложе.
Она снизошла до разговора с ним лишь единожды, когда провожала его на причал. Ее лицо покраснело и припухло. Определенно, ночь у Элизы выдалась не из приятных.
– Моя дорогая, – начал он, пытаясь обнять жену. – Пожалуйста, выслушай меня. Я так сожалею, что огорчил тебя. Мне следовало все рассказать раньше.
Она отступила, и руки Алекса сжали воздух.
– Мне не нужны твои извинения, Алекс, – ответила она. – Мне нужен ты сам, живой и здоровый.
Алекс опустил глаза.
– Я понимаю, тебе кажется, что ты должен делать то, что считаешь правильным, – продолжила Элиза, и ее глаза наполнились слезами, которые она сердито смахнула. – Но зачем рисковать жизнью, если в этом нет необходимости.
– Потому что я люблю эту страну! – тут же сказал Алекс. – И потому что другие тоже рискуют своими жизнями. Что бы я был за человек, если бы удовольствовался тем, что отправляю других в битву, в то время как сам отсиживаюсь в штабной палатке?
– Ты был бы человеком, который вернулся бы домой к жене! – воскликнула Элиза. – Ты был бы человеком, который может помочь своей стране тем, чем другие не смогут. У тебя ум философа, политика экономиста! Соединенным Штатам понадобятся люди, одаренные столь редкими талантами, если мы хотим из колонии превратиться в страну.
Алекс терпеливо выслушал ее, но в итоге покачал головой.
– Несмотря на то что Создатель одарил меня способностью рассуждать лучше, чем обычный человек, острый ум не освобождает мужчину от необходимости встать на защиту страны, если того требуют обстоятельства. Говорят, перо сильнее меча, но на поле битвы это не так. И на несколько дней я отложу свое перо, чтобы взять меч, как любой другой солдат, а, когда бой будет окончен, смогу сказать, что рисковал жизнью ради своей страны, как всякий патриот Америки.
– Вот видишь! – воскликнула Элиза. – Дело вовсе не в ответственности, которую ты чувствуешь. Ты хочешь прославиться, став героем войны, как сказал Клинтон!
Алекс удивленно распахнул глаза.
– Ты используешь слова этого невежды против меня?
– Я бы сказала все что угодно, если бы знала, что это поможет тебе вернуться домой целым и невредимым! – пылко воскликнула она. – Все что угодно, – повторила она тише.
– Но стала бы ты уважать меня по возвращении?