Потерянные страницы

Смех и грех, Ваше Сиятельство!

Гришка Распутин был в таком состоянии, что недели две немог прийти в себя, и его самого лечили его «Распутинки». Он невыходил из дома. Говорили, что он лишился мужской силы. Эта,радостная для многих, весть быстро распространилась повсюду,но как потом оказалось, преждевременно, этот бугай опять продолжает «лечение», хотя говорят и о том, что чаще всего он имитирует экстаз.

Пока скрюченный Распутин валялся на полу, председателемправительства был назначен Коковцов, а министром внутреннихдел – Александр Александрович Макаров. Если бы не распоряжение Императора от 14 сентября о назначении Макарова, меня бы,наверное, заживо похоронили люди Хвостова. На третий день министр назначил меня начальником своей канцелярии. Ведь я работал с ним с 1906 года, когда он был назначен товарищем министра. Коковцов и Макаров тот час же узнали о том, что случилосьи встретились со мной лично. Не знаю, как действовал наш гроссмейстер, он и мне не поведал об этом до конца, но в течение нескольких месяцев Распутина не пускали в Царское Село, Емудаже запретили посылать депеши.Макаров сразу же назначил постоянную слежку за ним и готовил его арест. Когда это дело утихло, и состояние княжны несколько улучшилось, к ней в салонпришел какой-то полковник. Поблагодарил ее и сказал, что онамногим должностным лицам сохранила честь. Княжна же проводила его такими словами: Уже пора самим мужчинам позаботиться о своей чести. После этого к ней пришли еще несколько мужчин, среди них были члены Думы и Государственного Совета,некоторые из них не скрывали своих имен и предлагали свои услуги и помощь. Героический поступок этой женщины во многихмужчинах разбудил чувство собственного достоинства. Такие частые визиты мужчин в женский салон даже привлекли к себе внимание. Весть об этой женщине и Распутине достигла и Царского Села. Сейчас я уже доподлинно знаю, что кольцос Императорской эмблемой, которое ей принес незнакомец, преподнести не мог никто, кроме Его Величества. Видимо, как мужчина, он этим был доволен и душу отвел. Наверное, Вы удивлены, откуда мне все так подробно известно об этой женщине. Я признался Музе: слух об этой хозяйке салона заинтересовал и меня и пробудил во мне желание познакомиться с ней. Она заслужила подарок от меня. Ведь она вместо меня отомстила этому бугаю. Муза рассмеялся от всего сердца, и лишь потом признался: – Она моя хорошая знакомая, и пришла она к Распутину по моему поручению. Дорогой граф, я чуть не потерял равновесие, когда узнал об этом. А наш гроссмейстер смеется и говорит: В женском клубе число женщин уменьшилось, зато мужчин стало больше. Но если и от них я получу информацию, то не откажусь и от нее. Потом добавил: «Будь спокоен, княжна получила такое количество подарков и такую компенсацию от этих «Распутинок», точнее, от их мужей, что может открыть и второй салон.»

Какое это счастье, дорогой граф, что Муза мой друг, а не враг. Несколько дней назад Макаров оставил пост, и новые группировки подняли головы. Я знаю, что они сделают все, чтобы скомпрометировать меня. Я даже не пытался хоть как-нибудь вмешаться и помочь кому-нибудь из соискателей на этот пост, так как все равно не вижу в новой обстановке своего места на этой службе. Я однозначно настроен на отставку, но почему-то не спешу.

По мере возможности, я обязательно буду держать Вас в курсе дела о том, какое я приму решение, и как развернутся события.

Это письмо я высылаю Вам с совершенно надежным человеком, он лично передаст Вам этот конверт, проверка неприкосновенности которого не составит Вам труда.

Надеюсь на Вашу благосклонность.

Навечно Ваш верный друг, Николай Шитовец.

P.S. Это письмо уже было написано и подготовлено к отправке, когда неожиданно ко мне пришел Муза. Во время разговора он, между прочим, сказал, что князь Феликс Юсупов, женой которого является дочь великого князя Александра Михайловича, и в то же время известен как гомосексуалист, некоторое время назад вошел

в тесную связь со своим старым знакомым – Сахновым. Их отношения зашли настолько далеко, что о них говорят не только в Петербурге, но и в Царском Селе. Это действительно скандал, дорогой Граф! Муза же с ироничной улыбкой оценил эту новость: Никак не мог бы подумать и представить себе подобного. Про себя же я подумал: Это дело рук «Музы Сатаны». Я не мог не сообщить Вам эту ужасающую информацию. Знаю, дорогой граф,что Вам будет обидна его такая деградация, но…

ЛИДИЯ НОВГОРОДЦЕВА

В то время я была двадцати пяти летней девственницей, влюбленной до беспамятства. Он меня любил тоже, я знаю, очень любил. Он делал для меня все, и я не жалела для него ничего. Но наши отношения никогда не выходили за рамки деловых. Я жила им, его поручениями и делами. Не могу сказать, что он давал мне прямые задания или приказы, как это обычно бывает между начальником и подчиненным. Вы не можете себе представить, как он разговаривал со мной, как он растолковывал все нюансы, чтобы я могла видеть свою роль и место в деле, с которым он знакомил меня. Я ловила каждое его слово, старалась вникнуть в суть вопроса. Если он видел, что мне было трудно, или я не сразу могла воспринять сказанное, он очень спокойно приводил какой-нибудь такой пример, что у меня сразу же прояснялся разум.

Когда я уже многому научилась у него, а обучение продолжалось весь первый год нашего знакомства, он лишь тогда признался мне, что готовил меня к роли своей помощницы для деятельности в разведке и контрразведке. Тогда я не видела особой разницымежду ними, это и не удивительно. Когда он сообщил мне об этом, то тут же и успокоил.

– Ты будешь получать задания ограниченного риска, поэтому тебе не придется совершать покушения, убивать или заниматься диверсионной деятельностью.

Сказанное мною в ответ прозвучало слишком категорично:

– Если я работаю с Вами, то вы должны доверять мне во всем,я хочу, чтобы вы давали мне даже самые сложные и рискованныезадания. – Видно, у меня было такое выражение лица, словноя уже была на передовой линии фронта.

Сначала он хохотал от всего сердца, потом с улыбкой сказал:

– Я совсем не хочу, чтобы ты думала, будто задания, связанныес большим риском более важны, чем всесторонняя наблюдательность и запоминание именно того, что для нас может быть чрезвычайно важным.Я же, все равно, проявила свою категоричность и потребовала,чтобы в отношении меня не было никаких ограничений. Он долго молчал после этого, я с нетерпением ждала. И когда я уже устала от ожидания, он сказал мне:

– Тыхотьпредставляешьсебе,чемтебепридетсяпожертвовать?

– Я готова отдать все, даже свою жизнь! – ответила я с пафосом.

– Этого недостаточно… – коротко ответил он. Я смотрела нанего с удивлением и не могла понять, чего не было достаточно? У него было очень серьезное лицо.

– Я знаю, что ты настоящий патриот, несмотря на то, что тебе ненравится режим Самодержавия. Ты готова пожертвовать собойради своей Родины и в военное, и в мирное время. А ценю я этонамного больше, чем ты себе это представляешь. Но дело совершенно в другом. Я не перебивала его, только горела желаниемдо конца понять, что он подразумевал под этими словами.

– В экстремальных условиях или условиях крайней необходимости женщинам трудно принести в жертву и кое-что другое.

– А что именно?–не смогла сдержаться я и настойчивопереспросила.

– Пожертвовать своим достоинством, женской невинностью, и,в конце-то концов, своей честной жизнью.

Я не могла скрыть своего негодования. Муза очень спокойно сказал:

– Для меня никакое дело и, тем более, информация не стоят того, чтобы ты пожертвовала своей честью и достоинством. Я не могу позволить себе воспользоваться твоим доверием и любовью. – Он остановился и такими глазами посмотрел на меня, что я еще раз убедилась, что он любит меня, возможно больше и более нежно, чем я чувствовала прежде. Когда я почувствовала это, глаза мои наполнились слезами, но я взяла себя в руки и не заплакала. Какое-то время он молчал, было видно, что он волновался тоже, потом спокойно продолжил.

– Женщина привлекает к себе намного больше внимания, чем мужчина, а красивая женщина тем более, и это в своем роде является и недостатком в этом деле. Поэтому и ограничивает для женщины широкую арену действия в службе разведки. Многое из того, что мужчина может сделать незаметно, женщина сделать не сможет. Соответственно, женщине с самого же начала нельзя давать поручение, которое превосходит ее физические и психические возможности. – Он чуть заметно улыбнулся, – не все женщины смогут выполнить задание так, чтобы в целях разведки и добычи информации влюбить в себя кого-нибудь, и потом самой не влюбиться и, из-за этого, не испортить все. Если дело разведки потребует того, чтобы женщина-агент влюбила в себя нужного человека с целью последующего его шантажа, то сделать это сможет не каждая женщина. Не так ли?

Я лишь кивнула головой в ответ.

– Для честной женщины это непреодолимое препятствие.А женщина, которая может ради чего-нибудь: денег, имущества, должности или даже для получения разведывательной информации переспать с незнакомым и противным мужчиной,у такой женщины должна быть душа проститутки, иначе, онане сможет это сделать. А проститутки, моя дорогая, самые ненадежные люди. Это касается и женщин и мужчин, но в первуюочередь – женщин.

Когда он завершил беседу на эту тему, слезы непроизвольноградом покатились с моих глаз, я всхлипнула и заплакала от всейдуши. Он подошел ко мне, обеими руками обнял меня, прижалк груди, и поцеловал в лоб. Я понемножку успокоилась и долго стояла так, прижавшись к его груди, боясь шевельнуться, чтобы не отпустить его.

Я его считала своим. Мужем, другом, начальником или болельщиком и он на меня смотрел также. Но он никогда не переступил той грани, за которой наша любовь дошла бы до сексуальной связи. Часто, когда он бывал у меня, я одевалась вызывающе, но этим я ничего не добилась. Если ему было трудно, то он тут же уходил из дома, но замечаний мне он никогда не делал. Я себя считала уже чуть ли не монашкой, и с годами я привыкла к этой реальности и не создавала себе иллюзий. Мне снился лишь один мужчина, лишь он был моей фантазией, только ему одному я принадлежала. За те годы, которые я провела на этой квартире, он всего один раз остался со мной, и то потому, что была такая надобность. Но и тогда он не лежал со мной, он спал на диване. Всю ночь до рассвета я провела в трепете и ожидании, в какой-то момент нервы подвели меня. Охваченная страстью, в легком пеньюаре, я вся дрожа от чувств подошла к нему. Он приласкал меня, успокоил, и какой же он обладал силой, что я, вся взволнованная, смогла уснуть на его груди. Сейчас я вспоминаю лишь эту реальность, его единственное, неповторимое прикосновение, когда я, почти голая, спала рядом с ним. Он был женат, любовницы у него не было, это был честнейший человек, по-моему таких сегодня уже не существует.

В 1910 году, после возвращения из Грузии, он очень изменился, таким удрученным и замкнутым я никогда раньше его не видела. В какой-то период, у него проходило такое состояние, особенно когда он занимался какими-то сложными делами, но потом к нему вновь возвращалась тоска и уныние. Все это было похоже на депрессию, но чем она была вызвана, я никак не могла объяснить. У меня стоял его шкаф с сейфом, если надо было сохранить что-нибудь важное, то он оставлял его в нем. Он очень доверял мне, это еще больше разжигало мои чувства к нему. У меня никогда не было желания, даже и в мыслях такого не было, чтобы изменить ему в чем-нибудь, ни душой, ни физически или делом.

Когда я впервые увидела Сандро в поезде, я тут же догадалась, что это был не сын его друга. Он настолько был похож на Музу,что вряд ли кто поверил бы, что он не его сын, если не сын, то племянник точно. У них даже улыбка была одинаковая. Сандро улыбался редко, он тоже всю дорогу сидел унылый, но он был вылитый Муза, но только – в детстве. Постепенно я все больше убеждалась, что не ошиблась. Более того, я догадывалась, что их связывала общая боль, но какая, мне трудно было понять. Спустя некоторое время у меня возникла мысль, она неожиданно пришла сама собой, но зерно этой мысли было посажено еще тогда, в поезде. Однажды утром я проснулась, но все еще находилась в дремотном состоянии. Во сне я видела Сандро, сначала я подумала, что это был Муза, потом я постепенно догадалась, что это был Сандро. После этого я решила, что это моя судьба, и, раз Муза недоступен для меня, то его плоть и кровь, его маленькая копия станет моим мужем. Все это я увидела настолько ясно, что расписанный последовательный план предстал перед моими глазами. Воспитаю, выучу, природные мужские качества у него в избытке, мне надо лишь постараться дать направление его чувствам, и он станет моим мужчиной. Ну и что ж, если я старше него, разве мало мужчин, влюбленных в женщин, которые старше них? Это не было чувство мести в отношении Музы, наоборот, это было мое внутреннее подтверждение и верность в отношении его рода. Это мне диктовал лишь инстинкт зрелой женщины. Я решила не спешить, подождать, пока он возмужает, почувствует собственную силу, а если будет нужно, то я научу его всему. Кто у него здесь? Никого. Я стану всем для него. А если что-нибудь случитсяс Музой или его переведут… нет, я не хочу оставаться без их генов! – вот так странно я размышляла. Когда я его впервые увидела в поезде, то подобная мысль, очень смутная и далекая, промелькнула тогда у меня в голове ночью, но наутро она исчезла. Она напомнила мне о себе лишь через полтора года, и как четко!

Никто не может осуждать меня и пусть даже не старается.В разговоре с Музой я несколько раз упомянула имя Сандро.Справилась о нем. Он очень хорошо охарактеризовал его, был доволен его успехами в учебе и стараниями. Но говорил он о немвесьма поверхностно, будто избегал разговора вокруг него. Тогдая еще раз почувствовала, что у них одна общая боль, об этом мнеподсказывала моя обостренная интуиция. Я не отставала от него,все выспрашивала, желая как можно больше узнать о Сандро. Потом он сказал мне: Он проявляет прекрасные способности, находится в числе лучших курсантов. Я не могу уделить ему много времени, не успеваю. Может быть, у тебя найдется время навестить его? Я уверен, что он хорошо помнит тебя, но о наших отношениях ему ничего не известно.

– Вы думаете, что в поезде он не догадался ни о чем?

– Не думаю. Тогда его мысли были заняты другим, – ответил Муза.

РАЗДЕЛ

II

ДУЭЛЬ

САНДРО АМИРЕДЖИБИ

Когда в училище я остался совсем один в окружении совершенно чужих для меня людей, у меня будто сердце оборвалось. Вот тогда я явно ощутил свое сиротство, и это чувство окончательно подавило меня. Оно всецело завладело мною, и я долго не мог освободиться от него. Каникулы еще продолжались, поэтому моих ровесников все еще не было в училище. Когда я вошел в казарму, то на первом этаже, в самом ее конце выбрал себе кровать у окна. На втором этаже были расположены казармы юнкеров – старших курсантов. Меня интересовало все, я обошел и рассмотрел все вокруг. Здесь все было чужим для меня. Ничто не могло улучшить моего настроения, уныние и тоска не покидали меня.

Уединившись, я долго сидел на краю своей кровати и думал: куда меня перебросил один безрассудный шаг, и кто знает, куда еще перекинет отсюда. Привыкший к полной свободе, я вдруг очутился в училище с таким режимом, где каждая минута моей жизни должна была быть определена другими, – что и когда я должен был делать. И, когда я осознал все это, то тогда, действительно, возненавидел своего учителя русского языка – Виктора Самушия, который не упускал момента, чтобы подстрекнуть меня, подобно заговорщику: он все время долбил меня, именно поэтому я и совершил преступление. Да еще какое! Да, он постоянно подговаривал меня, спустя годы я все отчетливее вижу это, его разговоры со мной носили целенаправленный характер. Да и какие усилия были необходимы для того, чтобы одурачить маленького, неопытного мальчика? Никакие. После того, как мы с мамой покинули деревню, эти мысли не раз приходили мне в голову. И в поезде они несколько раз напомнили мне о себе. В училище у меня были уже совсем другие заботы, я много думал: зачем я здесь, ведь я никогда не мечтал стать кавалеристом или военным офицером. Лошадей я любил до самозабвения, так как с детства был сильно увлечен ими. Мне доверяли даже необъезженного жеребца, я не боялся, что он меня сбросит, так как я знал волшебные слова и ласку. Чужая лошадь-недотрога после нескольких моих слов и небольшой ласки сразу же становилась послушным другом. Если быу меня были какие-либо склонности к краже лошадей, то никто бы не смог украсть такой большой табун, как я. А таких случаев в Самегрело было немало.

Я много тренировался. Не щадя себя, я с утра до ночи мог сидеть в седле и тренироваться без устали, но это вовсе не означало, что я хотел стать армейским кавалеристом. Это было совершенно чуждым мне занятием. Одно время я даже подумал о побеге. Я хорошо осмотрел забор во дворе, приметил одно место, откуда свободно можно было бы сбежать. Мне не составило бы труда перепрыгнуть через забор, даже на лошади никто не смог бы догнать меня. Я долго думал об этом. Вспомнил и то, что у меня были деньги, и что я на поезде свободно смог бы вернуться в Пластунку к маме. Но тут я подумал о дяде, и мне стало неловко перед ним. Стесняло меня еще и то, что, кроме мамы, в моей жизни появился еще один человек, с которым я должен был считаться. К тому же, я не хотел терять то чувство гордости за своего дядю и то уважение, которое я испытывал к нему. А еще я не хотел, чтобы он плохо думал обо мне, будто я оказался трусом или побоялся трудностей, поэтому я и передумал бежать. В казарму вошел мальчик и направился ко мне, в этот момент там кроме меня никого и не было. Он тоже был одет в гражданскую одежду. Свои вещи он положил на кровать рядом и спросил меня: – Эта кровать занята?

Я приподнял плечи, я не знал, что ответить.

– Раз покрывало сложено, значит не занято, – ответил я несколько смущенно.

Он встал передо мной. Я посмотрел на него снизу, – чего это онвстал надо мной – подумал я.

– Я Сергей Шихарев – сказал он и протянул мне руку.

Я встал и тоже протянул ему руку. Он был моего роста.

– Я Гу… – и остановился, вдруг я вспомнил, что сейчас у менядругое имя, я чуть помедлил с ответом, но все же браво ответил –Я Сандро Амиреджиби. Он с удивлением смотрел на меня своими черными глазами и не отпускал моей руки. Он казался несколько смущенным таким именем и фамилией.