Да – тогда и сейчас

– Собираюсь, – ответил Фрэнсис. – Да и тебе пора. Тебя жена беременная ждет.

– Беременная жена – прекрасный повод задержаться подольше, – хмыкнул кто-то из старших.

До Бей-Риджа на метро было ехать час с четвертью. Едва переступив порог квартиры, Фрэнсис разделся и растянулся на раскладушке, которую Пэтси поставил для него в гостиной. Кто-то позвонил матери задержанного. Кто-то другой отвез его в изолятор. Мальчишка попросил пить, и Фрэнсис принес ему содовой из автомата. Тот проглотил газировку залпом и спросил, нельзя ли налить в банку воды из-под крана. Фрэнсис взял банку и отправился в туалет. «Дурак!» – сказал ему вслед какой-то парень в штатском. Фрэнсис все не мог запомнить, кого как зовут. Кто знает, быть может, хозяин лавки сделал мальчику что-то плохое? Быть может, он заслужил свою участь?

Пэтси не было дома. Фрэнсис позвонил Лине, молясь про себя, чтобы трубку взяла она, а не ее мать.

– Что-то случилось? – спросила Лина, когда они немного поболтали. – Ты никогда не звонил так поздно.

Фрэнсис посмотрел на часы: до полуночи оставалось совсем немного. Отчеты и попойка отняли больше времени, чем он думал.

– Прости. Тебе ведь пора спать.

Лина молчала так долго, что он решил, будто их разъединили.

– Что-то страшное случилось? – наконец спросила она. – Расскажи мне.

– Нет, – ответил Фрэнсис.

Он и вправду совсем не испугался – или толком не успел осознать, что испугался.

– Что же тогда?

– Не знаю.

– Не принимай все близко к сердцу, Фрэнсис, береги себя, – попросила Лина, словно прочитав его мысли. – У нас с тобой полно планов на будущее.

Гиллам

Глава первая

«Славный городок, но совсем уж пустынный», – подумала Лина Теобальдо, впервые увидев Гиллам. Окажись она в таком городке на каникулах, два дня бы радовалась, а на третий – засобиралась бы домой. Здесь все казалось игрушечным: яблони и клены, веранды и гонтовые крыши, кукурузные поля и молочные фермы, ребятишки, которые играли в стикбол прямо на улице, будто у их домов не было лужаек в пол-акра. Потом Лина поняла, что дети играют в игры, которым их научили родители. Стикбол. Классики. «Пни банку». Отцы учили сыновей кидать мяч посреди дороги, ведь их собственное детство прошло на тесных улицах больших городов. Лина согласилась съездить за город, чтобы улизнуть из дома, иначе мать отправила бы ее относить продукты миссис Винар. Бедная старушка была не в себе с тех пор, как ее сын пропал без вести во Вьетнаме.

На двери спальни висело перешитое свадебное платье кузины Каролины, которое ей самой предстояло надеть через шесть дней. Туфли и фата у Лины уже были. Предстояла почти неделя мучительного ожидания, и потому, когда Фрэнсис предложил посмотреть городок, о котором слышал от ребят на работе, и прогуляться на свежем воздухе, Лина с радостью согласилась и даже вызвалась захватить ланч. С ланчем они расправились на скамейке напротив публичной библиотеки. Развернули сэндвичи, съели их, выпили весь чай из термоса – за это время в библиотеку зашел лишь один посетитель. К станции подошел поезд, направляющийся на север, из него вышли три человека. На городской площади располагался гастроном, а рядом магазин «Все по пять центов», возле него стояла детская коляска. Для поездки Фрэнсис одолжил «датсун» у будущего тестя. В магнитоле намертво застряла кассета с четвертым альбомом Led Zeppelin, собственность младшего брата Лины – Кароля. Прав у Лины не было, водить она не умела совсем. И не видела надобности учиться.

– Ну как? Что скажешь? – спросил Фрэнсис, когда они катили обратно по шоссе Пэлисейдс.

Лина открыла окно и закурила сигарету.

– Милый городок, – сказала она. – Тихий.

Лина сбросила туфли и положила ноги на приборную панель. На работе дали две недели отпуска – одну до свадьбы и одну после, – и сегодня, в субботу, для нее начался самый долгий отдых за последние три года.

– Ты видела поезд? У них еще ходит автобус до Мидтауна, – продолжал Фрэнсис.

Сначала Лина не придала этому значения, но потом ее осенило: он хочет здесь жить. Нет, Фрэнсис ничего такого не говорил. Он сказал, что хочет прокатиться на машине и заодно посмотреть на городок, о котором от кого-то слышал. Отдохнуть от подготовки к свадьбе. Каждый день подъезжали родственники из Италии и Польши, и родительская квартира наполнялась едой и людьми. Из Ирландии не было никого, но какой-то родственник Фрэнсиса, давно перебравшийся в Чикаго, прислал в подарок статуэтку из ирландского фарфора. Фрэнсис сказал, что ему все равно. Свадьба – это праздник невесты. А между тем он, оказывается, держал в уме план. Правда, план почти из области фантастики, так что она решила тему не затрагивать, если только Фрэнсис сам не заговорит.

Через пару недель, когда свадьбу сыграли, гости разъехались и Лина вернулась на работу с новой фамилией и обручальным кольцом на пальце, Фрэнсис признался, что хочет съехать от ее родителей. Мол, когда сестра Лины Натазя усаживается в крошечной гостиной с учебниками, остальным приходится ходить на цыпочках. Кароль вечно злой – возможно, оттого, что его спальню отдали молодоженам. Одному побыть никакой возможности. И отдохнуть тоже – неловко сидеть сложа руки в чужом доме. Свадебные подарки лежат по углам, и Линина мать постоянно всем твердит, чтобы не побили хрусталь. Лине всегда казалось, что это здорово, когда за обеденный стол садятся полдюжины человек, а если пришли гости, то и больше. И она впервые задумалась: так ли хорошо она знает человека, за которого вышла замуж?

– Но куда же мы съедем? – спросила Лина.

Они искали на Стейтен-Айленде. Искали в Бей-Ридже. Исходили Йорквилл, Морнингсайт-Хайтс, Вилледж. Заходили в дома, заставленные чужими вещами, где на полочках стояли фотографии незнакомых людей в рамочках и искусственные цветы. И с каждым таким осмотром Лина чувствовала, что Гиллам неуклонно приближается, как неизбежный съезд на автостраде. Подаренных на свадьбу денег и зарплаты их обоих должно было хватить на первый взнос.

В январе семьдесят четвертого, субботним утром, отработав ночную смену и несколько часов сверхурочных, Фрэнсис вернулся в квартиру в Бей-Ридже и заявил:

– Одевайся. Я нашел нам дом.

– Я никуда не поеду, – твердо сказала Лина, отставив кофейную чашку.

Анджело Теобальдо сидел напротив нее и разгадывал кроссворд. Гося Теобальдо жарила яичницу. Фрэнсис стоял на пороге, в форме патрульного, высокий, с пылающими щеками.

– Он твой муж, – напомнил Анджело.

Таким тоном он упрекал дочь, когда она разбрасывала на полу игрушки и забывала их убрать.

– Помолчи, – остановила его Гося, проведя пальцем по губам. – Позавтракаем в «Хиншиз», – объявила она, выключив газ под сковородой.

– Мы только посмотрим, Лина. А дальше – как ты сама решишь.

– Ладно, – согласилась она.

Спустя час и двадцать минут Лина прижалась лбом к окошку автомобиля, чтобы получше рассмотреть свой будущий дом. Перед входом располагался яркий плакат с надписью: «Продается». Куст гортензий, которому предстояло расцвести в июне, сейчас напоминал связку обледеневших палок. Хозяева были дома – их «форд» стоял на дорожке, и Фрэнсис не стал глушить мотор.

– Что это? Камни?

На заднем дворе виднелось пять огромных камней. Мать-природа много тысяч лет назад разложила их по размеру. Самый крупный был не меньше пяти футов.

– Валуны, – пояснил Фрэнсис. – Они здесь повсюду. Риелтор говорит, что они обозначают границы между участками. Похоже на Ирландию.

Лина многозначительно поглядела на мужа, словно говоря: «Так вот почему мы здесь!» Он говорил с риелтором. Он все для себя решил. На этой улице, носившей имя Джефферсона, как и на соседних – Вашингтона, Адамса, Мэдисона и Монро, – дома стояли плотнее, чем в других частях города. Фрэнсис рассказал, что этот квартал старше остальных, его построили еще в двадцатые, когда в Гилламе была кожевенная фабрика и жители по большей части ходили на работу пешком. Он решил, что Лине это понравится. А еще у каждого дома была веранда.

– Но здесь даже не с кем поговорить, – сказала она.

– А как же соседи? – возразил Фрэнсис. – Ты человек легкий, со всеми перезнакомишься, заведешь друзей. И потом, все равно же будешь ездить в город каждый день. С подружками на работе общаться будешь. Автобус останавливается прямо в конце улицы. Тебе даже не придется учиться водить машину, если не хочешь. Я – твой водитель, можешь рассчитывать на меня.

Он не знал, как объяснить жене, что после того, что он видит на работе, ему необходимы деревья и тишина, ему требуется видимая, осязаемая граница между двумя сторонами жизни, мост, который можно перейти, оставив позади прошедший день. В мечтах все было очень просто: вот полицейский Глисон, а вот Фрэнсис Глисон. Полицейский Глисон оставался на одном берегу, а Фрэнсис Глисон переходил на другой. Среди преподавателей в академии встречались ветераны, которые за тридцать с лишним лет службы ни разу не доставали оружия из кобуры, а Фрэнсису всего за полгода применять его пришлось уже несколько раз. Его сержант не так давно пальнул в тридцатилетнего мужчину в тупике у автострады Брукнер, и тот умер на месте. В участке решили, что все было по закону, ведь погибший сам был вооружен и к тому же под наркотой. Сержант ни капли не переживал о случившемся. Фрэнсис пил с ним и поздравлял его вместе со всеми. Но на следующий день в участок пришли мать убитого и мать его детей. Они сидели в приемной, и никому не было до них дела. У погибшего была мать. Он сам был отцом. Он не родился наркоманом. Отсиживаясь в кухне и всей душой желая, чтобы женщины поскорее убрались ко всем чертям, Фрэнсис представлял, какой была жизнь этого бедолаги до того, как он имел глупость направить на полицейского ствол двадцать второго калибра.

Лине он ничего не рассказывал – говорил только, что работа нравится, дел невпроворот, – но она словно угадала его мысли и согласилась посмотреть дом еще раз. Представила яркие клумбы у крыльца. Можно будет устроить гостевую спальню. А добираться до Манхэттена на автобусе и вправду быстрее, чем на метро из Бей-Риджа.

В апреле семьдесят четвертого, через несколько недель после того, как Глисоны наняли грузовик с брезентовым тентом и переехали в Гиллам, врач из маленькой клиники около кинотеатра осмотрел Лину и сообщил, что она на втором месяце и бегать за автобусом ей осталось недолго. Теперь ее работа – есть за двоих, думать о приятных вещах и меньше времени проводить на ногах. Она рассказала обо всем мужу, когда они бродили вокруг дома, прикидывая, где посадить помидоры. Фрэнсис остолбенел.

– Ты же понимаешь, как это получилось? – осведомилась Лина, стараясь сохранять серьезный вид.

– Тебе нужно сесть.

Уронив помидорный куст, Фрэнсис обхватил жену за плечи и увлек на террасу. От прошлых хозяев там осталась пара ржавых садовых кованых кресел, и он обрадовался, что не выбросил их. Фрэнсис усадил Лину в кресло, уселся напротив, вскочил на ноги, снова сел и снова вскочил.

– Мне что же, сидеть тут до ноября? – спросила Лина.