– Или о «Королевском купце»? – подхватил другой.
– Или о «Мщении»? – прогремел голос мастера Джереми Спэрроу. – Коли тебе невмоготу здесь оставаться, трус, пойди повесься или доберись вплавь до испанцев и смени свои мокрые штаны и камзол на санбенито[44 - Санбенито – особая одежда, надеваемая по приговору инквизиции на осужденных на аутодафе. На нераскаявшихся грешников надевалось санбенито черного цвета с дьяволами и языками пламени, на раскаявшихся – желтого с красным.]. Нам ли бояться этих чванливых донов? Пусть являются, пусть стреляют, пусть высаживаются – здесь, в Виргинии, мы проучим их так же, как проучили в сражении под Кале!
В той битве испанцам мы задали жару:
Большой «Сан-Фелиле» дотла мы сожгли,
А два корабля: «Сан-Андрее» с «Сан-Матео»
Под флагом английским с собой увели.
– И с этим кораблем мы сделаем то же самое! Потопим или захватим и пошлем сражаться против таких же испанских галеонов[45 - Галеон – большое трехмачтовое судно. В XV—XVII вв. эти суда служили для перевозки товаров и драгоценных металлов из испанских и португальских колоний в Европу.] и галеасов[46 - Галеас – военный корабль, состоявший на вооружении многих стран Европы XVI—XVII вв. Усовершенствованная большая галера, оснащенная парусами.].
Флейты свистят, барабаны бьют,
В бой на врага англичане идут!
Голос мастера Спэрроу был так мощен, а вид так величествен, что взоры всех присутствующих обратились к нему. Поверх своего некогда черного, а ныне изрядно порыжевшего камзола он натянул кирасу, еще более рыжую от ржавчины, на его густых волосах сверкала каска, которая была ему на несколько размеров мала, на поясе висел древний палаш, а в руке он сжимал пику. Внезапно выражение веселой бесшабашности исчезло с его лица и сменилось другим, более подобающим его сану.
– Наше дело правое, братья! – вскричал он. – Не только Англию защищаем мы здесь; мы защищаем всех тех, кто любит закон и свободу и боится Бога. Господь не оставит своих верных слуг и не отдаст этот девственный мир Антихристу. Наша колония – закваска, на которой должно взойти все тесто, и Всевышний оградит нас от врагов наших и укроет дланью своей. Бог битв, Бог Англии, Бог Америки, услышь нас! Помоги детям Англии, спасающим Новый Свет!
В начале этой речи Спэрроу уронил свою пику на землю и воздел сжатые руки к небесам, но, закончив, тотчас поднял оружие, расправил плечи и откинул голову назад. Коснувшись рукою флагштока, он посмотрел вверх, на английский флаг, развевающийся на ветру, и весело воскликнул:
– По-моему, он здорово смотрится так высоко, на фоне этого голубого неба, правда, друзья? Давайте сделаем так, чтобы он реял здесь всегда!
В ответ грянул восторженный рев, заставивший трусов если не устыдиться, то, по крайней мере, замолчать. Что до мастера Эдварда Шарплеса, то он поспешно юркнул за спины женщин.
Громадный корабль между тем приближался, с каждым мгновением становились все больше и больше его белые паруса и все виднее – угрожающий оскал многочисленных пушек. На шкафуте[47 - Шкафут – часть верхней палубы от фок-мачты (передней мачты) до грот-мачты (средней мачты).] толпились матросы, но на мачтах не было ни флага, ни вымпелов.
Над палубой «Тигра» поднялось облачко дыма, и ядро одного из двух его крохотных фальконетов пронеслось сквозь такелаж нашего непрошеного гостя. В толпе поселенцев-англичан раздались крики «ура!» в честь храброго экипажа маленького суденышка.
– Праща Давида[48 - В Библии рассказывается, как юноша Давид, одушевленный горячей верой в Бога, победил тяжеловооруженного великана-филистимлянина Голиафа, имея в качестве оружия лишь пращу. Бросив из пращи камень, он поразил Голиафа прямо в лоб, а затем отсек ему голову.]! – воскликнул мастер Джереми Спэрроу. – Теперь очередь Голиафа с его тяжелыми пушками.
Но орудия большого корабля молчали. Вместо выстрелов с его палубы донеслось нечто очень похожее на дружный многоголосый хохот. Внезапно все его стеньги[49 - Стеньга – продолжение верхнего конца судовой мачты.] и реи[50 - Рея (рей) – горизонтальная перекладина у мачты, к которой подвешивается верхней кромкой прямой парус. Служит также для подъема сигналов.] расцветились красно-синими вымпелами, а на корме заплескался большой флаг с перекрещенными крестами Святого Георгия и Святого Андрея[51 - Флаг Объединенного королевства Англии и Шотландии. Святой Георгий считался покровителем Англии, а Святой Андрей – Шотландии.]. Одновременно труба, флейта и барабан оглушительно заиграли «Да здравствует старый добрый эль».
– Боже мой, это же английский корабль! – вскричал губернатор.
Так, с развевающимися флагами, под звуки музыки и неумолкающего смеха он подплывал к нам все ближе и ближе. «Тигр», «Любимая» и «Счастливое возвращение» больше не стреляли в него, они развернулись и превратились в корабли сопровождения. Наблюдатель, хмурый старый морской волк, прибывший в Виргинию вместе с Дэйлом, спрыгнул со своей кулеврины и со всех ног бросился к губернатору.
– Я узнал его, сэр! – закричал он. – Я был в сражении при Кале и знаю точно: это «Санта Тереса», мы тогда захватили ее и отправили королеве. Раньше этот корабль и правда принадлежал испанцам, но теперь он наш, английский.
Тут ворота форта распахнулись, и поселенцы в радостном возбуждении снова повалили на берег реки. Я очутился рядом с губернатором; его честное лицо выражало крайнее замешательство.
– Что вы об этом думаете, Перси? – спросил он. – Компания не посылает кабальных работников, учеников, ссыльных или девушек на таких судах. Да и губернаторов тоже. Это королевский корабль, дело ясное, но что он здесь делает – вот в чем вопрос. Зачем он сюда пожаловал и кого привез?
– Скоро узнаем, – отвечал я. – Они уже отдают якорь.
Через пять минут с корабля спустили шлюпку с четырьмя гребцами. На ее корме сидел высокий, роскошно одетый мужчина с черной бородкой и румяным лицом. Шлюпка ткнулась носом в песок футах в двухстах от того места, где, озадаченно глядя на нее и на огромный корабль, стояли губернатор, члены Совета колонии, чиновники Компании и горстка прочих. Человек, сидевший на корме, соскочил на берег, огляделся и направился в нашу сторону. Шел он не спеша, так что у нас было достаточно времени, чтобы оценить богатство его костюма: камзола с разрезами, отделанными алой тафтой, и плаща с такой же алой тафтяной подкладкой, а также надменную величавость поступи и осанки и необычайную красоту его цветущего лица.
– Первый раз в жизни вижу такого красавца! – воскликнул губернатор.
Стоявший рядом мастер Пори шумно втянул в себя воздух, потом так же шумно выдохнул.
– О да, лицо у него красивое, – согласился он, – однако о делах его этого не скажешь. Этот джентльмен – лорд Карнэл, последний фаворит короля.
Глава VIII, в которой на сцене появляется лорд Карнэл
Кто-то тронул меня за плечо, я обернулся и увидел рядом с собою мистрис Перси. Щеки ее побелели, глаза сверкали, все тело было напряжено. Я глядел на нее в изумлении, ибо сомнений быть не могло: причиной столь разительной перемены был бешеный гнев. Ее рука соскользнула с моего плеча и сжала локоть.
– Помните: я ваша жена, сэр, – произнесла она тихим, полным ярости голосом, – ваша добрая и любящая жена. Вы говорили, что ваша шпага всегда к моим услугам, пусть же сегодня мне послужит ваш ум!
У меня не было времени на расспросы, ибо человек, о чьем высоком положении осведомил нас мастер Пори и который, как мы все слыхали, мог в скором времени занять место самого Бэкингема[52 - Бэкингем, Джордж Вильерс (1592—1628) – герцог, фаворит и министр английских королей Иакова I и Карла I Стюартов. Став фаворитом Иакова I в 1615 г., он вскоре получил от короля титул графа Бэкингема, звание лорда верховного адмирала и, наконец, – титул герцога Бэкингема.], уже подошел совсем близко. Губернатор с непокрытой головой, держа в руке свой шлем, сделал шаг ему навстречу, приезжий лорд сорвал с головы испанскую шляпу; и тот и другой низко поклонились.
– Я говорю с его честью губернатором Виргинии, не так ли? – спросил гость. Слова эти он произнес с высокомерной небрежностью, а шляпу, едва сняв, тут же надел опять.
– Да, я Джордж Ирдли[53 - Ирдли, сэр Джордж (1587—1627) – крупный виргинский плантатор и губернатор Виргинии. В 1619 г. председательствовал на первой сессии виргинской Палаты депутатов (депутаты были назначены им же), в том же году был посвящен королем в рыцари. Многое сделал для развития и процветания колонии.], к услугам милорда Карнэла, – ответил губернатор.
Фаворит поднял брови.
– Похоже, мне нет надобности представляться, – сказал он. – Вы уже уяснили себе, что я вовсе не дьявол собственной персоной, во всяком случае, не испанский Вельзевул. Гром и молния! Сдается мне, что ястреб над птичьим двором, и тот не произвел бы большего переполоха, чем мой маленький жалкий кораблик с его безобидными пушчонками! Неужто вы всегда так осторожничаете, едва завидев незнакомый парус?
Губернатор покраснел.
– Мы не в Англии, милорд, – ответил он сухо. – Здесь мы, англичане, малочисленны, слабы и окружены множеством опасностей. Нам приходится быть бдительными – ведь до нас легко может дотянуться Испания, которая держит в страхе всю Европу и считает здешний край своей вотчиной. А храбрость свою нам доказывать не надо – ее доказывает уже одно то, что мы поселились на этой земле.
– О, в вашей храбрости я не сомневаюсь, – пренебрежительно обронил наш визитер. – Думаю, что она под стать вашим доспехам.
При этом он бросил взгляд на помятую каску и ржавую кирасу мастера Джереми Спэрроу.
– Что правда, то правда: доспехи наши и впрямь устарели, – заметил тот. – Они стали нынче почти так же немодны, как вежливость в гостях и уважение к людям достойным со стороны придворных шаркунов, возвысившихся благодаря смазливому лицу.
От такой дерзости все испуганно притихли. Фаворит рассмеялся.
– Будь я проклят! – вскричал он. – Что ж, мой любезный великан, теперь я вижу, что храбрости у вас и правда через край и что вы не страшитесь ни испанцев, ни дыбы, ни галер, ни чего бы то ни было вообще!
Его развязная речь, наглый взгляд, презрительная усмешка, высокомерное афиширование своего положения при короле – положения, которого ему следовало бы стыдиться, словно позорного клейма, – наконец, его красота и пышность его наряда – словом, все в этом человеке было мне противно. Сам не зная почему, я уже тогда его ненавидел – ненавидел так же сильно, как и позднее, когда у меня появились для этого причины.
Вынув из-за пазухи запечатанный пакет, он протянул его губернатору и все тем же полувраждебным полунасмешливым тоном объявил:
– Это вам от короля, сэр. Можете прочесть на досуге. Он желает, чтобы вы оказали мне содействие в поисках, ради которых я прибыл в эти места.
Губернатор взял пакет с глубоким почтением.
– Желание короля для нас закон, – сказал он. – Мы сделаем все, что в наших силах, сэр; однако если вы ищете здесь золото…
Фаворит опять засмеялся:
– Я прибыл сюда за тем, что много дороже золота, сэр губернатор, за тем, что для меня ценнее всех сокровищ Индии и Эльдорадо, словом, за тем, чего я хочу. У меня железная воля, сэр. Если я что-либо решил, то непременно исполню, а когда мне чего-нибудь захочется, я добуду это любой ценой! Предупреждаю: я не из тех, кому можно безнаказанно мешать или перечить.
– Я не понимаю, что вы имеете в виду, милорд, – недоуменно, но учтиво ответил губернатор. – Уверяю вас, здесь никому не придет в голову чинить препятствия осуществлению честных замыслов вельможи, столь взысканного милостью короля. Надеюсь, что на время вашего пребывания в Виргинии вы окажете мне честь, поселившись в моем доме… Но что с вами, милорд?
Лицо лорда Карнэла вдруг побагровело, черные глаза загорелись, усы начали подергиваться. Белые зубы щелкнули, оборвав на полуслове начатое ругательство. Честный сэр Джордж и его окружение взирали на странного гостя с удивлением, к которому примешивалась опаска. Что до меня, то я сразу понял, отчего он выругался и отчего на его красивом лице явилось выражение неистового торжества. Секундой раньше мастер Джереми Спэрроу слегка посторонился, и взорам присутствующих предстало то, что до сих пор оставалось скрыто за его широкой спиной, – мистрис Джослин Перси.