– Истон. – Зову я, но он не откликается. Открываю глаза и смотрю наверх. На самом краю осыпающейся ловушки стоит… человек? Вроде да. На нем старые лохмотья, а волосы скатаны так, словно их никогда не мыли и не расчесывали. Человек улыбается, и я вижу его зубы. Они как у акулы – острозаточенные, а потом он подносит к губам трубочку и, дунув в нее, отправляет в меня дротик. Он врезается в кожу на животе, и я нащупываю его, чтобы убрать, но картинка начинает ехать еще больше. Я больше не понимаю, где верх, а где низ. Где моя рука, а где только ее иллюзия.
Все вращается.
Дротик нащупать мне так и не удается, а потом свет и вовсе гаснет. Я не потеряла сознание, нет. Я лишилась части его, но другая еще борется за существование. На голову надевают мешок, потом мое тело бросают на какие-то доски и, кажется, поднимают наверх, а после я слышу стрекот – тот, что наводит жуть и страх. Мои руки связывают и, вновь перекинув меня на что-то твердое, мы начинаем движение. Кто мы? Не знаю. Где Истон? Понятия не имею. Почему твари меня не едят? Кто этот человек? Почему он так выглядит и что вколол мне?
Несколько раз встряхиваю головой и от этого хочется выть. Кружение и тошнота. Поднимаю связанные руки к лицу, нащупываю край "ароматного" мешка и приоткрываю себе обзор.
Что за?
Жесть!
Я сижу на чем-то вроде повозки, и запряжена она не благородными лошадьми или милыми хаски, а не мертвыми. На их шеи накинуты толстые ремни, которые основательно привязаны к деревянной конструкции на колесах. Не мертвые двигаются на четвереньках, а к их спинам прикреплены палки, которые не дадут тварям добраться до груза на тележке. Груз – это я и Истон. Он лежит возле меня, также со связанными руками и мешком на голове. Скорее всего он без сознания.
Перед повозкой идет тот самый тип с трубочкой. В руках он держит огромный кусок мяса. Отрезает от него небольшие порции и бросает туда, куда ему нужно, чтобы двигалась повозка. При каждом броске мяса твари ускоряются, и вот мы выезжаем из леса и оказываемся на поляне.
Человек видит, что я пришла в себя и недовольно хмурит кустистые брови. Жутко? Не то слово. Снова достает свою трубку, стреляет в меня, и тут я уже не в силах противиться темноте.
Глава девятая
Джил.
Во рту привкус горечи. В нос врывается адская вонь, а потом я распознаю голоса. Еле как разлепляю веки и тут же шарю руками вокруг себя. Земля, земля и еще раз земля. Пистолет, ножи? Я все потеряла.
Я в клетке. Три стены и потолок бетонные, пол земляной, а от выхода нас отделяет решетка с дверью посередине. Что это? Где я? Рядом со мной валяется Истон, проверяю пульс. Пульс есть. Его автомата тоже больше нет, как и сломанной рации.
Но в этом царстве вони мы не одни.
У другого края лежит пожилой мужчина, а рядом с ним мальчик, на вид ему семь или восемь лет. У решетки пристроились три женщины. Одна старше, ей около пятидесяти, черные волосы с проседью, карие глаза и морщинки вокруг них. Две девушки, одной где-то пятнадцать, вторая постарше, тоже темноволосые и кареглазые. То, как они вжимаются в женщину, говорит о том, что скорее всего она их мама. Вот они-то и разговаривают. Я не понимаю, что они говорят, язык мне незнаком. Испанский? Возможно.
Сажусь, и голова тут же начинает ехать кругом. Состояние схоже с легким опьянением.
В соседней клетке мечутся и пытаются выбраться двое не мертвых. Отползаю назад, пока не упираюсь спиной в холодный бетон. Шумно дышу и пытаюсь проморгаться, чтобы жуткое видение испарилось. Но это не видение. Это явь.
Мутанты. Они заперты.
Им до меня не добраться.
Немного успокаиваюсь и понимаю – это возможность их рассмотреть. Мутанты… они больше не мужчины и женщины, их тела словно трансформировались. Гладкая серая кожа, она поблескивает в свете играющих бликов факела. Белые глаза, и абсолютно нет растительности на теле. Ни одного волоска. Гладкий череп слишком плавно переходит в толстую шею, руки и ноги – это сплошные мышцы, глаза белые, век нет, нос тоже практически отсутствует, а вот рот, он больше, чем у человека. Эти твари не стрекочут как кузнечики, они просто утробно дышат, как загнанные лошади. Жуть нагоняет то, что они словно почувствовали меня и подошли вплотную к решетке и водят головой, принюхиваются.
Сходство с человеком определенно есть, но и различия огромные. А ведь когда-то они были людьми, сколько они уже в обличии монстров? Понимают ли что делают? И почему твари так эволюционировали? Не все. Остались и те, что были раньше. Первые. Те, что уничтожили мир и изменили его законы.
Женщины продолжают что-то щебетать, мальчишка сидит у ног старика и пытается того разбудить. Истон начинает шевелиться, я подползаю к нему, беру за руку и помогаю сесть.
– Где мы? – спрашивает он.
– Не знаю. Я даже не подозревала, что рядом с домом есть что-то, – обвожу рукой вокруг себя, – наподобие этого.
Истон разглядывает нашу камеру, переводит взгляд на соседнюю и шепчет:
– Вот дерьмо! Нам нужно как-то выбираться.
– Если было бы можно, то они, – киваю на женщин, – уже покинули бы эту клетку, – говорю я и быстро разматываю импровизированный ботинок.
О, Боже… Мои ноги. Даже если нам удастся выбраться из клетки, то бежать я не смогу. Вся ступня воспалилась, кое-где продолжает сочиться кровь. Не успеваю я замотать ногу обратно, как у решетки появляется мужчина. Высокий и худой. На его бедрах что-то отдаленно напоминающее юбку, а на ногах армейские ботинки. Прическа, словно волосы отрубили топором, борода ниже, чем шевелюра на голове. В руках пистолет и две веревки. Истон садится напротив меня и прикрывает своей спиной, но человека по ту сторону камеры это только веселит. К нему подходят еще трое, и один из них говорит:
– Соран, прекрати сушить зубы. Пут сказал убрать этих двоих из клетки. Быстрее!
Тот, что, видимо, Соран, отпирает дверь, женщины в страхе уползают в дальнюю часть камеры, они практически залезают на старика, который скорее всего мертв. Самая старшая из женщин прикрывает глаза ребенку, смотрит на меня печальным взглядом и шепчет: "Pobrecillo".
Хотела бы я знать, как это переводится.
Мужчины врываются в камеру, Истон бросается на них. Я каменею. Истон получает два удара по торсу, но успевает уложить одного из нападающих. Второй поднимает пистолет и наводит его на голову мальчишки, который даже не подозревает, что его жизнь висит на волоске.
– Истон! – кричу я. – Остановись!
Его скручивают и выводят из камеры, женщина все продолжает шептать одно и то же слово. И это звучит как проклятие. Двое подходят ко мне, и я не могу не заметить, как их взгляды бегают по моим голым ногам и рукам, но более пристально они останавливаются на груди. Их не смущает, что я вся грязная и напуганная. Возможно, это им, наоборот, нравится. Один протягивает ко мне руки, и я еще сильнее вжимаюсь в стену.
– Идем! – приказывает он, а я отрицательно качаю головой.
Он хватает меня за лодыжку и тащит к себе. Я пинаюсь. Ничего не могу с собой поделать. Инстинкт самосохранения кричит, что я должна бороться. Пинаю пяткой ему в нос, и он отпускает меня. На его месте появляется другой, он приставляет дуло пистолета к моей голове. Замираю, а сердце начинает трепыхаться. Куда мы попали? Что делать?
– На выход, – шипит он и скалит заточенные зубы. Пытается навести на меня ужас. Это не требуется, мне и так страшно.
Поднимаюсь и тут же вскрикиваю от боли в ноге. Тот, что с разбитым носом, связывает мне руки спереди и подносит мешок, но не надевает его. Кровь стекает по его бороде, он подступает ко мне ближе, хватает за голову, высовывает язык и облизывает мне щеку. Фу-у-у. Стараюсь отвернуть голову, упираюсь связанными руками в грязное тело, все же удается отстраниться от мужчины, но как только это свершилось, на голову надевают мешок.
Нас куда-то ведут. Стараюсь запоминать повороты, но это глупо, даже если запомню, то, найду дорогу до клеток, а что дальше? Дыхание сбивается в край. Меня постоянно толкают в спину, но я не могу идти быстрее, та нога, которую я не успела замотать, нещадно болит. Я чувствую, как раны забиваются новой порцией грязи. На глазах выступают слезы. То ли это от вони, что витает в этом месте, то ли от страха за наши с Истоном жизни, то ли от боли в ногах. Или от всего сразу.
Мы останавливаемся всего раз и стоим достаточно долго. Один из полуголых людей объясняет, что если мы хотя бы пикнем, то он прострелит Истону голову, а меня они пустят по кругу. Я знаю, что это означает, и поэтому стою так тихо, как это только возможно. Спустя минут сорок, а может и того больше, нас снова куда-то ведут. Идем и идем. Еще раз останавливаемся, но остановка длится меньше десяти секунд. Потом снова идем дальше. Проходим буквально пять шагов и останавливаемся. Моей шеи касается что-то холодное, я вздрагиваю, а потом вес неизвестной мне вещи больно давит на плечи. Прикасаюсь руками к металлическому кольцу и содрогаюсь.
Ошейник?
Ошейник!
Мешок срывают с головы, и я морщусь от света, а потом и от увиденного. Двое мужчин, сидящих на каких-то шубах, у одного в руках цепь, а на цепи женщина. О, Боже! Я попала в ад! Женщина голая и морально давно мертвая. Я видела настолько обреченный взгляд лишь однажды, у миссис Оливии, ее дом сгорел, а вместе с ним и двое ее детей. Тогда она сидела прямо на земле и смотрела на остатки пламени, больше миссис Оливия не заговорила. Вот и эта женщина смотрит прямо перед собой и ничего не видит. Она не здесь и в этом ее единственное счастье.
Меня дергают в сторону, и я падаю на колени.
На мне идентичный ошейник.
Точно такой же. Как на женщине.
Передо мной присаживается мужчина в брюках и с голым торсом. Он внимательно разглядывает меня, Истон кричит, чтобы они не смели ко мне даже прикасаться, и мужчина приказывает, не отрывая от меня заинтересованного взгляда:
– Уведи его к мяснику.
Истона куда-то уводят, я бросаюсь за ним, но меня дергают обратно за цепь. Горло сдавливает, и я начинаю кашлять. Просовываю пальцы в небольшой промежуток между металлом и кожей. Мне его не снять. Боже, мне было не так страшно, когда Истон был в помещении, а теперь его увели. Еще какое-то время я слышу его крики, а потом они затихают.
– Красивая. – Говорит мужчина и, улыбаясь, показывает мне острозаточенные зубы. – Тебя тут искали.