Мой любимый шпион

– Раньше я никогда и никому не рассказывала о том, что случилось с Жаном-Луи: слишком уж мучительно это было, – а вам смогла.

Его до глубины души поразило ее доверие, и это доверие, несомненно, являлось добрым предзнаменованием для их будущего.

Воплощение нежности и тепла, Сюзанна погружалась в сон; ее голова покоилась у него на плече, а ровное дыхание согревало шею. Он жаждал большей близости – и получил ее, и теперь мечтал подарить ей столько счастья и покоя, чтобы больше ей никогда не пришлось плакать.

И еще он желал… желал…

Симон поразился, внезапно обнаружив, что тепло, распускавшееся в нем, имело не только душевную, но и физическую природу. Да-да, он желал Сюзанну так, как только может мужчина желать женщину. Давно ушедшее из его жизни вожделение вернулось, и теперь он стремился не просто к дружескому общению, о котором они договорились.

Но как же, черт побери, ему теперь быть?

Глава 9

Лежа абсолютно неподвижно, чтобы не потревожить Сюзанну, Симон пытался осмыслить тот факт, что долгие годы его бесстрастного воздержания закончились. И это открытие одновременно вызывало ликование и тревожило. Пожалуй, преобладала радость, но, с другой стороны, подобные изменения могли чудовищно осложнить их брак. Ведь перемены затронули только его, но не Сюзанну. А он поклялся ничем не расстраивать жену…

Если когда-нибудь ее отношение к плотским радостям изменится, он восторжествует, но пока, на неопределенное время, его задача – беречь и лелеять ее, а также научить стрелять и защищаться.

Наконец он уснул, а когда проснулся с первыми лучами солнца, то обнаружил, что голова Сюзанны по-прежнему лежала у него на плече, а рука все так же обнимала его. Лицо же ее во сне стало умиротворенным… и совсем юным. Симон осторожно пошевелил правой рукой, которая затекла во время сна.

Это движение разбудило Сюзанну, и она открыла глаза. Ее волосы очаровательно растрепались, а зеленые глаза напоминали цветом листья мяты.

– Значит, эта ночь мне не приснилась, – сонно улыбаясь, произнесла она. – Из вас получилась чудесная подушка. Не могу вспомнить, когда в последний раз спала так же сладко. А как провели ночь вы?

– Уснул не сразу, – признался Симон. – Но когда все-таки уснул, то крепко и без сновидений.

Сюзанна перекатилась на спину, потянулась, и он отвел глаза, чтобы не видеть, как ее грудь приподнимает тонкую ткань ночной рубашки.

– Может, будем и впредь спать вместе? – Она в смущении потупилась. – Я… никогда еще не проводила с мужчиной всю ночь. Мне понравилось быть рядом с вами.

– Никогда?.. – изумился Симон. – Значит, Жан-Луи был еще глупее, чем я думал.

Сюзанна поморщилась и пробормотала:

– Стало быть, в моем желании проводить рядом с вами ночи напролет нет ничего противоестественного?

– Определенно нет, – заявил Симон. – Особенно – в феврале!

При этих его словах Сюзанна улыбнулась.

– В таком случае забирайтесь ко мне под одеяло. Вы, должно быть, продрогли, ведь вам нечем было укрыться.

– За ночь комната остыла. Дайте мне минутку, чтобы развести огонь, и я к вам присоединюсь.

Симон тотчас же встал с постели. Соглашаться отныне спать вместе, конечно, безумие, но он никак не мог ответить жене отказом: слишком уж этого хотел. И теперь ему предстояло нешуточное испытание… Он всегда считал себя волевым человеком, но это было еще до того, как женился.

Подбросив угля в камин, Симон вернулся к кровати, улегся под одеяло и пробормотал:

– Еще слишком рано, так что можно понежиться в постели: отличный способ скоротать время до завтрака.

Под одеялом было значительно теплее, чем поверх его, особенно сейчас, когда Сюзанна придвинулась поближе, прижалась к нему и положила руку ему на грудь. От нее исходил слабый аромат розмарина, пряный и пьянящий. Он коснулся легким поцелуем ее шелковистых темных волос, думая в этот момент о том, что еще никогда не был настолько доволен жизнью. Казалось, теперь самое время завести разговор, о котором он размышлял накануне.

– Я как раз хотел узнать, как вы относитесь к прикосновениям, ma chеrie, – проговорил Симон. – У вас есть причины питать настороженность по отношению к мужчинам? Мне хотелось бы прикасаться к вам, но я не хочу вас напугать и расстроить. Расскажите, чего вы не любите, и я постараюсь избегать таких действий.

Сюзанна нахмурилась, и немного помолчав, сказала:

– Не могу определить точно, но неприязнь возникает, стоит мужчине прикоснуться ко мне с плотскими намерениями. Некоторые из них считают себя вправе распускать руки. Так поступали французские эмигранты. Просто кошмар! Будь у меня нож и умей я обращаться с ним, оскопила бы их!

– Жестоко, но логично! – кивнул Симон. – Но далеко не все мужчины такие.

– К счастью, не все. Вот вы не такой. Вы, «грешники» из подвала, по-видимому, из тех мужчин, которые умеют сдерживаться. За время плавания по Средиземному морю с Габриэлем Хокинсом я успела убедиться, что он относится к женщинам с уважением. – Сюзанна улыбнулась. – А еще он без ума от Рори и к остальному женскому полу не проявляет плотского интереса. Поэтому его незачем опасаться.

– Вы способны распознавать плотские намерения мужчины? – с любопытством поинтересовался Симон.

– Как правило. Хуже всего то, что мне нравятся прикосновения. В гареме я обожала обнимать детей. – Сюзанна вздохнула. – Я считала само собой разумеющимся, что у меня когда-нибудь появятся свои дети, но этого так и не случилось и теперь уже никогда не случится.

– Мечты умирают, – тихо произнес Симон. – Но иногда их удается возродить. Вы считали себя неподходящей для брака, но посмотрите-ка на нас сейчас.

Сюзанна улыбнулась.

– Да, и впрямь. Но мы поженились только потому, что вы поняли меня и пережили многое из того, что пережила я.

– То есть я не опасен, – криво усмехнулся Симон.

– Вот именно. И мне очень понравилось спать в ваших объятиях.

«А уловит ли она во мне перемену? – размышлял Симон с некоторым беспокойством. – Если уловит – как мне поступить тогда?»

Впрочем, пока что они были вполне довольны друг другом. Медленно проводя ладонью по изящной спине жены, Симон проговорил:

– Завтра хорошо бы встать пораньше и сразу отбыть в Уайт-Хорс, а сегодня можно заняться простыми житейскими делами.

– Такими, как моя амазонка, сапожки и, надеюсь, другая одежда. – Глаза Сюзанны блеснули. – Но амазонкой и сапожками – в первую очередь.

– Перед отъездом из Лондона мне надо навестить двоюродных деда и бабушку Лукаса, – сообщил Симон. – У лорда и леди Фокстон нет своих детей, так что они обожали нас, малолетних озорников. Они были крестными Лукаса и воспринимали нас обоих как родных братьев. – Симон невольно вздохнул. – И, конечно же, они будут рады с вами познакомиться.

– И я буду рада знакомству! – живо откликнулась Сюзанна. – Но почему же они, как крестные, не взяли Лукаса к себе, когда он осиротел?

– В то время они жили в Индии. А когда вернулись в Англию, Лукас уже прижился в моей семье, и его не стали вырывать из привычной обстановки. Но мы часто навещали их.

Сюзанна помолчала, потом вдруг спросила:

– А Лукас значился среди наследников титула Фокстонов?

– Если бы он был жив, то стал бы лордом Фокстоном. Его двоюродный дед приходился младшим братом его родному деду. Но Лукас числится пропавшим без вести уже много лет, поэтому титул перешел к его двоюродному деду. Тот будет только рад отказаться от него, если вдруг выяснится, что Лукас все-таки жив.

Именно из письма четы Фокстон он узнал о предполагаемой гибели Лукаса. Поддерживая связь с ними долгие годы, Симон привык думать, что таким образом хранит память о Лукасе.

– Представляю, как они обрадуются, узнав, что вы женились, – тихо сказала Сюзанна. – Радостная весть после стольких потерь! Может, наш брак… и необычный, но мне он кажется настоящим.