Хрустальный грот. Полые холмы (сборник)

– От сосновой рощи, где ты оставил лошадей.

– А зачем ты сюда приехал? Я ведь говорил вам, чтобы вы не сворачивали с дороги!

– Я знаю, но мне хотелось проехаться галопом, и мы свернули на поперечную дорогу, а Астер повредил ногу, и обратно его пришлось вести. Он шел медленно, а время было позднее, и мы решили сократить путь.

– Понятно. А Кадаль где?

– Наверно, он решил, что я поскакал домой, и отправился следом. Во всяком случае, сюда он за мной не поехал.

– Очень разумно с его стороны, – сказал Белазий. Его голос по-прежнему был сонным, но теперь он был вкрадчиво-сонным, как у дремлющего кота – бархатные лапы, скрывающие стальные когти. – Но несмотря на… на то, что ты слышал, тебе и в голову не пришло броситься домой?

– Конечно нет!

Глаза его на миг блеснули из-под длинных ресниц.

– Конечно?

– Я должен был узнать, что происходит.

– Ты знал, что я здесь?

– Я понял это, только когда увидел Ульфина с лошадьми. И не потому, что ты сказал мне не сворачивать с дороги. Но я, скажем так, знал, что в лесу этой ночью должно произойти нечто важное, и мне нужно было узнать, что именно.

Белазий снова посмотрел на меня. Я был прав, когда думал, что он не удивится.

– Ну, пошли. Здесь холодно, я хочу надеть плащ.

И направился вперед. Галька хрустела у него под ногами. Он спросил, обернувшись через плечо:

– Насколько я понимаю, Ульфин все еще там?

– Думаю, да. Ты его здорово запугал.

– Ему нечего бояться до тех пор, пока он держится в стороне и ничего не знает.

– Так он и в самом деле ничего не знает?

– Знает он или нет, – ответил Белазий безразличным тоном, – у него хватает ума держать язык за зубами. Я обещал ему, что, если он будет повиноваться мне беспрекословно, я вовремя отпущу его, чтобы он успел скрыться.

– Скрыться? От чего?

– От смерти, когда я умру. Обычно слуги жрецов отправляются вместе с ними.

Мы шли по тропе бок о бок. Я взглянул на Белазия. Он был в черном одеянии, более изящном, чем то, которое мне приходилось видеть дома, в Маридунуме; даже Камлах не одевался так красиво. На нем был пояс тисненой кожи, видимо, итальянской работы, а на плече горела в лунном свете большая круглая брошь – сплетение золотых кругов и змей. Даже под таинственным налетом, каким покрыли его события этой ночи, он выглядел утонченным и образованным римлянином. Я спросил его:

– Извини, Белазий, но тебе не кажется, что подобные обычаи древнее египетских пирамид? Даже у нас в Уэльсе это считается устаревшим.

– Быть может. Но ведь и сама богиня стара. Она любит, чтобы ей служили так, как она привыкла. А наши обряды почти такие же древние, как она сама, и ни песни, ни камни не помнят, когда они возникли. Задолго до того, как служители Митры убивали быков в Персии, до того, как они явились на Крит, до того, как из Африки пришли небесные боги и люди возвели для них эти стоячие камни, богиня жила здесь, в своей священной роще. Теперь лес закрыт для нас, и мы собираемся где можем. Но везде, где живет богиня, будь то в камне, в дереве или в пещере, есть священная роща, что зовется Немет, в ней мы совершаем жертвоприношения. Я вижу, что ты понимаешь меня.

– Понимаю. Меня учили этому дома, в Уэльсе. Но у нас уже лет сто не совершали жертвоприношений, подобных тем, что вы совершили сегодня.

В его голосе не было и тени переживаний.

– Его убили за святотатство. Разве тебе не говорили… – Он остановился как вкопанный и схватился за кинжал. Его тон переменился. – Это лошадь Кадаля!

Он вертел головой из стороны в сторону, словно пес, вынюхивающий дичь.

– Это я на ней приехал. Я же тебе говорил, что мой пони охромел. Кадаль, наверно, поехал домой, взяв одну из твоих лошадей.

Я отвязал кобылу и вывел ее на тропу, открытую лунному свету.

Белазий сунул кинжал в ножны, и мы пошли дальше. Кобыла тыкалась мордой мне в плечо. Нога у меня почти прошла.

– Значит, и Кадаля тоже надо было убить? – спросил я. – Стало быть, дело не только в святотатстве? Ваши церемонии такие тайные оттого, что они так священны, или потому, что они запрещены? А, Белазий?

– И то и другое. Мы собираемся там, где можно. Сегодня вот собирались на острове – это место достаточно безопасное, в ночь равноденствия сюда обычно ни одна душа и близко не подходит. Но если это дойдет до Будека, у нас будут неприятности. Человек, которого мы убили этой ночью, был одним из людей короля. Его держали здесь восемь дней, и шпионы Будека уже ищут его. Но он должен был умереть.

– А теперь они его найдут?

– Найдут. Далеко отсюда, в лесу. Они решат, что его растерзал дикий вепрь. – Он снова искоса взглянул на меня. – Можно сказать, что он умер легко. В старые времена ему бы вырезали пуп и гоняли бы вокруг священного древа, пока кишки не намотаются на него, словно шерсть на веретено.

– А Амброзий знает об этом?

– Амброзий тоже человек короля.

Некоторое время мы шли молча.

– Белазий, а что будет со мной?

– Ничего.

– Но разве подглядывать за тайным обрядом не святотатство?

– Не беспокойся, – сухо ответил Белазий. – У Амброзия длинные руки. Что это с тобой?

Я покачал головой. Я не смог бы объяснить этого словами даже самому себе. У меня возникло такое чувство, словно я стоял безоружным посреди битвы и вдруг мне в руку вложили щит.

– Тебе не было страшно? – спросил Белазий.

– Нет.

– Это похоже на правду, клянусь богиней! Да, Амброзий был прав. Ты отважен.

– Даже если и так, это не та отвага, которой стоит восхищаться. Когда-то я думал, что я лучше других детей, потому что не боюсь многого из того, чего боятся они. У меня, конечно, были свои страхи, но я умел держать их при себе. Я полагаю, это было что-то вроде гордости. Но теперь я начинаю понимать, почему даже тогда, когда я вижу впереди опасность и смерть, я смело иду вперед.

Белазий остановился. Мы были уже почти у самой рощи.

– И почему же?