Последняя из Надежд

– Я никого не разделываю. Покупаю готовое.

– И зря. В готовом больше сои, чем мяса. Удивляюсь, как ты ещё желудком не страдаешь, всю жизнь на полуфабрикатах, – вздохнул Рыбаков, очевидно вспомнив, что и сам теперь живёт одной сухомяткой.

Добравшись до морга, Рыбаков приложил палец к кодовому замку, дверь отомкнулась. В холодильнике пахло смертью с лёгкими нотками формалина, не так давно, наконец, снятого с производства. Рыбаков сверился c номером в планшете, открыл одну из камер и выдвинул полку.

– Мы тут приморозили её малёхо. Уж очень сильно благоухало. Боюсь, не доживёт, пока вы все части пазла соберёте… Ну вот.

Калашников надел перчатки и склонился над ногой, стараясь дышать через раз. Несмотря на время, проведённое в тёплой речной воде, поверхностные ткани сохранились хорошо, прочно держали вздувшееся под кожей мясо.

– Слушай, Олег, а это точно девочка?

– С чего вопрос?

– Ну, ты сам знаешь, в наше время хрен поймёшь. Ногти красят все кому не лень.

– Девочка, это точно, не сомневайся. Мы ж не на глазок определяем. Взяли луковицы на половой хроматин. Кстати, как видишь, волос на девочке нет. Всё обработано лазером. Малышка знала, что такое эпиляция, еле нашли нетронутую луковицу.

– Да и пяточка, я смотрю, гладенькая, как только что после педикюра.

– Ну это не показатель. Всё лишнее отмокло, может, и рыбки помогли почистить. Но ходила девочка мало, это ты прав. Обувь тоже надевала редко. Ни малейшей деформации свода стопы. Физическая активность ниже нормы. Мышечки жиденькие. Насчёт педикюра. Обрати внимание на ноготки. Обработка не домашняя, профессиональная, покрытие виниловое. Поэтому и не слезло от воды. Возможно, будет зацепкой, когда эксперты расшифруют формулу и назовут марку. Ну и главный сюрприз у меня для тебя…

Рыбаков расплылся лошадиной улыбкой.

– Ну давай, не томи.

– Хна!

– Чиво-о-о? – Опешил Калашников.

– Нет, правда, хна! Лавсония инермис на латыни. Постой, а ты что подумал?

– Мало ли что я подумал… Плохое про тебя подумал, старый ты конь.

Рыбаков и вправду заржал, как лошадь, сообразив, отчего вскинулся важняк.

– Короче, как ни отмокала девочка, а рисунки хной на коже мы в инфракрасном диапазоне нашли. Очень красиво всё было расписано, профессионально. Картинки я тебе перешлю. Может, помогут найти художника.

***

Беспилотное такси, соблюдая скоростные ограничения, неспешно везло Калашникова по пустым субботним улицам на Мойку. Решив хоть как-то скоротать время в дороге, важняк набрал в поисковике «рисунки хной на теле», выяснил, что называется временная татуировка мехенди и что традиции у неё глубокие, чуть не с Древнего Египта. В основном таким образом украшают себя женщины Северной Африки и индианки, но среди европейских женщин тоже есть любительницы. Салоны красоты Петрограда активно продвигали эту услугу. Заинтересовавшимся предлагалось посмотреть галерею работ мастеров. «Всяк по-своему с ума сходит», – подумал Калашников, полистав фотографии, перечислил плату за поездку и вышел у Почтамтского моста.

Торец был на месте.

– А, Аркаша, привет! Я уж тебе звонить собрался.

– Я с утра к Рыбакову забежал.

– То есть про хну знаешь? А вот чего ты не знаешь, так это то, что нашей ноге нашлась пара.

– Да ладно?! Где?

– Ни за что не угадаешь.

– Где-нибудь в соседнем районе?

– Бери шире! В Венеции!

– Ну… – протянул Калашников, – неоригинально. Мог бы хоть в Колпино утащить по традиции.

– Постой, ты про Крестовский остров, что ль, подумал? Про этот приют блатных и нищих, под названием ЖК «Венеция», что при Путине строили?

– А ты о чём?

– Узкий ты человек, Аркаша, нет в тебе настоящей русской широты. Сразу видно, за железным занавесом рос и развивался. Ногу нашли в Венеции, в городе тысячи каналов, любви и карнавалов.

Помолчали. Осмыслили. Первым вербализировал мысли Калашников:

– Ста.

– Что ста?

– Ста каналов.

– Какая, хрен, разница, Аркаша, сто или тысяча каналов в той Венеции, если мне всё равно не кататься по ним на гондоле. Завидую тебе тёмно-серой завистью.

– С чего бы?

– А это, Аркаша, второй поворот сюжета. Звонили сегодня оттуда, – Торец показал пальцем вверх, – сказали, что дело взято на особый контроль. Поэтому собирайся, ехай в кэгэбэйку за инструкциями и документами. Наверное, уже готовы. Оттуда в Пулково, спецборт под парами, зубную щётку купишь по дороге. В Марко Поло тебя встречает инспектор итальянского бюро Европола старший офицер Луиджи Траволо. Так что чао, бамбино. Эх, свезло тебе…

– Да что за спешка?!

– Я не понял, ты возражаешь, что ли? Ну-ка, майор Калашников, встать, смирно! Что неясно? Выполнять!

– Есть, тащ полковник! – Калашников встал, по-военному развернулся через левое плечо и чуть не строевым двинулся к двери.

– Аркадий, – окликнул следователя Торец, – возьми мой портфель – щётку положишь. И ключ от квартиры оставь. Иннокентия Пушкин, что ли, кормить будет?

Город ста каналов

Густой солёный воздух Адриатики жаркой волной охватил Аркадия, когда он ступил на откидной трап спецборта АН-GARA, совершившего посадку в аэропорту Марко Поло. От обилия солнца, пряного коктейля запахов разогретой морской лагуны, разнотравья и высокооктанового керосина у Калашникова закружилась голова. Он слегка ошалел и глупо улыбнулся, когда увидел перед собой красивого высокого мулата лет тридцати пяти, с кипенно-белыми курчавыми волосами и синими глазами. Парень напоминал созревший одуванчик, по какой-то причине разодетый в голубые джинсы с принтом DOLCE&GABANA и белую золотопогонную форменную рубашку с коротким рукавом. Прикид дополнялся дорогими сандалиями из коричневой кожи под рептилию, толстой золотой цепью венецианского плетения на шее, таким же браслетом на правой руке и печаткой на левом мизинце.

– Чао, Аркадий, вы говорите по-итальянски? По-английски? – Белозубо улыбался мулат и протягивал Калашникову смуглую пятерню. Рукопожатие оказалось неожиданно сухим и крепким. – Я старший офицер Луиджи Траволо. Как долетели?

– Спасибо. Всё хорошо. Я говорю по-английски, – тумблер в мозгу важняка, наконец, перещёлкнулся, глупая улыбка отключилась. – Очень приятно, Аркадий Калашников, старший следователь по особо важным делам.

– Я никогда не видел настоящих русских, – Траволо, напротив, улыбнулся ещё шире. Белоснежные ровные зубы всегда были предметом зависти Калашникова. Своими он похвастаться не мог, хотя и следил за ними неустанно. Казалось, у Луиджи зубов значительно больше, чем у обычного человека. Ложное ощущение избыточности рождала именно широта улыбки, её искренность и обаяние. – Добро пожаловать в Венецию! Пойдёмте, нас ждёт небольшая морская прогулка.

Через десять минут, после того как расслабленный таможенник не глядя шлёпнул печать в паспорт важняка, Аркадий сидел в полицейском катере Lamborghini, ловил глазами солнечных зайчиков и сокрушался, что не сообразил вместе с зубной щёткой купить солнечные очки.