Никта

Никта
Мерлин Маркелл

Однажды в наш мир прорвался Хаос. Один смертный пытался его покорить, другой – ублажить, третий – понять, четвертый – изгнать. Успеха достиг только тот, кто открыл простую истину: самая черная тьма не в неведомой силе извне, а в нем самом…

Никта

Мерлин Маркелл

Иллюстратор Марика Становой

Дизайнер обложки Мерлин Маркелл

© Мерлин Маркелл, 2017

© Марика Становой, иллюстрации, 2017

© Мерлин Маркелл, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4485-1946-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Свет вторичен, тьма первична.

– Да будет свет, сказал Господь и поджег фитиль Большого Взрыва.

Бог изначально существовал во тьме, он сам был этой тьмой.

Свет – фантазия и творческий эксцесс темного Бога!

ГИПНОС

Оникс

На чердаке пятиэтажного дома в одном из пригородов Парижа никому не известный скульптор трудился над очередной статуей своей жены. Жена, которую звали Мари, недвижимо сидела на деревянном ящике. Раньше этот ящик служил для перевозки фруктов, сейчас – для хранения хлама, который скульптор считал памятными вещицами.

Когда его немногочисленные знакомые, придя в гости, удивлялись отсутствию нормальной мебели, скульптор называл себя интерьерным минималистом и тем самым пресекал все лишние расспросы. Таковое самоназвание не мешало ему питать неуемную слабость к вещам, слишком новым, чтобы считаться антиквариатом, но уже слишком старым, чтобы ими пользоваться. Они и лежали в ящике, который служил Мари пьедесталом уже много дней подряд и будет, по всей видимости, ее сиденьем еще долго. Статуи никак не хотели получаться похожими на нее – да что там, хотя бы похожими на человека.

Гротескные и уродливые формы, которые принимала глина на каркасе из досок и проволоки, больше походили на монстров, которых Мари видела в кино. Но, она беззаветно верила, что однажды скульптор сможет воссоздать точную копию ее худого от скверного питания тела и войдет в историю как Микеланджело двадцать первого века. Пока что он был совершенно невостребован, потому и обретался вместе с женой на обшарпанном чердаке, где постоянно капало с потолка, а стенами между комнатами служили дешевые бумажные ширмы из «Икеи».

Скульптор сделал шаг назад, критически осматривая свое творение в полумраке. Вялый луч света из чердачного окна, освещая целый рой пыли, упал аккурат на морду новой статуи. Свет придал ее глазам хмурое выражение, вычерчивая глубокие тени под грузными веками, и скульптор сделал еще несколько движений резцом, снимая лишнюю глину.

Настоящего его имени никто не знал. Он постоянно представлялся то одним, то другим. Даже Мари, будучи его женой неофициально, знала скульптора только по псевдониму – Оникс. Как он сам когда-то рассказал ей, прозвище придумал учредитель его первой выставки. На открытие пришло всего четыре человека, из которых трое были друзьями этого самого учредителя.

В то время Мари еще не была его натурщицей, но уже тогда уверяла себя, что только с искренней помощью настоящей женщины мужчина сможет добиться успеха. И Мари делала все, что в ее силах, то есть сидела на ящике каждый день по несколько часов, а когда не сидела – готовила, убирала и набирала тексты на стареньком ноутбуке, который постоянно вис. Один евро за тысячу символов.

Оникс смотрел то на жену, то на свою статую усталыми глазами с широченными зрачками, почти без радужки. Мари трактовала этот взгляд как знак особой влюбленности, ведь она прочла в интернете, что когда человек смотрит на что-то приятное, его зрачки расширяются.

– Почти готово, – сказал он. Монстр, сидевший на ящике, вздрогнул и вытянул к нему голову на тонкой изогнутой шее, угрожающе вращая глазами и скаля пасть. Оникс почуял зловонное дыхание из его глотки и поморщился, стараясь сохранять бесстрастное выражение лица. Кто знает, что на уме у этой твари.

– Тебе нужно еще немного постараться, котеночек, – проворковала Мари. – Сам посмотри, шея слишком длинная… то есть, я хотела сказать, совсем чуть-чуть. И опять ручки кривоваты. Давай подправим, солнышко? Бернар примет твою работу, если все-все будет идеально, ты ведь помнишь?

– Она и так идеальна, – довольно произнес творец.

О, эти коленчатые лапы, как прекрасно они вышли! Тварь будто готовится к прыжку. Если ее хорошенько раскрасить, статую будет не отличить от живой. Хоть в музей ужасов сдавай. Глиняный прищур узких глаз смотрел на него, будто что-то замышляя.

«В следующий раз попрошу ее открыть рот. Я хочу вылепить пасть со всеми этими рядами клыков», – подумал Оникс. Его рука не удержалась от того, чтобы снова не взять резец. Сколько ни работай, каждый раз хочется добавить что-то еще. Сейчас ему пришло в голову, что будет неплохо выдавить чешую на поверхности, чтобы еще больше приблизить скульптуру к оригиналу.

– Можешь идти, Мари.

Монстр ловко спрыгнул с ящика и удалился в дальний угол чердака, где, за нагромождением множества других статуй, виднелся заваленный мусором письменный стол. Мари называла этот мусор творческим беспорядком. Кстати, где же она… Мари?

Удаляясь от него, монстр с каждым шагом все больше приобретал человеческие очертания. Когда Мари наконец заняла свое место среди творческого беспорядка, Оникс наконец узрел в ней свою жену, каковой видела себя она сама. Обычная представительница человеческой расы, руки, ноги, нормальный рот, нормальная шея.

От скульптора не ускользнуло, что жена, дожидаясь загрузки системы, достала из ящика стола маленькое зеркальце и показала себе язык, а затем тут же обернулась в его сторону, опасаясь, как бы Оникс не заметил ее дурачество. Он сделал вид, что полностью занят статуей.

«Любуйся, любуйся. Я-то знаю, как ты выглядишь на самом деле».

В маленьком окошке виднелся дождь, оставлявший на стекле черные разводы, будто кто-то трясет над городом гигантскую лейку с чернилами или нефтью. Мари не дано увидеть и этого, как и того, что они живут в пещере, а не на чердаке. Откуда в пещере окно, Оникса не заботило. Он привык игнорировать такие детали. Люди часто ведут себя абсурдно, с чего же быть логичным миру, который они строят вокруг себя?

– Крыша протекает! – крикнула Мари из своего угла. Вот же глупая женщина. Откуда в пещере крыша? Тут и должно быть сыро, тут и должно вечно капать с потолка. Конечно, плохо для занятия скульптурой, но что поделать, жить больше негде.

Статуя гидры за спиной Оникса положила одну из своих голов ему на плечо.

– Ты в любой момент можешь поделиться с ней своим даром, – проговорила гидра вкрадчивым, приятным голосом. Необычайно для такого мерзкого чудовища.

Эту гидру Оникс тоже лепил с жены. Мари частенько меняла форму, сам скульптор связывал это с происходящими внутри ее сознания переживаниями. Иногда он лепил и других монстров, что приходили из стен и так же уходили, оставляя следы из грязи или пепла, несколько раз бывали и кровавые следы. Мари их явно не видела, поскольку оставляла при уборке без внимания. Может быть, свалка на столе для нее самой – горка плюшевых игрушек?

– Да знаю я, – прошептал Оникс. Монстры уже не раз говорили ему об этом. Но, ему нравилось чувствовать себя особенным, единственным человеком, который видит истинную природу вещей, и он каждый раз отказывался. Скульптор считал, что заслужил этот дар, годами тренируя дух и разум. После этого даже мысль о том, что кто-то получит такой талант без капли усилий, казалась ему неприемлемой.

Неужели и вправду во всем мире не нашлось ни одного человека, познавшего Никту, то есть окончательно порвавшего для себя границу между сном и реальностью?

Оникс представил, что где-нибудь в сердце Африки в племени с совершенно непроизносимым для европейца названием обособленно от родичей живет старый шаман. Этот шаман тоже постиг искусство правильного зрения, и даже больше. Было б здорово с ним пересечься, обменяться опытом. Как жаль, что мудрый шаман – лишь фантазия, в отличие от гидры, которая не торопится убирать тяжеленную голову с его плеча.

– Почему именно Африка? Вуду-шмуду. Мне больше нравятся индейцы, – поведала гидра. – Вот уж кто знает толк в таких делах.

– Индейцы жрут кактусы, – ответил Оникс, продолжая высекать чешуинку за чешуинкой. – От кактусов любой дурак начнет бредить наяву. Бестолковый допинг.

– Милый, ты что-то сказал? – опять крикнула Мари.

– Да я так, сам с собою.

«Как же одиноко!» – пронеслось в его голове. Гидра прочла мысли своего создателя.

– Разве я плохой собеседник? – произнесла она с наигранной обидой. – Ладно, не буду с тобой больше говорить.

И гидра демонстративно удалилась в противоположный конец чердака.

– Кроме тебя, у меня тут целый полк собеседников, – тихо сказал ей скульптор вслед, обводя рукой другие творения, которые сегодня не подавали признаков жизни. Гидра ничего не ответила, а самая свежая статуя шумно вздохнула под его руками. Резец дрогнул и отсек больше материала, чем нужно.