Криволесье во тьме

Криволесье во тьме
Мэтт Коджешау

Что предстает пред вашими глазами, когда вы слышите слово лес? Быть может, величественные лиственные дубравы, полонящиеся жизнью и свежестью, или, к примеру, еловый бор где-то за полярным кругом в царстве многовекового льда и снега. В любом случае, лес да и природа в целом вызывает у человека приятные ассоциации. Но почему, попадая в саму среду, в сам лес, на каком-то подсознательном уровне ощущаем мы себя некомфортно, кажется нам, что где-то таится неведомая угроза. Но является ли эта угроза чем-то реальным или лес мы воспринимаем как олицетворение тех забытых времен, когда язычество и традиции ложились в основу человеческого существа? Что если темные, раскинувшие свои ветви над нашими головами леса и по сей день хранят память о прошлом и о нас самих?

Мэтт Коджешау

Криволесье во тьме

На территории, коей посвящается сей рассказ, преобладает равнинная местность, из которой лишь иногда вырастают прорезанные железной дорогой и покрытые густыми дубравами куполовидные холмы. Некогда была эта дорога единственным путем из расположенных на берегу далёкого моря провинциальных городков в административный центр региона. После постройки нескольких университетов и прочих учебных заведений в так называемую «столицу» хлынуло большое количество студентов, которые в надежде получить высшее образование тащили свои документы из всех частей нашего отдалённого, известного лишь благодаря тёплому морю да высоким горам, края. Так и я, не составив исключения, решил съехать от родителей в большой город, гонимый будущими перспективами.

Произошло это летом 1926 года. Путь предстоял нелёгкий, потому как поезд, на котором планировалось совершить поездку, останавливался на конечную станцию где-то на двух третьих расстояния к планируемому пункту. Там, судя по расписанию, в 18:35 останавливался иной состав, что двигался с севера и, пересекая путь следования первого, ехал прямиком в место моего назначения. Все шло по плану и, попрощавшись с родителями, я сел на поезд. Мне отводилось купе по соседству с многодетной семьей, тревожившей тишину и порядок. Я же, не обращая внимания на визитёров, стал разглядывать проскальзывающие за окном верхушки деревьев, которые то там, то тут прорезали безоблачное небо. Их однообразность повлияла на меня самым непосредственным образом. Незаметно для себя я выпустил из рук чемодан и, внимая монотонному стуку стальных колес, впал в забытье.

Проснулся я в четвертом часу из-за суеты соседей. Поезд остановился на одной из станций и соседствовавшая со мной семейка весьма кстати покинула его. С облегчением от осознания того, что вагон отныне будет пребывать в тишине и спокойствии, я поднял с пола выскользнувший чемодан и достал из отсека в нем замечательного приготовления бутерброд. Полакомившись им, я осмотрелся и, не обнаружив мусорного ведра или того, что послужило бы его заменой, сложил бумажную обертку обратно в чемодан. Полазив в груде одежды с целью убедиться, что я не забыл ни о чем важном, я случайно освободил из-под новоприобретённого пиджака одну из семейных фотографий. Мне было тяжело вспомнить, когда это я умудрился прихватить её и, не находя иного ответа, предположил, что всему причиной родительская забота. И я, честно говоря, был рад такому подарку судьбы, потому что следующие пятнадцать минут или были проведены мной за изучением ранее незнакомого мне изображения. Проходя глазами по слегка выцветшей поверхности, вместе с приятными воспоминаниями я обнаружил выведенную красивым каллиграфическим почерком в углу листа фамилию (которую я, честно говоря, хотел бы забыть) и дату – 30 апреля 1910 года. Был я тогда ещё ребенок и даже не представлял, что через 16 лет буду разглядывать себя по пути к будущему… но как стремиться в будущее, не помня прошлого? Ведь ни фотографии, ни память не способны были сохранить информацию о дальнейших моих предка. Всё начиналось с дедушки, который сохранял безмолвие о прошлом до самой своей смерти и оставил после себя лишь пару посаженных на заднем дворе деревьев, кои были издавна поражены вредителями, и скрипку, не способную больше издавать приятные звуки… впрочем, лишние отхождения ни к чему.

Так я, вернув фотографию на её изначальное место, вышел из купе и подошёл к кондуктору, который в утомлении от бесконечных поездок стоял у входных дверей, опершись о поручень и провожая последние домики перед бесконечными валами лесов и холмов.

– Извините – обратил я внимание господина на себя.

– Ох, молодой человек! Вы меня, право, напугали. Хотели узнать о чём-то? – встрепенулся работник.

– Долго ли до конечной?

– Час-два по расписанию.

– Благодарю…

– Знаете, если вам стало скучно, могу предложить пару газет, они как никак бесплатны. – прервал мою признательность кондуктор, поднимающий с передних сидений новостные сводки – Ах да, и удачной вам поездки.

Устроившись обратно на свое место, я положил газету на кресло рядом с собой и, не найдя занятия интересней, принялся познавать актуальные для того времени события.

«Яблоко от яблони… Где построить дом и как его содержать…»

«Музыка – путь к познанию вселенной…»

«Наследование участка, или скелет в шкафу?»

«Охотники и егеря – философия в отчуждении…»

С таких многообещающих заголовков начинались льющиеся ручьём по страницам статьи. Мое вникание в них могло бы продолжаться на протяжении куда большего времени, если бы из-за окна не послышались чьи-то голоса. Я откинул газету на соседнее сидение и, не успел я глянуть на часы, как кондуктор разразился объявлением: “Конечная!”

Небрежно закрыв чемодан, второпях я выбежал в тамбур и, соскочив по лестнице на землю, осмотрел местность. Ни души. Лишь спустя минуту показались люди в рабочих одеждах, которые стали загружать в стоящий на соседних путях грузовой состав поваленный лес. Я не придал этому особого внимания и, поинтересовавшись у машиниста, куда следует ступать, дабы дойти до нужной мне платформы, удалился с места остановки и зашагал по шпалам в указанном направлении.

Дорога лежала на возвышенности, по обеим сторонам которой разрастались заросли жимолости, можжевельника и всяческих сорняков. Чуть поодаль от рельс раскинулись густые леса, а за ними холмы, закрывающие далекие горы от невнимательных глаз посетителей. Стрелка часов близилась к шести. Солнце опускалось все ниже к макушкам деревьев.

Через полчаса или около того на железной дороге стали появляться тени – признак скорого наступления сумерек. Но, к счастью, впереди себя я наконец различил нужную мне платформу, а понял я это по указательному знаку, который гласил, что до пункта моего назначения 37 километров. Я поставил свой чемодан и, опёршись о заборчик, ограждающий бетонную возвышенность, стал ждать. Стрелка часов нерасторопно ползла к половине седьмого. Я слепо доверял расписанию и потому твёрдо решил, что не сдвинусь с места до тех пор, пока не подойдет нужный мне состав. Но его всё не было. Солнце окончательно скрылась за горизонтом и на дорогу опустился сумрак. Во мне зародилось сомнение. “Что, если это не та платформа? Возможно, следует пройти дальше да проверить. Может, и вправду ошибся…” – с такими мыслями я сошёл с остановки и, убедившись, что меня окружает лишь тишина, отправился дальше по шпалам. Теперь совсем стемнело. Мои колени поразила дрожь. “А что, если расписание изменили? Что тогда?”

Я встал у забора и, пока это имело хоть какой-то смысл, принялся осматривать территорию. И меня озарила надежда, способная отогнать стелющуюся меж деревьев тьму. В мои глаза бросилась совсем небольшая, но явно эксплуатируемая, тропа, которая пролегала между кустарников и вела куда-то вглубь леса. Я вспомнил рассказы о том, что в этих местах разбросано большое количество лесничих домов, в которые может заглянуть нуждающийся в крове странник.

Перебравшись через забор, я направился по ней. Спустя несколько минут у меня возникли сложности с определением направления по причине того, что даже холодные лучи восходящей луны не могли пробраться сквозь листву над моей головой. Полазив в карманах, я нащупал пачку спичек; не зря со времён давних походов сопровождали они в пути меня. Мои мысли спутывались между собой, словно колючие заросли, которые я пытался преодолеть. Много раз я останавливался, зажигал спичку и вглядывался в окружение, затем составлял план действий настолько логичный, насколько позволяла ситуация. И только после этого незамысловатого процесса я осмеливался держать путь дальше.

Под ногами от прошедшего ночью дождя скапливались лужи, в которых отражался едва освещающий местность огонек в моих руках. Было таких иллюзорных зеркал столько, что и не сосчитать – и каждое робко сверкало из тьмы. Но вдруг я заметил нечто примечательное. Вначале мне показалось, что это очередное отражение на мокрых листьях, но  вскоре спичка погасла, а отражение продолжало пылать. Тогда я понял – это не мираж во тьме сырой, это свет, и исходит он из небольшого, небрежно зашторенного оконца. Но кто знает, что скрывает окутанный одиночеством дом. По очертаниям на фоне ночного неба, которое только здесь открывалось человеческому взору, я определил, что жилище малогабаритное, выполненное из древесного сруба, с двускатной крышей, из которой вонзалась в небосвод печная труба. Подойдя к двери, я, сначала не сильно, но затем и настойчивее, постучал кулаком по прочным доскам. И, поначалу, дом, как и окружающая его местность, показался пустым, но шорох из-за двери отвлек меня от раздумий и наполнил волнением. Хозяин в доме и точно знает о непрошенном госте. Дверь завыла протяжным, раздиравшим моё сердце в клочья, скрипом. Приноровившись к темноте, я различил в открывшемся помещении какое-то движение. Связав все воедино и выбрав наиболее подходящий тон для предстоящего диалога, я воззвал человека из тьмы коротким словом: “Простите”.

– Зачем пожаловали? – донёсся хриплый голос, обрушивший все мои старания.

– Заплутал, а ночевать негде. – вымолвил я, уподобившись говору находящегося за порогом человека. За моим изречением последовала необъяснимая тишина. И, быть может, мне всего лишь почудилось, но в этой тишине я слышал мысли неизвестного, или, возможно, то было лишь бессвязное бормотание? Если так, то продолжалось оно целое тысячелетие, по истечению которого хозяин отворил дверь в основную комнату так, что появившаяся оттуда полоска света пала на его лицо. Испещренное морщинами, вызывало оно неприязнь и сострадание одновременно. Седая борода, к счастью, скрывала подробности асимметричных черт. Чего же она не могла скрыть, так это ужасной раны, которая рассекала лоб, переходила через внушительную переносицу и заканчивалась на правом уголке рта. Затуманенные глаза едва заметно выглядывали на меня из ночной тьмы, пугая своей неопределённостью.

– Так уж и быть, входите.  – наконец соединил слова в ясное предложение старик, скрываясь за дверным проемом в главной комнате.

Я преодолел коридор, стены которого увешаны были непонятного назначения прутьями и тканями, после чего попал в основную комнату. В ней было тепло и свет, исходящий от лампы, озарял стены. На них, в свою очередь, были высечены странные символы, которые, видимо, олицетворяли те или иные природные явления. Среди орнамента на паре гвоздей висело ружье – то ли винчестер, то ли кольт, уж простите меня, профессиональные коллекционеры, за моё незнание оружейных фирм. Не смотря на то, что комната казалась вполне комфортной, стены ее поразили насекомые, издающие неестественные скрипы. Возле печи, не использовавшейся летом в качестве средства обогрева, находилось небольшое, но удобное креслице, на которое и устроился хозяин. Его безмолвие оказывало гнетущее влияние на окружающую атмосферу и наводило меня на мысль, что навестить старика осмеливаются совсем немногие, отчего тот сделался молчаливым и хмурым. Я прислонил чемодан к ножке кровати возле двери и был готов к тому, что разговоры окончились приветствиями да немногословным приглашением, но мои опасения, к удивлению, не подтвердились.

– Не волнуйтесь – раздался совет старика, которому я, как бы мне того не хотелось, все же не мог последовать из-за содрогания странных очертаний за окном.

– Как же вас, эм, занесло-то сюда? – поинтересовался размышляющий в полутьме представитель прошлых поколений.

– С побережья ехал, да вот, ошибся с пересадками.

– Что ж, всякое бывает. А вы, вообще, по какой причине решились на поездку? – продолжил любопытствовать старец.

– Поступаю.

– Надо же! И куда, если не секрет?

– На факультет истории.

– Да, помню я этих… кхм. А как у вас живётся-то?

– Извините?

– Ну как, например, нынче одни люди навещают других людей?

– Ах, вы про это! – удивился я, разбирая содержимое чемодана и обустраивая себе место ночлега. – автомобили у нас, поезда и все такое.

– Вот как. К слову, вы упомянули, что родом с побережья, верно ли я расслышал?

– Да, так и есть.

– Слыхал я, что туда много людей переезжало.

– И то верно.

– Так как же, неужели вас не беспокоят… эти, как же их называть то стали… словечко такое ещё интересненькое…

– Мигранты?

– Точно! Так что, не тревожат?

– Пока не особо… А вас?

– И подавно.