С тобой мои мечты

Пугающие откровения Пирса все еще звучали у него в ушах. Враждебные обвинения брата задели честь Лайона, бросили ему вызов. Но как защититься от упрека в том, о чем не имеешь ни малейшего представления? Эмма знает ответ. И ей придется дать ему объяснения. Он заставит ее вернуться и взглянуть правде в лицо.

Лайон рванулся вперед, с трудом удерживая равновесие. Его грудь словно опалило огнем. Пронзительный крик Эммы, подхваченный ветром, отозвался громким эхом и заполонил собой ущелье.

Вскоре он увидел просвет между деревьями и тропинку, ведущую к утесам. На повороте она оказалась особенно скользкой. Противоположного берега реки не было видно, все вокруг заволокла серая пелена тумана. Тянущаяся вдоль обрыва дорожка была пуста, лишь густая мгла клубилась над ней.

И вот он увидел ее. Она лежала на дне ущелья. Золотистые волосы разметались, а взгляд огромных невидящих глаз был устремлен вверх, на него.

Лайон вздрогнул как от удара и проснулся. Его окружала кромешная тьма. Он умер. Поскользнулся и упал с утеса.

Какая-то тень мелькнула над его головой, чья-то холодная рука легла на его пылающий лоб. Лайон увидел перед собой встревоженное лицо своей новой жены. Если он умер, то уж точно не попал бы на небеса. В лучшем случае это всего лишь чистилище.

Миллисент выглянула из окна комнаты, где обычно завтракала, и залюбовалась сверкающим на солнце новеньким экипажем, который привез из Лондона доктора. Его слуга и грум стояли рядом с великолепной парой лошадей и разговаривали, топая ногами, чтобы не замерзнуть.

Они ждали во дворе уже час. Миллисент послала им горячего питья и предложила подняться, чтобы перекусить, но они отказались. Доктор Паркер велел своим людям находиться рядом с каретой, поскольку вскоре они должны были отправиться в имение лорда Эглинтона, что недалеко от Чизуэлл-Грин.

Миллисент взволнованно расхаживала по комнате. Совсем не так представляла она себе визит лекаря. Доктор Паркер держался отчужденно, говорил резко и едва ответил на ее приветствие. Приехав, он тут же поднялся в комнату лорда Эйтона вместе со своим помощником. Миллисент робко попыталась пригласить их остаться на ночь в Мелбери-Холле, но доктор грубо оборвал ее на полуслове и попросил лишь, чтобы в комнату доставили немного еды. Мол, его дожидаются другие пациенты, которые занимают слишком высокое положение в обществе, чтобы называть их имена. Он небрежно заметил, что должен будет немедленно вернуться в Лондон.

Слова Паркера неприятно задели Миллисент. Ее вновь поставили на место, напомнив о том, кто она такая. Миллисент никогда не оказалась бы замужем за лордом Эйтоном, если бы не несчастный случай. Но, невзирая на явное пренебрежение и откровенное презрение доктора, она была очень рада его приезду. У нее накопилось множество вопросов о состоянии здоровья графа.

Доктор Паркер не заставил себя долго ждать. Вскоре его помощник вышел из дома, направляясь к карете, а Гиббз проводил Паркера к Миллисент. Леди Эйтон жестом пригласила доктора присесть, но тот сделал вид, что не заметил ее знака. Он недовольно взглянул на часы.

– Все в порядке, миледи, – торопливо проговорил он. – Новое лекарство нам не понадобится. Я посоветовал слуге лорда Эйтона давать эликсир чаще, чем мы это делали в Лондоне, хотя и в прежних дозах. Так что теперь простите меня, леди Эйтон, но мне нужно идти. – Он повернулся к двери. – Я не знаю, когда снова смогу выбраться в Мелбери-Холл. Теперь графу обеспечен такой внимательный уход. Возможно, я смогу каждые две недели присылать к вам своего помощника. Не беспокойтесь, он достаточно опытен. И, конечно же, я буду сообщать вам о состоянии его светлости.

– У меня есть к вам несколько вопросов, доктор Паркер. – Миллисент порывисто шагнула к доктору. Ее голос слегка дрожал от волнения. – Они касаются общего состояния графа.

Доктор обернулся. Его кустистые брови хмуро сдвинулись в досадливой гримасе.

– Не думаю, что вам стоит слишком беспокоиться, миледи. Теперь лорд Эйтон будет под моим наблюдением. Я позабочусь, чтобы его светлости был обеспечен необходимый уход.

– Я нисколько не сомневаюсь в вашей компетентности, сэр. Уверена, что вдовствующая графиня прибегла к вашим услугам, потому что испытывала безграничное доверие к вам.

– Возможно, я уже упоминал об этом раньше, – напыщенно произнес он, надуваясь от гордости, – но мои пациенты принадлежат только к высшим слоям лондонского общества.

– Поверьте, мы высоко ценим вашу репутацию.

Миллисент заметила, что Паркер немного смягчился. В его взгляде мелькнуло снисходительное выражение.

– Конечно, – медленно протянул он, улыбнувшись, как будто только что узнал о Миллисент что-то важное. – Ваша тревога за мужа вполне понятна и, больше того, достойна восхищения. Я непременно расскажу о вашей заботливости ее светлости, вдовствующей графине.

– В этом нет нужды, уверяю вас. Что же касается ухода за графом…

Доктор Паркер поднял пухлую руку, прерывая Миллисент.

– Вы ведь понимаете, миледи, что я не имел никакого касательства к внешним повреждениям его светлости.

– Я понимаю, но…

– Мне лишь сообщили, что некий шотландский хирург из Эдинбурга по имени Уилкинз, или Уоллис, словом, что-то в этом роде, вправил кости после… хм… неудачного падения его светлости с утеса. И теперь, если из-за небрежности этого человека лорд Эйтон продолжает испытывать трудности с ногами и правой рукой, я не могу сказать ничего определенного.

– Но все это в прошлом, а я хотела узнать, как следует ухаживать за мужем сейчас. – Доктор посмотрел на нее как на несмышленого ребенка. – Как я уже сказала, доктор Паркер, я высоко ценю то, что вы приехали в Мелбери-Холл. Но я хочу знать, как именно вы собираетесь его лечить. Что, например, вы делали с ним сегодня?

– Что ж, хорошо, леди Эйтон, – резко бросил доктор. – Если вы так настойчивы и хотите знать каждую мелочь, я измерил пульс его светлости и взял порцию мочи для исследования. За десять дней, минувшие с тех пор, когда я видел его в последний раз, состояние лорда Эйтона не изменилось.

– Вы совершенно правы, сэр. Лорд Эйтон провел в Мелбери-Холле две ночи, и оба раза я просидела несколько часов у его постели.

– В самом деле, миледи? – спросил доктор. Его брови удивленно поползли вверх.

Да. И должна сказать вам, что ночью его светлость ведет себя крайне беспокойно. Иногда он забывается тревожным и прерывистым сном, а когда просыпается, не может понять, где находится. – Миллисент в волнении сплела пальцы. – Вначале я подумала, что просто выбрала неудачное время для визита, и спросила слугу графа, Гиббза, когда мне лучше прийти. Но мне было сказано, что в дневное время лорд Эйтон совершенно не переносит чьего-либо общества.

– Не знаю, что вы хотите этим сказать, леди Эйтон, – холодно заметил Паркер и снова посмотрел на часы.

– Гиббз подтвердил, что его господин спит очень плохо. Более того, теперь во время бодрствования лорд Эйтон всегда очень возбужден и гораздо более несдержан, чем раньше. К тому же, как мне сказали, он не желает есть и ничего не пьет. Изредка удается уговорить его съесть хоть что-нибудь. Я подозреваю, что с ним, должно быть, что-то серьезное. Ему становится все хуже.

Доктор Паркер посмотрел на Миллисент с явным неодобрением.

– Лорд Эйтон принимает очень сильное лекарство, миледи. Если быть точным, ему дают настойку опия. Это лучшее средство для такого больного, как он. И это единственно возможное лечение для человека в состоянии умственного расстройства, которого по настоянию семьи держат дома. Опиум должен оказать успокаивающее действие и унять меланхолию. А если этого не делать, то графа придется связать и держать взаперти.

– Но почему?

– Чтобы его светлость не поранил себя в приступе отчаяния.

– Но, кажется, он становится менее…

– Теперь что касается его лекарства. Уверяю вас, оно давно опробовано и признано крайне действенным. Прежде чем его светлость покинул Лондон, я увеличил дневные дозы на несколько капель. Вижу, что мое лечение явно идет графу на пользу.

– При всем моем уважении к вашим знаниям и опыту, мистер Паркер, я не вижу никаких…

– Миледи, – твердо сказал доктор, нетерпеливым жестом отметая все ее возражения, – вы должны доверять моему опыту. Его светлость находится в более выигрышном положении, чем многие, кто страдает той же черной меланхолией. Его жизнь намного приятнее их жизни, уверяю вас. Я делаю все возможное, чтобы побороть его болезнь. Использую самое действенное средство, которое только известно медицине.

– Я совершенно уверена, что вы стараетесь помочь лорду Эйтону, но…

– Займитесь-ка лучше его диетой. Скажите своим людям, чтобы тщательно следили за желудком его светлости. Ему требуется легкая пища. Впрочем, я уже говорил об этом камердинеру графа. Очень важно наблюдать за пищеварением, кишечник должен регулярно опорожняться. Я буду извещать вас о состоянии рассудка его светлости, а теперь вынужден попрощаться с вами, леди Эйтон. Я и так слишком долго задержался здесь. Слишком долго.

Лайон сжал губы и отвернулся, когда слуга Джон попытался влить ему в рот ложку супа.

– Милорд! Вам бы надо помочь мне в этом деле. Уж слишком вы похудели. И доктор Паркер говорит, что мы должны заставлять вас побольше есть.

Слуга продолжал говорить, но Лайон его не слушал. Спазмы в желудке стали настолько привычными, что он уже почти не обращал на них внимания. Но вот такой сильной тошноты, как сегодня утром, еще до визита этого надутого индюка-доктора, он никогда прежде не испытывал. Или это было вчера утром? Дни давно слились и перемешались. Лайон попытался было вспомнить, когда же именно его тошнило, но вскоре бросил это занятие. Какая, в конце концов, разница?

Чертов доктор! Еще один толстопузый шарлатан с ухоженными руками. От него так и пахнет деньгами. Да он просто весь звенит на ходу, точно мешок с золотыми монетами!

Лайон посмотрел на Джона и снова отвернулся.

Пока Паркер осматривал его, Лайон не произнес ни слова. Он не сказал ему о судорогах, которые все чаще терзали его правую руку, заставляя пальцы то скрючиваться, то распрямляться. Ни словом не упомянул о болях в суставах и не спросил, почему иногда ему удается согнуть ногу в колене, а иногда нет. Ему не хотелось, чтобы мошенник-лекарь задерживался здесь. Он ненавидел докторов и все их жалкие уловки и хитрости. Его мутило от их наглости и отвратительного всезнайства.

Но самое главное, признался себе Лайон, он устал бояться того момента, когда один из этих прохиндеев убедит его семью отправить графа в Бедлам. Возможно, когда не станет вдовствующей графини, остальных не придется долго уговаривать. Неожиданно Лайон почувствовал во рту вкус желчи. Холодный пот выступил у него на лбу.

Ложка снова уткнулась ему в рот. Эйтон с раздражением дернул головой, отвернулся к окну и попытался рассмотреть стоявший во дворе экипаж. В эту минуту из дверей вышел тот самый заплывший жиром доктор и шагнул к карете.