Возвращаюсь на пир.
Налил полстакана красного вина.
Собственное производство.
Без сахара и воды.
Лехаим! К жизни!
Но где мужики? – за столом одни женщины с детьми на руках.
Наверное, под столом.
И я туда опускаюсь.
Набрался.
Кричу:
– Да здравствует Аман!
32. Как меня били
22.12.1997, «Сад роз», возле Кнессета.
По дороге на демонстрацию с заднего сиденья машины мой богатырь учил меня.
В переднем зеркале было видно его посерьёзневшее лицо.
– Вы делаете только то, что я скажу, никакой самодеятельности, – его лицо выражало беспокойство, он напряжённо думал.
– Профессионал, – радовался я, моё напряжение уменьшалось.
У входа в «Сад роз» народу немного. Сад выше, демонстрации не видно, доносится гул.
Я остановился осмотреться. В руке нейлоновый мешок с мегафоном. Мой богатырь уже работал, стоял за моей спиной, обозревая всех и вся. Я ничего подозрительного не увидел, постоял немного и двинулся внутрь сада, мой богатырь за мной. Приблизился к заднему ряду большой толпы. Впереди толпы трибуна, а в отдаленье за мной кнессет.
Вынул из мешка мегафон и крикнул в спины людей: «Вас обманывают! Вас используют!»
Мой богатырь тихо ахнул, я понял – из-за моей самодеятельности.
В мегафон больше не успел крикнуть.
Искавшие мою душу оказались совсем рядом.
Мой богатырь оттеснил меня чуть и прикрыл с трёх сторон, а сзади оказалось дерево с ветками до земли, как стена.
Меня не били.
Били моего спасителя.
Били тихо.
Это были не любители-демонстранты – старые пердуны.
Это не было гласом разгневанной толпы.
Из толпы шикали: тише!
Полезть на моего спасителя могли только по заданию, но не по хотению.
Скала.
Нападавших чекистов двое.
Вооружение – профессиональное, как у их подельников у кремлёвской стены. Там били солидными портфелями командировочных, набитых кирпичами. После удара таким портфелем человек не поднимался, его подбирала быстро подлетавшая машина. Возмущённый командировочный недолго бранил всяких там отщепенцев за недостойное поведение в святом для советского человека месте. Даже толпа не успевала собраться, как всё моментально стихало.
А тут сумочки компактные, на полкирпича, ручка не болтается, как у портфеля, – удар полный, увесистый.
Мой спаситель отводил удары согнутыми в бумеранг руками или гасил своим могучим телом.
Нападавшие с первых взмахов дышали тяжело, надолго их не могло хватить.
Злоба, что мешают им добраться до цели, косила их лица.
Задание остаётся невыполненным.
Моё сознание прояснилось. И я увидел за моим спасителем и за нападавшими третий план – чекист-фотограф, атлет, как циркач, приседает и вскакивает – ловит моменты, когда между сражающимися телами видно меня.
С фотографиями удобнее – можно оставить только обвиняющие, а видеокассету придётся раскрутить полностью.
Дыхание подводит нападающих, машут сумочками реже и в пустоту, в ход идут ноги.
Спаситель даёт тихую команду отходить.
Пятимся, несколько шагов – и дерево разделяет нас от нападавших, которые исчезают.
А за деревом новые два чекиста, стоят рядочком.
И Лев Юдайкин один из них.
И ты, Лёвчик!
– Ты что тут делаешь? – удивляюсь.
– Да есть тут знакомые, – отвечает, потупив невинные глазки.
И стоит так тихонько.