На задворках Солнечной системы

Это зрелище почему-то добавило ему настроения. Правда, через секунду оно ушло обратно, потому что к автобусу, который им подали, бодро подвалил Серегин, несущий, кроме здоровенной сумки с вещами, еще и гитару и болтающий при этом со своим приятелем. Два хохмача, нашли друг друга, чтоб их… Рты не закрываются, хотя, о чем языками мелют, не слышно – звукоизоляция в автобусе отменная. Достанут еще всех в полете. Оставалось радоваться, что он сел первым, и за тонированными стеклами не видно выражения лица, а то ведь от гримасы-то не сдержался. Черт! Лучше надо владеть мимикой, лучше, иначе какой ты профессор, тем более, с опытом работы в вузе…

А народ между тем загружался, перебрасываясь шуточками, даже вечно недовольная Демьяненко улыбалась и бодро отмахивалась от клеящего ее буквально с первого дня Виталия. Интересно, что он в ней нашел? Она лет на десять его старше, а вот, поди ж ты, Шекспир отдыхает. И все отвратительно веселые!

– Ну, чего скуксился? – прозвучало это настолько неожиданно, что он едва удержался, чтобы не подпрыгнуть. Оказывается, задумался и пропустил момент, когда подошел Романов. А ходил командир совершенно бесшумно. – Нервы?

– Они… Я ведь и на орбиту-то до того, как в экспедицию попал, не выбирался ни разу.

– Ну и ладно, все бывает в первый раз. Скажу по секрету, – тут Романов заговорщицки улыбнулся, всем своим видом показывая, что это секрет Полишинеля, – скоро планируется запуск третьего этапа программы дальнего космоса, и эти полеты станут возможны из каждого большого города, как в обычную командировку. Так что налетаешься еще.

– Чувствую, я и сейчас налетаюсь.

– Не бурчи, как расстроенный желудок… – Романов хлопнул его по плечу и удалился на свое место. Одновременно закрылась, отрезая их от внешнего мира, дверь. Все, поехали.

Дорога, знакомая и привычная, такой же привычный орбитальный шаттл. Вот ведь как бывает, американцы их уже вечность не строят, а название стало нарицательным и приросло наглухо. Хотя и не похож он на старинные космические планеры совершенно, предки его приняли бы, скорее, за мифическую летающую тарелку. Но гравилету многое прощается, и сейчас именно такие шаттлы строились массово. Жаль только, дальний космос был для них недоступен.

Широкий пандус, пассажирский салон, кресла, фиксирующие тело, – скорее, традиция, перегрузки здесь больше номинальные. Народ с шутками и прибаутками размещается, гогочут словно гуси. Это раздражает, но надо терпеть. В конце концов, скоро все закончится.

Старт почти бесшумен, и перегрузки ощущаются не сильнее, чем в автомобиле, – побочный эффект работы двигателей, поляризующих гравитацию. Полчаса полета – и вот он, красавец! Экспедиционный корабль «Седов», краса и гордость дальней космической разведки. Даже жаль, что придется его покалечить. Но деваться некуда, задание придется выполнять.

Растащить вещи по каютам – минутное дело. Переодеться в рабочий комбинезон – тоже. И проплыть в кают-компанию, занять свои места в противоперегрузочных креслах. В этих комбинезонах все выглядели до безобразия одинаковыми, различаясь только цветом. У научной группы комбинезоны серые, у остальных – черные, а так – один в один. И это тоже почему-то вызывало сильнейшее раздражение.

– Ну, что, все готовы? – Романов блеснул зубами в ярком свете ламп. – Кто боится, может еще отказаться, после старта никто возвращаться не будет. Итак?

Вот он, шанс избавиться и от полета, и от бомбы! Вернуться на планету – и гори оно все синим пламенем! Стоп. А не покажется ли это подозрительным? Нет уж, пускай кто-то первый, а уж он потом, следом… Черт, и что они молчат?

– Да поехали уж, – лениво махнула рукой Петрова. – Здесь не малые дети собрались, все знаем, на что подписались.

– Ну, поехали – значит, поехали, – не стал спорить командир и направился в рубку, благо располагалась она совсем рядом, буквально за переборкой, и попасть в нее из кают-компании можно было напрямую. Даже задраивать дверь, как по инструкции положено, не стал, пижон. Плюхнулся в кресло, остальные члены экипажа последовали его примеру. Секунд пять они дружно изображали картину «идеальный экипаж готовится к старту в неизвестность», после чего Романов щелкнул клавишей на пульте, запуская процедуру старта. И, в принципе, все, на этом участие человека закончилось, остальное делала автоматика.

Корабль на несколько секунд наполнился глубоким, ровным гулом – выходили на режим двигатели. Затем гул стих, зато вернулась сила тяжести – гравитационные двигатели помимо прочего обеспечивали членам экипажа этот недостижимый ранее комфорт. Правда, когда «Седов» разгонится и отойдет от планеты, мощность поляризаторов гравитации упадет, и они уже не смогут участвовать в разгоне. Таков уж их недостаток – работают лишь вблизи массивных объектов, вроде планет или хотя бы лун, причем, чем ближе – тем лучше. Но для искусственной гравитации их хватит в любом месте, и это радует.

Задумавшись, он упустил момент старта и понял, что полет начался, лишь по тому, как начала меняться картина в иллюминаторе. Сместилась неподвижно висевшая в центре станция, на которую их регулярно таскали тренироваться, зато вместо нее появился до того располагающийся вне поля зрения марсианский крейсер. Военные мигнули ходовыми огнями – пожелали счастливого пути. Можно не сомневаться, Романов ответил, но отсюда этого не было видно. И только сейчас он понял: все, экспедиция началась, и пути назад нет.

Планета Земля. Это же время

Итак, старт экспедиции дан. Русские телеканалы уделили этому максимум внимания.

Русские вообще любят космос, это их фетиш. Они в свое время научились мастерски эксплуатировать идеи, и данный случай не исключение. Все трудности, а их хватает, временные и связаны с необходимостью выделения ресурсов на освоение космоса. Да, что-то у соседей лучше, зато именно русские дотянутся до звезд…

Космос, космос, космос, он у них, кажется, везде. Впрочем, это их дело. Плохо другое. Похоже, аналитики ошиблись. Все думали, что русские надорвутся, а они, напротив, прогрессируют, развивают технологии, а главное, входят в ту фазу, когда расходы наконец начинают окупаться. Начали работать заводы в поясе астероидов, и теперь оттуда идут металлы – никель, платина, уран и еще многие другие. И с определенного момента они стали дешевле, чем добываемые на Земле. Основную часть расходов составляет транспортировка, но русские нашли выход. Теперь выплавленные в космосе металлические бруски в десятки тонн весом просто выстреливаются в направлении Земли, возле которой их перехватывают корабли. Дешево и сердито. И результат соответствующий. Русские завалили рынок дешевым металлом, выживая с него всех остальных производителей. А главное, заградительные пошлины ввести не получается. Если действовать согласно международным договорам, продавленным теми же русскими после успешных войн, то пошлины незаконны, а если пытаться эти договора не учитывать, то русские настаивают на их соблюдении, не стесняясь применять силу, в том числе и военную. Словом, они разоряют конкурентов и не стесняются делать это.

Высокий, наголо бритый толстяк с багровым от жары лицом решительно встал, прошелся по комнате. Все, корабль ушел – свой ход русские сделали. Они стали очень самоуверенны, эти медведи, решили, видимо, что никто не рискнет им противостоять. Зря решили. Терпеть их доминирование больше нельзя, и для начала была санкционирована операция, задача которой – подрезать им крылышки. И с кораблем пошел агент, который сорвет экспедицию и заставит ее вернуться. Ну, это он так считает.

Агента, если честно, даже жалко. Перспективный человек, и планировалось задействовать его совсем для других целей, но сейчас не то время, чтобы перебирать харчами. Пришлось им пожертвовать, хотя агент, конечно, уверен, что вернется домой. Увы, увы, это – дорога в один конец. Бомба, которую ему дали с собой, вполне способна разрушить корпус «Седова». Это корабль новейший, наверняка вобравший в себя самые передовые достижения русских космических технологий, но все же не военный, запас прочности совсем иной. Стало быть, когда произойдет взрыв, «Седову» хана, а вместе с ним и всем, кто находится на борту. Конечно, агент считает, что бомба отключена, но тут уж, согласно русской же поговорке, блажен, кто верует. Таймер включается автоматически, и отключить его невозможно, это конструктивно не предусмотрено. Корабль уйдет подальше в космос, туда, где его следы уже никто не найдет, а потом «бах!» – и все, приехали. Зрелище наверняка получится феерическое.

Главное сейчас – задержать русских. Новую экспедицию готовить придется несколько лет, все же корабли такого класса не за полчаса строятся, да и экипажи не делением размножаются. А ресурсы русских окажутся раздроблены, им ведь придется каким-то образом отправлять грузы, которые не дойдут до адресата из-за гибели «Седова». Не дойдет груз – возникнут проблемы на марсианской базе и в поясе астероидов. На Марсе, положим, они решат любые вопросы, там база огромная, запасов с большим резервом, да и замкнутый цикл они задействовать смогут, снабжая себя воздухом местного производства и продуктами из оранжерей. Да что уж там, военный флот задействуют для перевозок. А вот на астероидах и на лунах Юпитера проблем огребут массу, так что всего один булавочный укол затормозит космическую программу русских на два-три года. За это время очень многое может поменяться…

Хорошо еще, разведке нет смысла каждый раз запрашивать санкцию у Конгресса. Развели бы бюрократию – и упустили момент, там любой, даже самый срочный вопрос мурыжат годами. Из-за того и войну в свое время проиграли. К счастью, серьезные люди демократию одобряют и поддерживают, но не практикуют. Тем не менее, этот раунд Большой Игры надо оставить за собой любой ценой. Главное, не выпустить русских к звездам!

Борт исследовательского корабля «Седов». Двенадцать дней после старта

Поразительно, насколько быстро жизнь вошла в колею. Басов даже не перестраивался, режим на корабле оказался таким же, как и на базе, не потребовалось привыкать. Разве что экипажу пришлось распределить вахты, хорошо еще, в полете у них была полная взаимозаменяемость. Но, опять же, нельзя сказать, чтобы это кого-то чрезмерно напрягало – дежурили по одному, автоматика была на высоте. А научной группе оставалось только поддерживать физическую форму да убивать время, что каждый делал по-своему. Басов в основном перечитывал книги, до которых при его обычном ритме жизни не доходили руки, изредка разбавляя их узкоспециализированной литературой. Правда, именно что изредка – он всерьез подозревал, что будущий объект исследований весьма отличается от того, что можно узнать из книг. Почему он был в этом так уверен? Да просто геологическое строение каждой из исследованных планет Солнечной системы всерьез отличалось от всех остальных. Иной раз даже общих закономерностей не наблюдалось. Так что прилетим – посмотрим. Исходя из этой философской мысли он и валялся на койке, либо ходил в небольшой, но великолепно оснащенный спортзал. Ну, и с коллегами общался, куда же без них.

Кстати сказать, в том, что они долетят, Басов все же сомневался. Во-первых, из-за предстоящих испытаний двигателей, а во-вторых… Во-вторых, он все чаще открывал сумку или ящик стола и рассматривал свой незадокументированный груз. Поразительно, в самолете при посадке чуть ли не насквозь просвечивают, а здесь даже не спросили, что он взял с собой, и это наводило на мрачные размышления.

Чем уж занимались остальные, он старался не интересоваться. Принципиально – им лететь два, а может, и все три месяца, надоедят еще друг другу. Как, интересно, раньше люди в такие полеты отправлялись? Они ведь длились годами… Хотя, конечно, коллектив достаточно большой – это плюс. Есть, кому и чем заняться.

Серегин, к примеру, играл на гитаре. Много и с чувством. Не то чтобы он был виртуозом, но и не три блатных аккорда, так, нормальный средний уровень. Мог изобразить любую песню, причем не фальшивя или хотя бы почти не фальшивя. Так что по вечерам в кают-компании были вполне пристойные музыкальные вечера. Кстати, он оказался не единственным, кто умел извлекать из деревянного резонатора пристойные звуки. И сам Басов мог, научился еще в студенчестве и отточил в походах, и Иванов, и Романов… Исмаилов тоже умел, но не слишком любил. А лучше всех, к удивлению экипажа «Седова», играла Кривоносова. Эта крыска обладала на удивление хорошим слухом, да и голосом ее бог не обидел. В общем, нормально получалось.

Кстати, Басов, конечно, руку на отсечение не дал бы, но у их астрофизика, похоже, с Серегиным развивался вялотекущий роман. Даже интересно, что он в ней нашел, хотя о вкусах, как говорится, не спорят. Да и вообще, с учетом дефицита женского пола на борту возможны были любые коллизии. Вон, за Петровой активно ухлестывал Исмаилов, хотя вроде бы совершенно без ответных симпатий. А еще вокруг нее крутился Тимбитханов, с которым она уже не в первую экспедицию летела. И Павлов какие-то телодвижения делал… Шекспир отдыхает, в общем.

За Демьяненко ходили аж двое – Иванов и Коршунов. Это не считая самого Басова, который, правда, больше интересовался насчет поболтать – второй пилот оказалась на удивление интересным собеседником. Правда, разговорить ее изначально было трудно, но сейчас вроде бы оттаяла. Что-то у этой женщины было за душой. Непонятно что, правда, но жить и нормально общаться с другими людьми ей это всерьез мешало. Веселая жизнь, короче, и лишь Романов выпадал из общей картины. Командир упорно крепился, это ему по должности было положено, да еще и ловко сглаживал острые углы, которые в маленьком коллективе неизбежны.

А так, полет шел исключительно ровно, четко по плану. Разогнавшись на гравитационных двигателях и уйдя от планеты, «Седов» перешел на классическую реактивную тягу, а затем в свободный полет. Если бы не было поляризатора гравитации, они бы вначале по креслам от ускорения размазывались, а дальше всю дорогу, пока корабль шел без ускорения, в невесомости плавали, но сейчас полет проходил в комфортных условиях. Разве что каюты невелики, ну да это ерунда, даже на Земле, особенно в экспедициях, иной раз бывало хуже, а по молодости, помнится, и вовсе случалось, что куча соснового лапника за роскошь шла. В общем, жаловаться было не на что. До сегодняшнего дня.

С утра его разбудил сигнал тревоги. Противный такой звук, вроде бы и негромкий, но жестоко режущий уши. Басов вскочил, будто ужаленный, приложился головой о верхнюю полку, на которую закинул свои вещи, зашипел от боли… Да что там случилось? Рывком натянув комбинезон, он привычным движением защелкнул широченный пояс, ощутил знакомую, успокаивающую тяжесть кобуры. Пистолет он привык носить во время экспедиций, где была велика вероятность нарваться на медведя, и потому всегда имел его при себе. Большинство русских, конечно, имели дома оружие, благо право на его свободное ношение прописали в Конституции еще сорок лет назад, но вот привычка таскать его с собой постоянно выработалась далеко не у всех. Тем более здесь, на корабле, да еще и тяжелые штатные дуры. Вот и сейчас, среди оказавшихся в коридоре пистолет был только у него да у Демьяненко.

Коридор был сравнительно узким. Разумеется, он не шел ни в какое сравнение с переходами станций, в которых годами вынуждены были обитать первопроходцы земной орбиты, но все же собравшемуся здесь экипажу было тесно. Хорошо еще, что освещение было организовано очень грамотно и люди при всем желании не могли загородить друг другу свет, но плечами и задницами толкались капитально.

Дверь в каюту Тимбитханова была распахнута настежь, но из-за спины Иванова, закупоривающего проход, словно гигантская пробка, ничего было не разглядеть. Впрочем, уже через пару минут он буквально шарахнулся, выпуская Серегина, и Басов успел рассмотреть лежащего на кровати штурмана. Глаза его были открыты и смотрели в потолок, лицо бледное и какое-то странно неподвижное. От этого зрелища Басову почему-то стало жутко, да и не ему одному, похоже, дышащий в спину геологу Исмаилов шарахнулся назад.

– Кончено… – Серегин какими-то невероятно четкими, замедленными движениями вытирал руки. Пропитанная спиртом салфетка благоухала, и этот запах почему-то вдруг показался Басову отвратительным. Лицо доктора, обычно веселое, напоминающее формой луну с мелкими кратерами оспин, сейчас осунулось, черты его заострились.

– Что? – хрипло выдохнул Романов, совсем потерявшийся за спинами более рослых товарищей.

– Инфаркт. Обширный. Вскрытие даже делать смысла нет, хватит томографии.

– Но так же не бывает. Заснул и не проснулся – это у стариков…

– Да у кого угодно, – устало отмахнулся доктор. – Ночью приборы в течение часа фиксировали резкие колебания магнитных полей. От этого и на Земле наблюдается увеличение количества инфарктов, а уж здесь… Э-эх!

Все молчали. Да и чего было говорить? Басов не мог представить Тимбитханова мертвым. Видел – а представить не мог. Всегда сдержанный, спокойный, их штурман не был душой компании – но и представить экипаж без него… А главное, абсолютно здоровый человек, призер Континентальных игр, с легкостью отрывающий от земли колоссального веса штангу! И вот он лежит в каюте, кукла в человеческий рост, в которой нет ничего живого.

В этот день на корабле царило молчание. Разговаривали только по делу, никакого веселья, никаких улыбок, пустовал спортзал. Даже обедать ходили порознь, стараясь не сталкиваться с остальными и не смотреть друг другу в глаза. Смерть товарища, неожиданная и нелепая, подействовала на людей угнетающе. Басов валялся на койке, бездумно глядя перед собой, и даже читать не пробовал. Смерть товарищей он видел. Не раз, откровенно говоря, видел, но впервые это вызвало у него такой набор эмоций. Остальные, похоже, также ощущали нечто подобное, и вокруг корабля словно бы сгустилась темная, почти физически ощутимая мрачная аура.

Уже вечером Басов зашел в кают-компанию выпить кофе. Спать не хотелось абсолютно, на корабле стояла давящая вязкая тишина, даже дверь в рубку была наглухо задраена. Профессор думал, что он последний и никого здесь больше не предвидится, но ошибся. На глубоком мягком диване, стоящем в углу, сидела Петрова, отрешенно глядя перед собой.

Басов ходил не то чтобы совсем бесшумно, но тихо, что помогало в лесу и нервировало студентов. От этой привычки он не избавился и здесь, поэтому, обнаружив Петрову, просто шагнул назад, однако женщина услышала, подняла голову:

– А, Сергей… Не стой на пороге, заходи. Пить будешь?

В руке у нее материализовались стакан и небольшая, где-то на пол-литра, фляжка. Сочно булькнуло содержимое. Почти полная, механически определил Басов. Вообще-то, спиртное на борту против всех и всяческих правил, в космосе многое запрещено. Вот только все обходят подобные запреты и смотрят на это сквозь пальцы. Главное – не злоупотреблять. В конце концов, у самого профессора тоже имелся НЗ, две по ноль тридцать три, так что незачем строить из себя святого. Не поймут, да и вообще случай явно не тот.

– Наливай.

Петрова кивнула и плеснула в стакан до половины янтарной жидкости. Басов принюхался – виски. Настоящий, шотландский. Очень недешевая штука. В стоящий на столе второй стакан женщина налила столько же, тютелька в тютельку. Судя по движениям, она уже изрядно приняла на грудь, но руки не дрожали, а точность и вовсе была поразительной. Сразу видно – много работала в лаборатории, очень хорошо поставлен глазомер, а опыт и впрямь не пропьешь.

– Та-ак, что это мы тут делаем?