В этот момент Люська открыла глаза, улыбнулась, будто сроду не умирала, и, быстро поднявшись на ноги, схватила Витьку за руку:
– Бежим!
Витька не успел опомниться, как уже мчался вместе с Люськой по пляжу, слыша позади злобные крики разочарованной толпы:
– Держите их, держите!
– Окружай!
– Ату!
Больше всех возмущалась баба с визгливым голосом.
– Сбегут ведь! – почти стонала она и взывала к справедливости толпы. – Где это видано, чтобы убиенные молнией бегали?!
Когда запалённые Витька и Люська упали на скамейку в каком-то дворе, Витька подивился избалованности незнакомки:
– Прикинь, эта тётка не может спокойно жить, если не станет свидетельницей чужой беды!
– Сказать, почему? – спросила Люська.
– Почему?
– Потому что дура набитая!
– Это ты точно подметила, – ухмыльнулся Витька и полюбопытствовал: – А чего мы убежали?
– Да ну их, – махнула Люська. – Когда надо было, их не дозовёшься… А теперь прилетели, как сумасшедшие… Что им тут, кино показывают?..
Витька пристально пригляделся к Люське и осторожно осведомился:
– Вот когда ты сказала, что надо было вовремя прибегать, ты что имела в виду?
– Сам знаешь! – ответила Люська. – Конечно то, как ты делал мне искусственное дыхание… Да так неумело, что я думала, что уже никогда не оживу…
Витькины круглые глаза сделались такими узкими, какие и у китайца редко встретишь.
– Выходит, ты притворялась? – процедил он зловеще.
– Дурак, – отрезала Люська, – а не лечишься! – и внезапно призналась: – Я и ещё кое-что видела.
– Чего ты клеишь? – не поверил Витька.
– А вот слушай… – и Люська выдала такое, от чего Витька чуть не свалился со скамейки, сильно удивившись. – А всё это я видела сверху, будто парила в воздухе… Вот! – она победоносно взглянула на Витьку.
Витька уставился на Люську ошалевшими, как у козы Фроськи, глазами, когда ей от величайшего испуга пришлось без остановки скакать целых два дня и две ночи. Потом хрипло произнёс:
– Получается, твоё тело лежало на пляже, а сама ты парила в воздухе, как… пушинка?
Люська печально кивнула:
– Я как бы отделилась от своего тела и могла лететь, куда мне захочется… Даже к бабушке в деревню летала…
Витька не утерпел, чтобы не проверить Люську, и поинтересовался:
– Как там наш родничок себя чувствует?
Люська повеселела и принялась рассказывать:
– Родничок наш ничуть не изменился… Я как раз прилетела, когда моя бабушка с твоей бабушкой несли оттуда воду. Пройдут немножко, потом отдохнут… Потом опять несут… Твоя бабушка и говорит: «Вот был бы Витька, нам не пришлось бы самим носить воду». А моя бабушка ей на это отвечает: «Славный парень растёт, всё у него в руках спорится». А твоя бабушка обрадовалась и сразу начала хвалиться: «В нашу родню пошёл».
Может, она и врала, но Витька, желая поддержать свой авторитет, неторопливо поднялся со скамейки, выпятил свою богатырскую грудь и, старательно выставляя по очереди вперёд то одно, то другое мощное плечище, тяжёлой поступью прошёлся перед Люськой. Затем широко расставил ноги, упёрся руками в бока, будто вызывал на честный бой самого Соловья Разбойника или какого-нибудь другого не менее опасного злодея и заносчиво сказал:
– Если хочешь знать, да для меня натаскать воды – пара пустяков, хоть на всю деревню…
На это Люська ничего ответить не успела, потому что удалой молодец, неожиданно быстро подсел и, заглядывая в её лицо своими горящими глазами, спросил:
– А в Африку ты не догадалась слетать?
Люська шмыгнула своим острым лисьим носом и отчеканила, как отрезала:
– У меня в Африке родни нет!
– А я бы слетал, – размечтался Витька. – На негритят поглядел бы, чем они там занимаются… Теперь небось на слонах катаются, – вздохнул он завистливо.
– Чем летать, – здраво рассудила Люська, – лучше на земле жить. Смотри, как тут здорово!
3
В сочной зелени цветущего кустарника чирикали воробьи. К ним подкрадывалась рыжая кошка, от возбуждения подрагивая кончиком хвоста.
По двору катался на трёхколёсном велосипеде маленький пацанёнок – загорелый, толстый, весёлый, со знанием дела издавая губами различные звуки. Конечно, несведущему в технике человеку нипочём не разобраться в этих звуках, которые, несомненно, принадлежали каким-нибудь механическим средствам передвижения, и он ошибочно принимал их за обычные выкрики.
Зато сам механик был полностью уверен в своих знаниях, как и его молодая мама, которая читала на скамейке детскую книжку «Старая прялка». Время от времени она приподнимала голову от страниц и умильными глазами смотрела на своё технически образованное чадо.
Пока Витька крутил головой, не понимая, чего хорошего Люська могла найти в обыденном существовании, сама Люська, откинувшись на спинку и прижмурив глаза, наслаждалась жизнью.
– Знаешь, Витя, – вдруг сказала она, – мне, кажется я – это уже не я, а совсем другой человек…
Витька протянул было руку потрогать её лоб на предмет определения температуры, но Люська сердито топнула ногой:
– Перестань! Я тебе серьёзно говорю. Понимаешь, снаружи будто это я осталась, а вот тут, – она постучала пальцем себя по голове, – как будто уже не я… Мне представляется, что во мне теперь живут два человека… Хочешь, скажу, что сейчас произойдёт вон с тем мальчишкой?
Витька поглядел, какие кренделя выписывает на своём велосипеде сорванец, и заинтересованно уставился на Люську:
– Что произойдёт?
Люська даже отвернулась, чтобы Витька не подумал, что будто бы она подглядывает: