– Спасибо, – всё ещё с сомнением глядя на потёртый ежедневник, я взял его. – Я… Я обещаю подумать над вашими словами.
– Хорошо… – тут старика скрутил приступ удушливого кашля.
Я сидел в палате одинокого пациента. Им был сухенький, но жилистый старичок девяноста одного года от роду. К нам в клинику он попал с болями в грудине, и с каждым днём его состояние потихоньку ухудшалось. Я по долгу службы посещал его плату почти каждый день: то одно оборудование подключить, то другое настроить.
Дедушка оказался словоохотлив и часто и подолгу беседовал со мной. Как выяснилось, он был одинок: ни одного из родных на свете не осталось.
На завтра была назначена операция: несложная, но и не самая рядовая. Вот и перед самым днём ИКС Сергей Вениаминович протянул мне блокнот.
– Это – Книга Судеб. Об одном прошу: не спрашивай меня, откуда она.
– Ладно. А как эта… штука работает?
– Вот, первый лист – пробный. Черновик, если угодно. Здесь можешь писать то, что случится завтра…
Дома, за ужином, я думал об операции Сергея Вениаминовича. Мне этот дед был крайне симпатичен.
– Что-то случилось? – участливо осведомилась супруга.
– Нет-нет, всё хорошо. Я просто не голоден. Спасибо тебе, – я встал, поцеловал жену в лоб и отправился в комнату.
Там, сидя на кровати, я смотрела на Тот-самый-блокнот. Мой скепсис был просто колоссальным. Но всё же любопытство с ним как-то договорилось.
Слегка волнуясь, я раскрыл блокнот. Внутри на обложке, в кармане на форзаце находился карандаш. Я задержал грифель над бумагой на какую-то долю секунды, а потом старательно вывел: «Сергей Вениаминович, после операции завтра выживет». Поставил точку, всех проводили, теперь домой.
На следующий день я спросил в отделении реанимации: поступал ли к ним такой-то пациент. Получив отрицательный ответ, я отправился искать хирурга, проводившего заветную операцию.
– Вань, ты же сегодня Пашина оперировал?
Мы с хирургом сидели вместе в буфете и пили кофе.
– Это которому за девяносто?
– Ага.
– Ну.
– Как он? – я слегка волновался.
– Не выжил, – буднично произнёс Иван Андреевич.
– Как? – я обомлел.
«Не работает», – пронеслось в голове.
– Ну, то есть как: вовремя стентирования в правой ноге тромб оторвался, и всё. Я его не смог обратно того. Не, он живой, только «овощ» теперь. Скоро в реанимацию прекратят. Надо будет родственникам доложить.
– Ага, – у меня была апатия.
Выходит, Книга не обманула. Но истолковала моё предложение слегка по-своему. Червячок любопытства подталкивал меня прочитать и подкорректировать мой будущий месяц.
Ночью дома дрожащими пальцами я открыл то место в книге, где должно быть моё персональное пророчество. Но страницы были пусты.
Я ждал, и, спустя пару минут, начали проявляться буквы. «Первого числа ты…» Я резко закрыл Книгу. Ведь если я буду знать, что произойдет, то буду действовать так, как сказано, или вопреки этому. Но всё равно, это будет уже не свободный выбор. А что-то менять… а надо ли? А будет ли лучше от этого? А вдруг моё «лучше» для кого-то полный крах? Больше вопросов, чем ответов.
Блокнот я спрятал очень надежно: никому не рассказав и, тем более, не показав места. Найдётся достойный – передам непременно. А пока…
У этого дедушки не было родственников, и право отключения аппаратов жизнеобеспечения доверили мне.
В палате, оставшись с Пашиным один на один, я произнес:
– Сергей Вениаминович, простите меня, пожалуйста. Я не хотел, чтобы так вышло. И не буду я ничего писать в блокноте. Пусть всё случается и происходит, а я останусь свободным. Но вам, за возможность, спасибо. Прощайте.
В тишине больничной палаты звонко щелкнул тумблер. Через шесть секунд кривые на экране монитора «хором» выпрямились.
Август 2019 г.
Вдох-выдох
Глоток. Ещё глоток. И следующий глоток этого сладкого дурманящего воздуха свободы. Воздуха, которым я полжизни не дышал. Который я не ощущал на собственной коже. Он чуть более плотный и насыщенный, чем там, в проклятых застенках.
Холодный щелчок замка за спиной – это конвоир закрыл за моим затылком железную дверь, отсекая половину жизни. Вот так, это было ровно двадцать пять лет назад. Да, именно двадцать пять лет назад был вынесен приговор за…
Ай, это, впрочем, вообще не важно. Ведь каждый из нас виноват в чём-то. Каждого из нас есть за что судить. И молодой парень тогда «заехал на зону». Что там было – пускай там и остаётся. Мне не хочется ворошить эту часть прошлого – по-моему, оно дурно пахнет. Но я от неё не отрекаюсь.
И куда дальше? Отец и мать меня давно не ждут: их не стало около семи лет назад. Они ушли из жизни почти в один день – у обоих нашли обширный инфаркт. Жена… Да хоть бы строчку написала, хоть бы раз приехала! Да, видимо, не умел я тогда разбираться в людях. Да и в друзьях тоже.
– Ну что, откинулся? – Из-за угла вышел ФСИНовец. – Куда теперь?
Я спокойно пожал плечами.
– Курить будешь? – Спецназовец протянул раскрытую пачку.
Я отрицательно мотнул головой.
Я твёрдо решил начать новую жизнь. Абсолютно новую. Вот прям вообще. И знаете, сигарета – не лучший её старт. Я накинул на голову капюшон и зашагал к автобусной остановке.
Через месяц уставшая рука постучала в массивную деревянную дверь. Чуть погодя она отворилась, старец на пороге спросил, вглядываясь:
– Ты чего здесь ищешь, путник?
– Себя, – очень грустно ответил я.
– Ну, ты входи-входи давай, входи.
Двери со скрипом закрылись, а над притолокой висела видавшая виды деревянная табличка, на которой значилась надпись: «Андрусово–Никольская пустынь».
За гранью