Чтоб знали! Избранное (сборник)

Машину пришлось продать – не было денег ни на бензин, ни на страховку, ни на ремонт. Мэри была счастлива, что получила те же деньги, что и потратила. Купил у неё машину всё тот же её экс-любовник с давних лет.

Однажды вечером Мэри объявляет мне, что приняла решение пойти в стюардессы. Какая-то подруга рассказала, как это здорово. (Нет чтобы подругу со мной познакомить.) Для того, чтобы взяли в стюардессы, нужно посещать вечеринки, на которых тебя замечают из множества претенденток и вызывают на интервью. Ну, думаю, придётся тебе переспать с дюжиной начальников, прежде чем возьмут. А Мэри с упоением рассказывает, что работа эта идеальна: пять дней работаешь и десять отдыхаешь. Деньги, свободное время. Надоело вечно думать, как свести концы с концами. Кроме того, летаешь по разным городам, странам – разнообразие. Обучение на стюардесс происходит в Майами за шесть недель. «Шесть недель, – подумал я, – ну уж ты и я за это время разлуки обязательно переебёмся, а не перебьёмся». И тут меня осенило, что её никогда не возьмут в стюардессы с обглоданными до корней ногтями. Да и ходить нужно на каблуках, чего она тоже не может. Но я ошибся – она разом перестала грызть ногти. Всё под корень обкусанное с лихвой отросло. Пальцы её стали красивыми, с миндалевидными крепкими ногтями. Но теперь она стала с остервенением сковыривать лак с накрашенных ногтей. Её постельное бельё пестрело кусочками красного лака. Часто эти кусочки прилипали к моему или её телу, и я сначала пугался, вдруг увидя красное пятно в неожиданном месте.

Увы, не для меня она сделала усилие над собой, а ради выгодной работы, которая, кстати, так и не осуществилась, потому что у неё не было машины, чтобы ездить на эти представительные вечеринки. Уж не рассчитывала ли она, что я буду её возить? Но когда затея с работой рухнула, маникюр тем не менее остался. А на высоких каблуках ей всё равно не ходить.

Мэри обратила внимание на то, что на улице красивые женщины, идя навстречу, избегают смотреть в глаза друг другу. Происходит это потому, что та, что взглянула первой, как бы взглянула с завистью и тем самым признала, что является менее красивой, чем та, на которую она взглянула. Мэри сказала, что она теперь избавилась от этого чувства и смотрит на красивых женщин с восхищением и чуть ли не с вожделением, которые отметают чувство зависти. «Причём безосновательной», – добавил я, к её радости.

Как-то я пришёл к Мэри в два часа дня и вскоре понял, что совершил ошибку – надо было прийти в семь, потому что к пяти уже нечего стало делать, а уходить так рано было неудобно. Пришлось выдумывать скучные развлечения.

Женщине нужно чувствовать, что партнёр её любит и заботится о ней. Истинная эта любовь или показная, так или иначе выявится. Но пока не выявилось, показную любовь не отличить от истинной, и она тешит. Однако истинная любовь тоже не вечна и когда-то кончится, и конец её по своему эффекту можно уподобить распознанию показной любви. Но кто может знать, что дольше проживёт, истинная любовь до своей смерти или показная до своего раскрытия? Может так получиться, что показная любовь окажется более живучей.

Джон ебёт Мэрину подружку Конни, вытаскивая и кончая наружу, нисколько не заботясь о её ощущениях. За десять лет она кончила с ним всего раз пять. Едучи домой, она всегда делает крюк, чтобы проехать мимо его дома и посмотреть, стоит ли его машина. Если стоит, то она рада, что он у себя дома, а если машины нет, то Конни спешит, волнуясь, что, может быть, он заехал к ней, а её нет.

Однажды Конни решила, что Джон будет лучше к ней относиться, если они будут делать что-либо ещё, кроме краткой ебли и столь же кратких разговоров. И она решила приготовить ему обед. Когда он пришёл и увидел сервированный стол, он сослался на то, что у него сегодня нет времени, и покинул Конни, даже не поебав. Так что в отношениях произошёл убыток, а не ожидаемый прибыток. Конни пригласила Мэри доедать обед. Джон действительно хорошо знал Конни и не позволил ей выйти из предначертанных границ.

Из Мэри торчала белая бечёвка тампона. Она села на меня так, чтобы член вошёл ей в анус, и соединила конец бечёвки с моим пупком. Получилась пуповина. Я, старше её, стал её ребёнком, причём только что родившимся. Вот что делает теория относительности ебли.

У Конни был единственный счастливый случай в жизни. Это был её случайный любовник, который оказался прекрасным. Они познакомились в баре и поехали в гостиницу. После того как они совершили несколько восхождений на острейший пик, любовник пошёл в ванную, намочил полотенце и обтёр им вспотевшую Конни. Это было для неё проявлением высшей заботы и нежности. Потом они обменялись браслетами, и она записала его имя и телефон на внутренней стороне своих деревянных башмаков. Целый день Конни ходила и чувствовала, как его имя согревает ей ногу. Но когда она сняла башмак, чтобы взглянуть на номер и наконец позвонить любовнику, то увидела, что номер стёрся.

На мой день рождения Мэри сделала маленький тортик и воткнула туда свечку. Я задумал желание, прежде чем её задуть. Желание было вполне чётким: заиметь поскорее другую женщину – ту, что я хочу, а не ту, что попадётся.

Я подарил Мэри древнюю книгу: «Идеальный брак» Ван дер Вельда. И вот как к ней ни приду, всё читает эту книженцию – её прельщает деликатный язык описания совокуплений. А скорее всего ей больше название нравится – подарил в виде книги то, что она ждёт от меня. Наверное, восприняла как многозначительный намёк на наше будущее. Вот уж действительно угодил подарком.

Конни звонит Мэри и уговаривает её пойти в кафе, выпить кофе. Мэри занята, ей нужно куда-то уходить. Конни не унимается и продолжает уговаривать, чуть ли не умолять. Наконец Мэри соглашается, и они идут в кафе. Мэри заказывает кофе, а Конни вдруг отказывается пить кофе и уходит, потому что он подаётся в стаканчиках из стереофома, который при выбрасывании в мусор загрязняет среду. Мэри не находит слов от возмущения.

Все мысли Конни заняты тем, что бы сделать приятное Джону. Когда они ебутся, она озабочена этими мыслями, которыми намеренно отвлекает себя от бесполезного возбуждения, потому что знает, что всё равно не успеет кончить с Джоном. Поэтому она старается попасть в такт с его движениями, или поцеловать в ухо, или ещё чего, чтобы его ощущения с ней были для него самыми острыми. Тогда, рассуждает она, он к ней вернётся.

Когда подаренные Мэри розы вянут, она обрывает лепестки и складывает в стеклянную банку. Так из моих роз у неё скопилась галлонная банка усохших лепестков. Только ли из моих?

Некоторые утверждают, что женщины могут в оргазме пребывать, тогда как мужчины в него только заглядывают. Я спросил регулярно кончающую Мэри, как она относится к заявлениям женщин, что они могут быть в оргазме долгое время и кончать раз за разом без перерыва. Она ответила мне просто и разумно, что такие женщины никогда не испытывали истинного оргазма, а просто находятся в состоянии сильного возбуждения, которое они принимают за оргазм. Думаю, что мнение Мэри в этом вопросе более авторитетно, чем горы книг, написанные мужчинами или уродками-феминистками.

У Конни – единственный выходной в неделю. Она его ждёт с нетерпением. И вот он наконец наступает. Конни проводит его так: вытаскивает из кухонного шкафа всю посуду и кипятит каждую тарелку, вилку, кастрюлю в отдельности, потому что обыкновенное их мытьё не кажется ей достаточно чистым.

Эта процедура занимает целый день, и вечером Конни счастливо отходит ко сну. А ведь она закончила художественный колледж по специальности «дизайн одежды».

Мэри говорит, что ей нужно завтра встать в пять утра, чтобы успеть на автобус, который должен привезти её на работу, полученную временно, на два дня. Я еле успеваю сдержаться, чтобы не предложить отвезти её утром на машине, а потом подобрать вечером. И всё меня тянет помогать, услуживать, относиться к каждой, по сути, безразличной мне женщине как к жене, как к возлюбленной. Ничего, прокатишься на автобусе. А вечером поебёмся. Именно потому, что мы никогда не сблизимся, у нашей похоти есть шанс длиться.

Хотел позвонить Мэри, но понял, что говорить не о чем. Единственное, о чём можно было говорить, – это назначить день ебли. Но он уже был назначен раньше. Хотелось позвонить и сказать, что мне одиноко. Это бы вынудило её сказать «приезжай» (на день раньше назначенного). Но оттого, что я бы к ней приехал, одинокость не пропала бы, а лишь просуммировалась с её одиночеством. И от этого стало бы ещё страшнее.

И опять душещипательный разговор. Мэри со сдерживаемыми слезами и подрагивающими губами:

– Часто мы так близки, и я так сильно ощущаю любовь к тебе! Но случается какая-то мелочь, и я опять вспоминаю, что наши отношения идут в тупик, что нет надежды – и всё рушится.

То есть любовь зависит от надежды на продолжение отношений – если надежды нет, то и любовь исчезает. Что ж, мне приходится опять осторожно убеждать Мэри, что в наших отношениях нет ничего невозможного. Я намекаю на женитьбу, но не произношу этого слова, потому что мне ужасно даже представить себе жить с ней даже неделю, не то что жизнь.

Я увидел среди её бумаг, валявшихся на столе, текст объявления, якобы написанного для Конни, которое Мэри собиралась поместить в газету опять-таки для Конни, чтобы избавить ту от Джона. Там в объявлении она объявляет, что ищет знакомства с мужчиной от 45 до 60 лет. Я сразу понял, что Мэри намерена это сделать для себя самой, а не для Конни. Они якобы вдвоём писали объявление. Мэри стала мне объяснять, что просто хотела познакомиться со зрелыми мужчинами, которые её всё больше привлекают в последнее время. Что якобы у неё и в мыслях не было секса, а только святые мечты о дружбе. Когда я спросил, а что будет, если на её объявление ответит сексуально привлекательный мужчина? Мэри ответила, что это чрезвычайно маловероятно. Сейчас ведь она якобы отказывается встречаться с мужчинами, которые её влекут, а встречается только с друзьями, которые ей сексуально безразличны.

– Неужели ты откажешься встретиться снова с влекущим тебя мужчиной, ответившим на твоё объявление, которое ты специально подала?

Тут она заявляет, что вовсе и не собиралась подавать объявление, а только подумывала, размышляла об этом.

– Ты что, хочешь свежего хуя? – спросил я её напрямик, и она сказала «нет». Я ухмыльнулся.

– Что, неправильный ответ? – иронически спросила Мэри, зная, что я не только не выкажу ревности, но и не прочь группово пообщаться.

– Здесь нет правильного или неправильного ответа, – сказал я. – Есть искренний или неискренний.

Она промолчала. Я всё хотел вывести её на вопрос, хочу ли я другую женщину, и я бы ответил, что хочу не женщину, а пизду (чтобы Мэри по-прежнему чувствовала себя единственной для меня женщиной, если уж не единственной пиздой). И потому было бы здорово, если бы мы нашли женщину, с которой Мэри могла бы пообщаться, о чём она и сама мечтает, и я бы заодно смог поучаствовать, тем самым удовлетворив свою похоть, но не посягнув на любовь к Мэри.

Но она ничего не спросила.

Мэри не чувствовала вины, когда в свои шестнадцать лет отдала младенца-сына на воспитание родителям уже бывшего мужа. Но все корили её – как же это она не стыдится такого поведения. И тогда Мэри стала стыдиться того, что не стыдится содеянного. Таким образом, если общество не смогло победить её в первичном действии, оно наверстало во вторичном, добившись-таки ощущения вины.

Она никогда не называет меня нежно уменьшительно – только за глаза, говоря обо мне со своими подругами.

Мы еблись в традиционной позиции. Кончили, как почти всегда, одновременно. Я по её просьбе стараюсь кончить на секунду раньше, чтобы моё излияние совершалось не в уже получающее оргазм или даже получившее его тело, а в тот самый момент, когда ей не хватает последней капли, чтобы перелиться через край, и именно в этот момент она испытывает максимальное блаженство от моего излияния, которое и является толчком к началу её оргазма. Конечно, здесь существует опасность, что ты кончишь слишком рано, когда она ещё не так уж и близка к оргазму. Но на то и существует близость, когда изучаешь повадки любовницы так, что уже точно знаешь, когда наступает время «последней капли». Так вот, всё точно произошло по времени с отставанием Мэри в две секунды. Разомкнувшись через минуту, требовавшуюся для прихождения в себя, я поднялся, чтобы пойти в туалет. Чувствую запах дерьма, идущий от моих бёдер. Я посмотрел на член – ничего нет, запустил руку себе между ног, ощупываю мошонку и наткнулся на кусочек дерьма, прилипший к волосам. Пока яйца бились о промежность моей возлюбленной, из неё выполз кусочек, который и прилепился к мошонке. Я вытащил палец, на котором красовался коричневый комочек.

– Что это? – спросила Мэри невинным голосом, хотя точно знала, что это, хотя бы по запаху.

– Это дерьмо, – сказал я.

– Чьё? – спросила Мэри, точно зная, что её.

– Наше, – сказал я, размазал его по её груди и бросился к ней в объятия.

Мэри вконец разругалась с Конни. Начался разговор о сексе. Как всегда, Конни определяла границы дозволенного. Когда Мэри пыталась говорить об их относительности, это взрывало Конни, и в качестве аргумента Конни кричала: «Ты что, оправдываешь секс с маленькой девочкой?» «А что ты называешь “маленькой”?» – уточняла Мэри. «Три года», – определяла Конни. Мэри утверждала, что она оправдывает секс с девочкой, у которой начались менструации. То есть секс между взрослыми людьми. Конни громче всего возмущалась анальным сексом, которым Мэри так наслаждалась. Для Конни было непостижимо, как можно испытать удовольствие от того, от чего она сама единственный раз в жизни испытала омерзительную боль.

Потом Конни выдвинула другой аргумент – можно ли считать нормальным, если любовники мочатся друг на друга. Мэри сказала, что если это им обоим нравится, то пусть. Но Конни не могла этого выдержать, она стала кричать об извращённости своей подруги. Мэри это надоело, она встала и ушла, чтобы прекратить бесполезный спор.

Я был у Мэри вечером, когда ей позвонила Конни и стала снова выяснять отношения. Она прервала нашу еблю, и я впервые увидел Мэри, разговаривающую с раздражением и нетерпением. Но в её разговоре не было ни грубости, ни резкости, а лишь значительное недоумение из-за обострившегося непонимания друг друга.

– Ты находишься в постоянно неудовлетворённом состоянии и поэтому не можешь переносить, что я удовлетворена, – высказала Мэри мой аргумент, который теперь посчитала своим. Но я не возражал против такого плагиата.

Мэри не знала, как закончить разговор, – она отнимала трубку от уха и держала в стороне, и голос Конни доносился до меня. Я не выдержал и крикнул в трубку:

– Конни! Мы хотим ебаться! – и разъединил линию.

Мэри напряжённо рассмеялась.

На следующий день Конни позвонила Мэри и торжественно объявила, что она пришла к выводу, что им нужно прекратить дружеские отношения.

– Я тебе объясню почему, – начала Конни.

– Мне не нужны никакие объяснения, – сказала Мэри и повесила трубку.

Так кончилась восьмилетняя дружба. Мэри была ошарашена – как можно разрушать по такому поводу столь долгие и тесные отношения. Оказывается, можно. Ибо повод вовсе не мелочный, а жизнеопределяющий – заниматься или не заниматься анальным сексом.

Так или иначе Мэри свои оргазмы доберёт. Для женщины самое важное – ебаться с надеждой. Или – с деньгами. Или – со славой, а для Мэри – с надеждой на нежность и преданность, которые она недополучила от родителей и потому даже не знает, что с ними делать, когда она их получает.