Аромат грязного белья (сборник)

Doris Lessing осмелилась говорить о своём оргазме, клиторе, влагалище, что для того времени представлялось подвигом, а получилось, что она осмелилась говорить чушь.

Написалась удобная высокоморальная ложь, что, мол, вагинальный оргазм для женщины – это награда за её любовь. А если не любишь, то получай себе только убогий клиторальный оргазм (за который, кстати, большинство женщин радостно отдадут свои души и тела).

Даже обыкновенную мастурбацию авторша пытается выдать за ещё одно доказательство необходимости любви, без которой якобы не существует полного сексуального удовлетворения для женщины.

С момента, как ушёл Поль, она не могла достичь оргазма вагинально, а только получала острый и буйный оргазм наружным прикосновением, представляя руку Поля вместо своей руки, полностью забываясь в стонах (293).

Итак, острый и буйный оргазм с полным самозабвением – это плохой оргазм, а вот вагинальный – это всё, что женщине поистине нужно. Но по тексту становится ясно, что вагинального оргазма она не может достичь с другими мужчинами, потому что они кончают слишком быстро, а вовсе не потому, что она их не любит.

Lessing защищает вагинальный оргазм по той же причине, по которой хочет отвлечься от «механики секса» (см. ниже), ибо клиторальный оргазм – это и есть чистая механика, которой разум женщины не способен противостоять, – ведь если лизать клитор правильно и достаточно долго, то женщина кончит, как бы она этому умственно ни сопротивлялась, и это ущемляет её самолюбие, попирает её «женскую гордость», которая есть не что иное, как способность противостоять своему желанию.

Так что «острый и буйный» клиторальный оргазм эта женщина хитро не принимает в расчёт, а ставит акцент на вагинальный, который, по её собственному определению, есть чувство. А в эмоциях, как известно, женщины рулят – здесь они могут выкидывать кренделя, наворачивать и выпендриваться. Но лишь только приступаешь к клитору, женщине некуда деваться от неизбежного наслаждения и она теряет контроль над ситуацией, то, чего феминистки страшатся допустить. Женщина с присущей ей лёгкостью не испытывает вагинальный оргазм и, если это ей покажется выгодным, объяснит это отсутствием любви. А при клиторальном оргазме места для интерпретаций, да и просто для болтовни, не остаётся.

Утверждение вагинального оргазма как настоящего, ибо основанного на чувствах, позволяет женщине удобно приравнять его к любви. Вот как разглагольствует одна из героинь:

Где же наша свобода! У них стойт только на женщин, на которых им наплевать, а мы не можем достичь оргазма, если не любим его. Разве в этом есть свобода? (439)

Следующим шагом женской логики является испуг от чистой похоти, то есть похоти, не направленной на какого-то конкретного мужчину (которого любишь), а такой похоти, когда просто хочется чуть ли не любого. Нравственность женщины от этого, разумеется, страдает. И она начинает выдумывать приятные обществу оправдания, чтобы из себя сделать любящее существо, а не существо, радостно ебущее всякий длительно стоящий хуй.

Элла начинает мучаться похотью. Это её пугает, так как раньше похоть связывалась у неё с каким-либо мужчиной или фантазией о нём. Теперь она не может заснуть, она мастурбирует под аккомпанемент фантазий и ненависти к мужчинам. Она испытывает сексуальное влечение в пустоте. Она глубоко оскорблена, придя к выводу, что она стала зависима от мужчин, от необходимости, чтобы те её ебли, обслуживали, удовлетворяли. И этими фразами она нарочно унижает себя.

Она вспоминает, что с Полем она чувствовала похоть только тогда, когда он был рядом. А когда он уезжал, она ничего не чувствовала, пока он не возвращался. Она стала думать, что её нынешняя похоть есть просто голод по чувствам. А когда она снова полюбит мужчину, тогда она вернётся в нормальное состояние: она станет женщиной, у которой сексуальное желание будет как прилив и отлив – реакцией на желание мужчины. Женская сексуальность, можно сказать, ограничена мужчиной: если он настоящий мужина, он её усыпляет, и женщина не думает о сексе (436).

Вся эта трескотня, которой «хероиня» хочет оправдать свою похоть, вовсе не освобождает от похоти, как надеется авторша, а делает женщину ещё более затюканной собственным трусливым умишком.

На вечеринке Элла знакомится с мужчиной. На следующее утро он является без приглашения с цветами и джином. Без долгих разговоров они оказываются в кровати. И происходит привычное:

Элла даёт ему наслаждение, но сама ничего не испытывает.

А потом он спрашивает:

– Что случилось? Разве я тебя не удовлетворил?

Она торопится заверить его, что удовлетворил, хотя вовсе нет.

У него большой пенис, и он думает, что из-за этого он хорош в постели (437).

А произошло-то именно то, что мужик слишком на хуй положился, то есть на вагинальный оргазм, так сказать. Элла оргазма не испытала и заключила, что этого мужика не любит. Простенько, но со вкусом. Дерьма. Дерьма морали.

Проблема возможности любви на деле определяется возможностью оргазма. Мне хорошо знаком тип самок, которые тревожились тем, что поначалу кончают с трудом или вообще первый раз с новым любовником не могут кончить, что им надо приладиться к мужчине и не к каждому удаётся. Но как только они испытывали со мной первый оргазм (а долго это не занимало), то они сразу с облегчением давали понять, что теперь они могут планировать длительные отношения со мной, ибо необходимое условие (оргазм) было выполнено. Истинная проблема, как правило, заключалась в том, что только это необходимое условие меня и интересовало выполнить, а достаточные условия, которые женщины навешивают, как гирлянды на ёлку-палку, являются не гирляндами, а гирями и цепями и волочить их на себе я не намеревался.

Именно такой метод женского мышления и демонстрируется в диалоге, что ниже.

Секс. Для женщины сложно писать о сексе, потому что он лучше всего тогда, когда о нём не думаешь, не анализируешь его. Женщины умышленно решают не думать о механической стороне секса. Они раздражаются, когда мужчины говорят о механике, и делают это женщины из самосохранения: они хотят сохранить спонтанные эмоции, которые им необходимы для удовлетворения (203).

(Откуда ей было знать, что немало женщин испытывают спонтанную эмоцию, когда видят большой хуй и представляют механику его движения в своих нутрах.)

Секс в основном для женщины – это эмоциональное состояние. Сколько раз уже об этом писали? И тем не менее всегда наступает момент, когда даже самый тонкий и умный мужчина не в состоянии понять женщину (Авторша имеет в виду меня. – М. А.). И она вдруг чувствует себя одинокой, стремится забыть это непонимание, потому что, если ей это не удастся, то ей придётся думать (о клиторальном оргазме. – М. А.).

Боб рассказывает историю о чьём-то разводе:

– Всё дело было в сексе. Несчастный мудак, у него был член размером со спичку.

Юлия:

– Я всегда думала, что она его не любила.

Боб, решив, что она его не расслышала:

– Нет же, он всегда ужасно переживал, что у него такой маленький.

Юлия:

– Но ведь она никогда не любила его, каждый замечал это, глядя на них вместе.

Боб, теряя терпение:

– Это не их, несчастных кретинов, вина – природа была против них с самого начала.

Юлия:

– Конечно, это была их вина. Она не должна была выходить за него замуж, если не любила его.

Боб, раздражённый её глупостью, начинает длинное техническое объяснение, в то время как она смотрит на меня, вздыхает, улыбается и пожимает плечами.

Через несколько минут она резко прерывает его злобной шуткой, не позволяя ему продолжать (204).

Таким образом, женщина, согласно Lessing, ни за что не хочет думать о сексе, а предпочитает эмоции, которые ведут к вагинальному оргазму, а следовательно, к убеждению, что она любит этого мужчину, иначе бы она вагинального оргазма с ним не испытала.

Это мне напомнило женщин, которые оскорбляются или равнодушны к фотографиям хуев, присылаемых претендентами по электронной почте или выставленных в объявлениях искателей пизд. Женщина не хочет начинать с хуя. (Но это относится только к определённой категории женщин, а есть, к великому счастью, и такая категория, которая именно с хуя и хочет начинать.) Женщина обычно ориентирована на продолжительные отношения, и она понимает (или чувствует), что процент времени, отводимый под еблю в длительных отношениях, не превышает считанных минут. Ну сколько чистого времени в течение суток парочка будет заниматься еблей? В первые дни близкого знакомства, ну, скажем, четыре часа в сутки, а через пару месяцев, если это будет час, то будет прекрасно. А через лет пять – по пять минут в неделю. Ну возьмём оптимистический случай: полчаса чистой ебли из 24 часов. Ну, восемь часов на сон. Остаётся 16 часов минус счастливые полчаса ебли: 15 с половиной часов. Чем их занять? Как партнёр будет вести себя с женщиной и она с ним? Очевидно, что по времени именно несексуальная часть становится значительно важнее сексуальной. А для женщины это особо важно, ибо она настроена на последствия ебли, то бишь на детей. Потому глупо первым делом совать ей хуй под нос, который-то (хуй) она будет чувствовать, да ещё неизвестно как, всего минут десять в день, а то и в неделю. Но зато если мужик злой и хам, то она будет это чувствовать из часа в час, изо дня в день, из года в год. Баба ведь не мужчина, который пизду увидит, и этого ему вполне достаточно, чтобы в неё быстро кончить и дать дёру. Вот женщина и не хочет этих начальных «механических сторон секса». Но зато когда она сочла характер мужика приемлемым для возможных продолжительных отношений, тогда она может и расслабиться и посвятить своё внимание и похоть самому хую. И размер хуя ей тоже становится небезразличен:

У него был большой хуй. Мы совокупились (568), —

ведёт повествование Lessing.

Другим достижением женской свободы, провозглашённой Doris Lessing, является принятие женщиной собственных запахов без стыда и отвращения.

В какой-то рецензии мужчина-критик писал, что ему было бы отвратительно читать описание об испражняющейся женщине. Мне было это неприятно, потому что он в действительности имел в виду, так это то, что он не хотел бы романтический образ женщины сделать менее романтичным (325).

Ей не хватает чувств (или ума), чтобы указать, что романтический образ женщины должен включать в себя её испражнения, которые должны украшать, а не обезображивать мечту о женщине.

Но и здесь Lessing делает исключение. Все запахи хороши, кроме менструальной крови, который ей всё-таки не нравится (325) (несмотря на то, что она против называния менструации «проклятием женщины»), а значит, тем самым она позволяет и всем своим читательницам и читателям отвращаться от запаха менструирующей женщины. Но хотя бы говорить о менструации она считает нужным:

Я забыла, что у меня начинается менструация. Я решила, что инстинктивное чувство стыда и скромности является фальшивым, нечестным – чувства, не годящиеся для писателя (324).

Пиком женской свободы в романе является даже не событие, свершившееся с героиней, а фантазия, рассказ, который она хочет написать, – на само действие у героини всё-таки не хватает свободы. Еолубая эротическая мечта женщины предстаёт в виде такой фабулы рассказа: женщина решает быть свободной и заводит двух любовников, с которыми спит попеременно: одну ночь с одним, другую – с другим. Любовники друг о друге знают, и каждый хочет её иметь только для себя. И освобождением для женщины в рассказе должен стать момент, когда она может себе сказать, что с каждым из них она получает равное наслаждение.

Но, спрашивается, о каком равенстве наслаждений может идти речь с двумя различными мужчинами – уж такую азбуку знает любая баба, у которой было больше одного любовника. И если от двух любовников два одинаковых наслаждения, то зачем тогда, спрашивается, второй любовник? В том-то и смысл, что одинаковых наслаждений быть не может – от каждого и от каждой наслаждение различное (с теми любовниками, от которых женщина получает наслаждение, а с импотентами или «скорострелами» – с ними и впрямь может быть одно и то же).