и в огонь подливал.
Мы попались в разлуку,
что отшибла мозги,
и не слышно ни звука,
и не видно ни зги.
«Я нашу встречу представляю…»
Я нашу встречу представляю,
как я себя в тебя вставляю,
и всё так точно совпадает,
и наслажденье не спадает.
И ты лежишь, раскинув ноги,
и больше мы не одиноки,
и каждый вздох, движенье снова
нам очевидны с полуслова.
Глаза от ласк не опустели,
мы будем обсуждать пастели,
тобою созданные ночью, —
во мраке вдохновенье прочно.
Ты засыпала на рассвете,
когда я просыпался. Это
меня теперь-то не рассердит,
а раньше думал – песня спета.
Теперь мне всё в тебе прекрасно,
о, как всесильно расстоянье,
расторгнувшее нас напрасно,
ведь мы остались россияне.
Вот мы проходим по проспекту,
а вот проходим по деревне,
и нету к нам ни в ком респекту,
и посылают нас к едрене…
Мы укрываемся друг другом
от неприветливого мира,
и наш огонь, сомкнувшись кругом,
сжигает нас во славу пира.
«Когда ты вспомнишь…»
Когда ты вспомнишь (если вспомнишь) обо мне,
в креплёном будешь путешествовать вине,
кремпленом, вышедшим из моды, наготу
задёргивать тебе уже невмоготу,
лицом, краплённым пятнами огня,
ты передёргивать училась без меня.
И ты, теперь инвариантная к самцам,
подпустишь их к своим худым сосцам,
чтобы сотряс ребристый твой каркас
математически отчётливый оргазм.
И вот тогда его стальная вспышка
дно осветит у памяти-кубышки,
и ты, с глазами, слипшимися в страсти,
представишь, что со мной скрестилась на матрасе,
и веру в вечную любовь ты тем упрочишь,
коль от фантазии такой ты снова кончишь.
Из книги «По обе стороны оргазма»
1988
«Мы пришли к согласию спонтанно…»
Мы пришли к согласию спонтанно,
без справок о месте работы и отчестве,
и перекинули мост понтонный
через реку одиночества.
Я ослом оказался меж снопами грудей,
мря от голода, не знал, к какой прильнуть.
А глаза сосков умоляли: «Будь грубей!
Руки, не кончайте на нас свой путь!»
Я бёдер её вращал полушария,
горячие полюса искал на глобусе.
И действительно, руки по телу шарили,
как при обыске.
А после любви друг с друга стаскивали,
но, чтоб сила не убегала,
извергалось семя шампанского
во влагалище бокала.
И снова – догола —
верхи и низы.
В груди-колокола
бил мой язык…