Аргентина

Из оцепенения его вывел хриплый полушепот Хуана: «Босс!» и влетевшая следом через открытую аргентинцем дверь освежающая ночная прохлада, холодком пробежавшая по спине и рукам. Хуан держал ногой входную дверь, терпеливо дожидаясь шефа. Бугор резко повернулся и быстрым шагом вышел из дома. Еще недавно крушивший в доме все на своем пути Хуан осторожно, без стука прикрыл дверь.

На исходе ночи двое мужчин быстро шагали по остывшему тротуару мимо спящих домов загородного поселка. Их силуэты подсвечивались слабым желтым светом уходящей с небосвода луны, отчего длинные наклонные тени стелились по земле, скользя по серой глади асфальта. Подпрыгивающие верхушки темных проекций от шагающих фигур цеплялись за кирпичные, чугунные, сетчатые ограды, словно пытаясь остановить своих хозяев, спешащих покинуть скорее место преступления, уходящих от разгромленного ими чужого дома. Ночной застывший воздух уже уступал место легкому свежему ветерку. Ничто в мире не изменилось. Громы и молнии не потрясли окрестности, испепеляя совершивших злодеяние людей. Планета продолжала свой круговорот. Ночь сменялась светлым днем.

Пройдя два перекрестка, они остановились.

– Хуан! Такси. Ком!  – Бугор, решив, что самое время разделиться, показал ацтеку рукой на зеленый огонек такси, видневшийся в стороне, на освещенном участке площади у ресторана гольф-клуба. Вытащив из бумажника несколько сотен песо, протянул их ацтеку. Свою машину Хуан оставил, как обычно, у рынка. Кивнув, он охотно взял хрустящие купюры, но, взглянув на них, неожиданно ткнул пальцем в сверток, зажатый Бугром под мышкой.

– Мани!  – хрипло прошипел он, глядя Бугру в глаза, не отпуская пальца от свертка.

– Да завтра!  – устало отмахнулся от него Бугор.  – Понял, нет, ацтек ты хренов?

Хуан отпустил сверток, по интонации напарника сообразив, что сейчас не время делить добычу.

– Мя?нана!  – Бугор сказал слово «завтра» по-испански и добавил:  – Фазенда!

– О’кей!  – ответил аргентинец и молча отошел в сторону, растворившись в темноте.

Ночные фонари хорошо освещали проезжую часть дороги, не доставая желтым мерцающим светом закрытые деревьями участки тротуара.

Запыхавшись от быстрой ходьбы, Бугор остановился в тени одного из них, положившего свои тяжелые ветви на чугунное, кованое ограждение коттеджа. Успокаивая дыхание, он вытер платком мокрое от пота лицо. Нависшие над тротуаром ветки, прогибаясь под резкими порывами ветра, шумели уцелевшими листьями. Этот шум листвы спасительно заглушал звуки его хриплой одышки.

Несколько минут назад Бугор на ходу выхватил было трубку телефона, в горячке ища на мерцающем экране нужный номер, но не нажал клавишу вызова. Пробившийся сквозь воспаленное сознание звук топота его собственных ног, в абсолютной ночной тишине отражающийся эхом от домов, вернул его к действительности. Сообразив, что его разговор в застывшем ночном воздухе будет слышен в каждом соседнем доме любому бодрствующему человеку, он решил не звонить. Всплывающие перед глазами картинки произошедшего убийства и кружащиеся в голове мысли о его последствиях не давали возможности успокоиться и взять себя в руки.

Только сейчас, отдышавшись, он набрал телефон Жорика. Закрывая ладонью трубку, в шуме деревьев говоря чуть громче обычного:

– Слышишь меня? Что как?! Да никак, мать твою! Заберешь меня в конце второго квартала! Быстрее! – переведя дыхание, услышав в телефоне звук заведенной машины, он уже спокойнее продолжил:  – Подгони машину тихо. Все понял? Давай!

Через пару минут свет фар «мерседеса» выхватил из темноты пространство спящей улицы.

– Давай домой! Только не гони. Время есть. Нам сейчас с ментами… тьфу, блин, с копами, ни к чему встречаться.

Бугор устало откинулся на спинку кресла, забросив пакет с деньгами на заднее сиденье.

– Ну, че там? Как?  – нетерпеливо спросил Жорик, довольный видом пакета с деньгами, поворачивая руль из стороны в сторону, на малой скорости плавно вписывая машину в повороты кварталов.

Бугор не ответил. Закрыв глаза, он нервно стучал по дверной ручке пальцами. Они выехали из поселка. Жора остановил машину на светофоре, перед выездом на шоссе. Опустив стекло, достав из пачки сигарету, он прикурил, небрежно бросив зажигалку в пластиковый приямок возле пепельницы. Красный свет светофора освещал лицо Бугра, высветив Жорику осунувшееся, уставшее лицо шефа. Прерывая затянувшееся молчание, он сплюнул в сердцах в открытое окно:

– Слышь, Бугрим, ты че в молчанку-то ушел? Бабки вижу! Теперь нам все фиолетово! Че ты тогда смурной такой?

Видя, что сосед не реагирует на его распросы, продолжая о чем-то думать с закрытыми глазами, тем не менее старался вызвать его на разговор:

– Хуан где? Че он там, ночевать собрался? Я эту рожу пьяную забирать не буду. Я час после него машину проветривал. Пусть на тачке выбирается, как хочет!

– Сигарету достань,  – вместо ответа перебил красноречие Жорика Бугор, открыв наконец глаза.

Жорик с готовность передал сигарету, угодливо щелкнув зажигалкой и поднеся шевелящийся желтый язычок пламени к лицу напарника.

Машина выехала на шоссе.

– Слушай сюда,  – наконец произнес Бугор и, жадно затянувшись, продолжил:  – Сижу вот и думаю, что дальше делать.

Бугор опять взял паузу, опустив стекло, подставив лицо врывающемуся в салон свежему ночному ветру.

– Ну, че там за хрень-то, не томи, братан!  – взмолился Жорик.

Бугор продолжил:

– Я пока в комнате пакет с деньгами с полки снимал, он бабу эту битой бейсбольной всю размолотил! Она в кресле сидела, привязанная, в коридоре… – он опять помолчал, что-то перемалывая в голове, сплевывая в окно, и произнес, тяжело вздохнув:  – Так получилось, что она меня хорошо рассмотрела…

– Ну и что?

– Пришлось ее пристрелить.

– Че теперь? – тихо спросил обеспокоенный Жорик.

Бугор откинулся назад, взял с заднего сиденья пластиковую бутылку воды и осушил ее из горлышка до дна.

Они проехали несколько минут в полной тишине. Бугор продолжал опять о чем-то напряженно думать, но неожиданно вдруг заговорил, рассуждая вслух:

– Завтра утром труп обнаружат… Пока соберут отпечатки по всему дому, пока их идентифицируют… Что это значит, Жора?  – задал он вопрос внимательно слушавшему его Жорику и, не дожидаясь ответа, сделал вывод:  – В общем, день у нас в запасе… Моих пальцев там нет и у них в картотеке нет! Есть ли у них на Хуана данные?

Они ехали уже по улицам города мимо освещенных витрин магазинов, баров, ночных клубов. Бугор достал сигарету, прикурил, затем, сделав пару затяжек, продолжил:

– Я же биту этому уроду в руки дал стены простучать.

– За что он ее, скунс гребаный?  – спросил Жорик и сам продолжил:  – Про мокруху же мы с ним не договаривались! Ты же рожу его только для испуга с собой взял, да и то, чтобы на местных потом все свалить!

– Руку она ему прокусила, да еще икона потом сверху упала, башку ему пробила,  – ответил Бугор и добавил с сожалением:  – Как я за ним недоглядел?!

– Икона  – это хреново! Примета плохая!  – вскользь бросил Жорик, притормаживая на светофоре у большого перекрестка.

– Да вот так, видимо, и получилось!  – согласился Бугор.

– Да, дела!  – вымолвил Жорик и переспросил:  – Кто стрелял? Хуан?

Не услышав ответа, он оставил шефа в покое, поняв, что черновую работу выполнил аргентинец. Долго ехали молча. Бугор откинул спинку кресла. Голова отяжелела от бессонной ночи. Закинув руки за голову, он лег на спину в надежде вздремнуть несколько минут и взглянул через открытый в крыше люк на небо.

* * *

Он вспомнил, как познакомился с Хуаном. Это было в первый год его приезда в Аргентину. Тогда он организовывал поставки мяса на два ближайших рынка, скупая у фермеров туши оптом. Увидев подъехавшего на рынок ацтека, он навел о нем справки у грузчиков.

– Бешеный он, этот мексиканец! Лучше с ним не связываться. Ему что корову зарезать, что человека – все равно.

Они с Жорой все-таки купили у него несколько партий телятины, и Хуан понял выгоду поставок своей продукции постоянному оптовику.

Ночной южный безоблачный небосвод в просвете люка, незамутненный пыльным стеклом, завис над ним в вышине темно-синим экраном, собравшим в себя яркое свечение маленьких и больших звезд, выстроившихся в причудливые созвездия, и виднеющихся за ними далеких расплывчатых туманностей. Бугор закрыл глаза и, память вернула его в тот день, когда он вот так же, очнувшись в машине, с трудом открыв щелочки заплывших глаз, увидел над собой в рамке потолка такое же небо.

Машина летела по дороге, попадая в выбоины асфальта. Каждая неровность, подбрасывая его на разложенном кресле, отдавалась болью в грудной клетке. Как потом выяснилось, у него были сломаны два ребра. За рулем сидел Хуан.