Черные ангелы

– Притормози! – приказал Пионов, и мы на заднем сидении дружно качнулись вперед. – Как это нет?!

– Откуда я знаю? – удивился я и, глядя на них, вставил шпильку: – Это ваша прерогатива.

– Ты эту идею брось, дорогуша, – совершенно некстати произнес Акиндин.

Наверное, он решил обратиться к здравому смыслу спутников, потому с логикой у него, на мой взгляд, оказалось все нормально.

Люся выразительно посмотрела на Пионова и сделала жест, чтобы покрутить пальцем у виска. Я только не понял, насчет кого – меня или Акиндина.

– Ладно… – сказал Пионов, повернувшись ко мне и морщась, как от зубной боли, – вылазь!

– Я все равно найду, где она! – крикнул я им, едва успев выдернуть из машины свой зонт.

Люся выглядела крайне недовольной. Акиндин произнес очередную глупость: «Дурак спит, а счастье у него в головах стоит». Что думал Пионов, я так и не понял, потому что в этот момент он смотрел в окно. В общем, я им подкинул работенку. Но что хотела выразить своим жестом Люся? Было два варианта: первый – они считали меня идиотом, который копает на пустом месте, второй – она меня наконец оценила, но с точки зрения потенциального покойника. А если это так, то человек в черном рано или поздно должен меня найти, и тогда они дружно сыграют марш Шопена на расческе, пивном бокале и люсиных заколках. Выходит, что блондинку действительно забрал кто угодно, но только не полиция. Может быть, человек в черном?

Район станции «Владимирская» давно пришел в запустение: вход под землю провалился, просел и Кузнечный рынок за ним. Население постепенно перебралось в другие районы – благо места было предостаточно.

Большой котлован, заросший по берегам непролазными джунглями, был наполнен цветущей водой, и поговаривали, что здесь водилась только рыба «чучунда», приплывающая откуда-то из глубин метро – рыба невероятных размеров и большой силы. Все попытки выловить ее заканчивались трагически. Последний раз троих рыбаков в лодке она попросту перевернула, и только одному удалось выбраться на берег. Так что только сумасшедший мог ловить здесь рыбу. Однако такой сумасшедший стоял на мостике с удочкой в руках и делал вид, что его страшно интересует поплавок. При этом он выглядел, как подросток, которого уличили за неблаговидным поступком.

Я незаметно оглянулся – Леха благоразумно прятался за деревьями.

– Стой там, где стоишь, – посоветовал я ему.

– У меня, как в аптеке… – отозвался он. – Я рыбачка еще по пути сюда срисовал.

– Кто бы сомневался… – похвалил я его.

Все это время я безуспешно боролся в головной болью, массируя большой палец попеременно на правой и левой руке. Вид у меня, наверное, был странным, потому что рыбак наконец смотал снасти и ушел.

– У тебя есть таблетка от головы? – спросил я.

– Есть, – ответил Леха. И тут его понесло: – У меня была баба…

– Женщина? – уточнил я, сворачивая на улицу Ломоносова мимо строения в виде утюга.

Дома – кое-где еще с богатым декором – в этой части города давно стали одинаково безликими: в подушках мха, с карнизов свешивались лишайники, аварийные балконы, некрашеные миллион лет двери и окна – все с укором взирали на зеленый мир. Удивительно, почему здесь еще не завелись мартышки, подумал я. Под ногами лопалось почерневшие осколки. Жизнь в городе, как у тяжело больного, постепенно отползала к центру.

– Скажи мне, почему в этом квартале никто не живет, а через дорогу – пожалуйста? Какой-то квадратно-гнездовой тип размещения. Даже хлысты не селятся.

– Не знаю, – признался Леха. – Еще до тебя газета исследовала этот феномен, но даже Лука ничего существенного не раскопал. Правда, он утверждал, что это имеет отношение к теории равновесных систем, что, якобы, так космос видит нас, и все подобное.

Я представил, как главный посмеивался, читая подобную чепуху. Как известно, все неизвестное кажется значительным. Леха немного подождал, пропуская меня вперед и обходя рекламный плакат со странной надписью: «Летайте самолетами Аэроф…», и продолжая:

– Ну да… Так она эти таблетки глотала пачками. И не только глотала…

Поперек тротуара валялся старый американский мотоцикл «чоппер». Прошлогодняя трава и ветки застряли в его спицах.

– Может, это не те таблетки? – спросил я машинально, ибо привык к его болтовне.

Демонстрируемый Лехой целибат[2 - Целибат – безбрачие мужчины.] приводил в смущение немало женщин, и всем им хотелось прибрать Леху к рукам. Видать, и эта женщина пала жертвой его холостяцких привычек.

– Может, и не те. Она мне не объясняла.

– С кем ты связываешься? – удивился я, отнюдь не желая потворствовать другу в его экспериментах.

Рыбак, очевидно, очень быстро двигался по переулку Щербакова, потому что я вдруг увидел его спину впереди, когда он переходил мост. Где-то у них здесь должен быть еще один соглядатай. Ведь по логике вещей они не работают по одиночке. Уж очень демонстративно велась слежка. А от этого точно не убежишь. Он предусмотрительно не пользовался зонтом.

– И твоя Таня Малыш…

– Она давно не моя, – парировал я.

Впрочем, мне было наплевать на его суждения. В редакции разве сохранишь секреты?! Наш роман оказался слишком быстротечным, чтобы его вспоминать всуе. Мы ни в чем не отличились. К тому же она вечно плакала, а в перерывах между слезами жеманничала, чего я терпеть не могу. Меня раздражало в ней все – она даже дверь машины закрывала ногою. Однажды мне надоело такая жизнь, омытая океаном слез, и я ушел. С тех пор я избегал подобных экспериментов. Правда, когда я на нее порой смотрю, во мне еще шевелятся старые чувства, но я не рискую ничего повторять, ибо помню, что тайна этой женщины составляет одна вода. И все же вспоминая наше маленькое, убогое прошлое, я пришел к выводу, что, когда она плакала, то нравилась мне даже больше, ибо в этом состоянии не умела произносить глупости, и слава богу.

– Ну не твоя, какая разница? – согласился он, – она меня тоже извела…

– Женился бы, – сказал я.

– Я не сумасшедший, – отозвался он. – На Марсе – пожалуйста. А здесь нельзя. Климат не располагает.

В отличие от Лавровой, Таня Малыш была миниатюрной, но сложена, как богиня. К тому же у нее была прическа под мальтийскую болонку – чем она ужасно гордилась. В общем, женщина, которая рождается раз в сто лет. Правда, она боялась жизни и хотела, чтобы я женился на ней. Конечно, она не могла пережить расставания, конечно, она не знала, что будет делать без меня. Но, как видите, быстро нашла мне замену. Впрочем, я не в претензии.

В этот момент я снова засек рыбака. Он стоял на площади за мостом и разглядывал витрину овощной лавки. Без зонта он выглядел жалким. Даже его удочка источала тоску и воду.

– Вижу еще одного в черном… – вдруг сказал Леха.

– Где? Где?.. – удивился я, вертя головой.

– Нет, показалось… – разочарованно вздохнул друг.

– Ловлю такси и жду тебя на Манежной, – сказал я.

Их оказалось большое, чем я предполагал. Но человека в черном я так и не обнаружил. Женщина с прозрачным зонтиком подошла в рыбаку и что-то ему сказала. Они тут же стали играть роль влюбленной парочки. Я вошел в лавку, сделал вид, что выбираю папайю, а когда продавец отвлекся, поднырнул под прилавок и вышел черным ходом.

Одно я заметил, проходя мимо парочки: от кого-то из них жутко пахло кошачьими «духами».

На Манежной площади прогуливались проститутки. Одна из них потрепанного вида, с обгрызенными льняными волосами, как и предписывалось законом (а закон гласил, что проститутки должны быть выкрашены в белый цвет с помощью козьей мочи), подошла к такси и прежде чем заговорить, вытащила изо рта жвачку и прилепила на стекло перед мои носом. Но бог весть откуда вынырнувший Леха помешал нашему общению. Он закричал, заглядывая в салон:

– А как насчет секса?! Девочка – куколка! – Он шлепнул ее по заду. – Настоящий силикон.

Проститутка фыркнула и шарахнулась на тротуар:

– Я дело с психопатами не имею!

А Леха полез в машину.

– Чего ты орешь? – спросил я. – Ты так всех кошек распугаешь.

Конечно, я ему не сказал, что от проститутки тоже несло кошачьими «духами». Было ли это совпадение или случайностью? – я не знал.