Черные ангелы

Когда мы добрались до гостиницы, дождь кончился, только капало с крыш и деревьев, да еще в Неву неслись потоки, приминая траву и лопухи. Воздух как всегда был свеж и душист. На Марсе такого никогда не случалось – климат не тот. Но почему же я его так любил?

Нам пришлось сменить три такси, сделать два круга вокруг центра и зайти через Петроградкую сторону. После всех маневров по городу я рассчитывал, что полиция раскрутит наши зигзаги не раньше, чем через час.

Верный своей тактике, Леха остался прикрывать тылы, а я полез в номер. Хорошо еще, что под гостиницей росла гинго белоба с бугристой корой – «чичас» – в виде женских грудей и фаллосов, а, слава богу, не акация с полуметровыми иглами, иначе бы мне точно пришлось нарушить покой последнего террориста – Теодора Кашинского.

Номер на втором этаже никто не убирал. Сетка кровати, которую я использовал в качестве тарана, лежала на том же месте, где я ее бросил, точнее – так, где она мне упала на ноги. Разбитый телевизор валялся на полу. На кровать, где спала блондинка, я старался на смотреть. У меня было такое ощущение, что блондинка все еще сопит в темноте, и меня так и подмывало посветить фонариком на койку. Я не выдержал и посветил. Все было в крови. Много крови. На всякий случай я приподнял подушку и плед. В одном месте кровь даже не свернулась – не мудрено в таком климате. Желудок вспомнил о том, что голоден, и меня едва не вывернуло. С минуту я дышал тяжело и глубоко и даже прислонился для равновесия к стене.

– Ты чего молчишь? – спросил Леха, и я вспомнил, что он стоит под окном.

– Набираюсь впечатлений… – ответил я, дыша, как стайер после марафонской дистанции.

– У меня пока все тихо…

В этот момент я увидел то, что искал. Пришлось убрать в сторону спинку, полусгнившие цветы и осколки вазы: за ножкой кровати, на которой в ту злополучную ночь спала блондинка, лежал знакомый предмет. В других обстоятельствах я бы не обратил на него внимания – мало ли детских шариков валяется на полу. Виниловых шариков. Но меня остановил символ внутри него в виде правильного многогранника, который я впервые увидел на брелке и между лопатками блондинки. Только на это раз многогранник выглядел, как вращающаяся голограмма. С минуту я разглядывал ее, не обращая внимание на кряхтенье Лехи под окном. Вот зачем приходил человек в черном, понял я. Я был почти уверен в этом. Осторожно потянулся, дабы не спровоцировать желудок, и взял планшетник. Но прежде чем взять его, я словно увидел под собой город. В следующее мгновение, как и в баре, передо мной раскрылась карта местности: Леха стоял внизу, Теодор Кашинский спал за стойкой, через два номера от меня парочка занимались любовью, используя небезопасные приемы соития. В тупике под лестницей на третьем этаже двое баловались «баяном»[3 - «Баян» – шприц (жаргонное выражение).] и героином.

Я как будто приподнялся над гостиницей – оказалось, масштаб менялся в зависимости от моего интереса к тому или иному объекту. У меня закружилась голова, снова появились неприятное ощущение в желудке. Повернул карту так, что увидел события у себя за спиной. Ба!!! Ноги Шурика Бондаря торчали из ванной. Черт! – выругался я и дернул руку. Все пропало. Шарик весело запрыгал по полу.

– Лезь сюда, – позвал я Леху, – я что-то нашел…

Но он молчал, только странно кряхтел. Я бросился к окну: Леха боролся с человеком в черном. В следующее мгновение, обдирая локти и колени, я слетел по гинго белоба вниз. Однако человек в черном оказался проворным, как кошка. Вырвавшись из Лехиных объятий, он ящерицей скользнул по ветвям плюща, обвивавшим здание гостиницы, и был таков. Вниз полетели оборванные листья. Леха, все так же кряхтя, поднялся.

– Фу-у-у… чуть не задушил, гад. Нашел что-нибудь? – спросил он как ни в чем ни бывало.

За свою долгую журналистскую карьеру Леха привык ко всему. Только совсем недавно он перестал носить на шее кусок цепи, которую использовал и в качестве украшения, и в качестве оружия. Кусок лебедочной цепи он выменял на бутылку водки на Канонерском судоремонтном заводе, отполировал ее и связывал толстой ниткой. Это было идеальное оружие ближнего боя, которое не раз спасало его в трудных ситуациях. Обычно нападают на безоружного человека, – и вдруг у него в руке оказывается такой «аргумент», которым Леха пользовался как нунчаками.

– Вот за чем он пришел, – сказал я и показал Лехе шарик с вращающейся голограммой многогранника внутри.

– Да… – удивился он, когда планшетник открылся. – Слышал о таких технологиях, но не видел.

Я едва не поверил его словам. Дело в том, что Леха наверняка знал больше, чем я, но никогда ничего не говорил зря. И тут мы обнаружили его – человека в черном: он уже миновал Андреевский собор, Большой проспект. Мы буквально висели у него над головой. Он оглянулся и вдруг пропал в районе Бурского переулка.

– Это, должно быть, блокировка, – уверенно заявил Леха.

«Видеоглаз» у Лехи был вставлен прямо в роговицу глаза, поэтому он смешно таращился, когда снимал. Впрочем, как он мне объяснил, съемка проводилась даже при закрытом глазе, для этого достаточно было поднести правую или левую руку к виску.

– Ну что?.. – спросил я.

Я потыкался перед домом и даже попытался войти внутрь через подъезд, но Леха взмолился:

– Нет, нет! Не стоит. Вдруг там у него засада – какая-нибудь активная зона… излучатели, черт его знает что. Еще сожжет планшетник и нас в два счета.

– Ладно, – согласился я, полагая, что он больше меня разбирается в подобных вещах. – Тогда поехали сюда. – От моих движений изображение смазалось, но мы сразу вошли в холодильник. Бондарь по-прежнему лежал в ванне с формалином. Разумеется, мы не чувствовали запаха. Лицо его выражало ужас.

– Я всегда знал, что он плохо кончит, – констатировал Леха, не выказывая особенного сострадания.

В образцово-показательной комнате Бондаря царил хаос: стулья были разбросаны по углам, большой медный стол беспомощно лежал в центре вверх ножками. Все, что можно было разбить, было разбито. Впрочем, на осколки мы все равно не могли наступить. Термостат доверительно показывал нам свое нутро. Похоже, искали сбережения. Мы услышали голоса и даже разобрали слова:

– Перчеклин, Перчеклин! Ты же говорил, у него миллионы!

Выскочили следом: их было двое. Они убегали в сторону соседнего здания, и мы не успели их разглядеть. Единственное, что бросилось в глаза – оба были в белых халатах и в шлепанцах на босую ногу. Вот что значит использовать термостат в качестве копилки. Все-таки деньги нужны для того, чтобы их тратить.

– Ты понял?.. – Леха потыкал меня в бок.

– Понял, – ответил я. – Понял, что кто-то навел грабителей, а за одно убрали и свидетеля. Если бы Бондарь меньше любил свои деньги, то остался бы живой, а так мы влипли. А? – Я не хотел никого тащить с собой и спросил Леху для проформы. – Ну что? – я подождал, – пошли в «Юран», поговорим с барменом, а потом к одному человеку, который знает о планшетниках больше нас с тобой?

Пусть Леха, подумал я, хранит свои тайны. Значит, на это есть причины. Я сунул шарик в карман, изображение послушно исчезло, и через пять минут мы уже стояли в баре. Бармен переспросил:

– Берёзин, что ли? Бывший капитан? Так, х-х-х… он сегодня отдыхает. – И назвал адрес: – Улица Маяковского двадцать два, дробь тридцать.

Пришлось Лехе брать такси. На этот раз он даже не роптал. Шофер немного поартачился, но свернул с проторенного Невского на Литейный и высадил нас около церкви святых Симеона и Анны. Дальше он ехать не хотел – улицы в глубине квартала, заросшие лианами, сплошь были усыпаны кирпичом и многолетним хламом. Леха молча расплатился. У него было очень сосредоточенное лицо. Надеюсь, у меня точно такое же, потому что дело приобретало серьезный оборот. И я гадал, стоит ли вообще дальше заниматься планшетником. Мы пошли по извилистой тропинке, проложенной между всем тем, что отваливалось от домов или выбрасывалось жильцами на улицу. Где-то лаяли собаки и плакали дети. Откуда-то из-под крыш доносилось одно и то же: «Когда я уйду далеко-далеко…» Потом нам на головы высыпали содержимое мусорного ведра. И мы, отплевываясь и обираясь, прибавили хода.

– Как ты думаешь, хватит с нас на сегодня одного планшетника? А?

– Для нас с тобой хватит, – согласился Леха. – Но главный… – он покрутил носом и очень сильно поморщился. – Не-а-а… не поймет…

Казалось, мы с ним подтвердили договор. Но ей богу, я бы сам справился.

– Слушай, – сказал он нетерпеливо. – Мы идем или не идем?

– Идем, – согласился я.

Леха был специалистом во многих вещах, в том числе и по взлому всякого рода замков. Несколько раз он показывал мне свое мастерство, когда мы по роду деятельности вынуждены были проникать в чужие квартиры. Должно быть, нам не хватило каких-нибудь пяти минут. И умение вскрывать замки Лехе не понадобилось – дверь в квартиру Берёзина оказалась распахнутой. В этот момент внизу хлопнула парадная дверь – кто-то выбежал из дома. Официант лежал на кухне в луже крови. У него, как и у блондинки, было перерезано горло. Он еще хрипел. Мы попытались ему помочь, но рана оказалась слишком обширной. Леха вылетел в прихожую вызвать скорую, но в этот момент мы услышали в гулком подъезде голоса.

– Полиция! – почему-то шепотом объявил Леха, и мы, выскочив из квартиры, увидали в пролете лестницы поднимающихся людей. Кажется, среди них была Люся. Я узнал ее по аккуратной прическе с ровным пробором. Стараясь не шуметь, мы на цыпочках прокрались на чердак. И разумеется, не заметили, что сильно наследили – кровавая цепочка следов потянулась вслед за нами. В довершении, Леха, как нарочно, оставил на стене и перилах кровавые отпечатки рук. При данных обстоятельствах нам совершенно не улыбалось встретиться еще раз с Быком и его командой.

Они дали нам фору минуты в полторы, а потом погнались следом. Но их было слишком мало, чтобы оцепить квартал. И я услышал, когда мы уже спустились по чудом сохранившейся пожарной лестнице и уходили в сторону Фонтанки, как Пионов твердит в рацию, понимая безнадежность своих призывов:

– Пришлите людей… Пришлите людей, черт возьми! А?! А?! А-а-а… Я слушаю, идиоты!!!

При его габаритах он был плохим бегуном и руководил операцией из машины. Где-то наверху перекликались Акиндин, Люся и водитель. Признаюсь, я испытал чувство злорадства, представляя, как она лазает по лестницам, а ее заглядывают под юбку. Нечего женщине соваться в такие дела.

Глава 3

Новейшая история

Мы не побежали в сторону Невы или Фонтанки, что казалось наиболее логичным, потому что те мосты, которые не были разведены, наверняка уже были перекрыты полицией, а свернули в сторону Спасо-Преображенского собора и присели подальше от убогих в тени его кущ, где гортанно ссорились мадагаскарские руконоги, а встрепанные стаи рогоклювов перепархивали в тени деревьев. Опять начинался мелкий дождь. С моих ушей капало, и я уже не обращал внимания на мокрую одежду. Вода на асфальте, медленно испаряясь под невидимым за облаками солнцем, превращалась в редкий туман. Откуда-то сразу же появились вездесущие комары и мухи, которые принялись пить из наших истерзанных тел последние капли крови.

– Тебе не кажется странным, что убивают всех, кто имел даже косвенное отношение к блондинке? – спросил Леха, отмахиваясь от насекомых.

Он панически боялся всяких мух и особенно пчел. В прошлый году он пошел в гости к своему дяде, который жил в районе Авиагородка. Дом стоял в саду, а в саду заведись дикие пчелы. Леха с дядей сели под деревом, выпили по здоровенной чарке, и дядя решил похвастаться. Он ударил ногой по стволу, на котором висел улей, и сказал:

– Мне и собаку заводить не надо, у меня пчелы, как собаки!..

– И какие они у тебя? – поинтересовался пьянеющий Леха.

– Цепные!!! – похвастался дядя и еще раз ударил ногой по дереву.

Естественно, пчелы покусали обоих. Мало того, что в Леху вкатили немереное количество лекарства, так он еще неделю походил на крокодила, вымазанного зеленкой.