Петр I. Материалы для биографии. Том 1. 1672–1697.

Петр I. Материалы для биографии. Том 1. 1672–1697.
Михаил Михайлович Богословский

Произведение академика М.М. Богословского (1867—1929) безоговорочно признано классическим сочинением историко-биографического жанра, остающимся самым полным исследованием личности Петра Великого и эпохи петровских преобразований.

Первый том посвящен периоду от рождения царевича Петра 30 мая 1672 года до событий 9 марта 1697 года (заговор Цыклера), а также его первому заграничному путешествию в Курляндию, Бранденбург и Голландию.

Издание проиллюстрировано портретами Петра I, выполненными с натуры, а также созданными впоследствии русскими и зарубежными художниками по оригиналам Петровского времени.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Михаил Михайлович Богословский

Петр I

Том 1

Детство. Юность. Азовские походы. Первое заграничное путешествие: Курляндия, Бранденбург, Голландия

1672–1697

© Художественное оформление, макет, «Центрполиграф», 2022

От издательства

Многотомное произведение академика М.М. Богословского «Петр I. Материалы для биографии» безоговорочно признано классическим сочинением историко-биографического жанра, остающимся самым полным исследованием личности Петра Великого и эпохи петровских преобразований. Работая над материалом, автор ставил своей целью «дать, насколько возможно, более подробное», едва ли не каждодневное описание жизни первого русского императора, воссоздавая одновременно «ту историческую обстановку», в которой разворачивались описываемые события. Повествование включает разнообразные сведения о быте и нравах современников Петра, выразительными штрихами характеризует государственно-политическое устройство России и зарубежных стран, по которым пролегал путь Великого посольства, знакомит с яркими историческими лицами того времени.

Выдающийся ученый, Михаил Михайлович Богословский (1867–1929) был учеником В.О. Ключевского и историком очень широкого профиля, при жизни снискавшим глубокое уважение коллег; академиком он был избран в 1921 году. Основные работы исследователя посвящены России XVII–XVIII веков: это капитальные труды «Областная реформа Петра Великого. Провинция 1719–1729 гг.» (1906), «Земское самоуправление на Русском Севере в XVII веке» (1909–1912), книги, в том числе «Быт и нравы русского дворянства в первой половине XVIII века» (1906, 1918), опубликованные курсы лекций, статьи. Он долгие годы преподавал в Московском университете, Московской духовной академии, на Высших женских курсах, выступал в печати со статьями и очерками, был непременным участником научных дискуссий.

Эрудит, владевший несколькими европейскими языками, вдумчивый исторический писатель, требовательный к стилю и системе доказательств, Богословский счел себя готовым приступить к главному делу своей жизни, фундаментальной монографии о Петре I только после изучения совокупности всех доступных ему источников и фактов. Достоверность текста, насыщенного любопытнейшими, зачастую впервые приведенными в печати подробностями повседневной жизни царского двора, выдержками из документов, фрагментами писем Петра и его сподвижников, высоко оценена мировой историографией.

Прочно войдя в научный и литературный обиход, труд М.М. Богословского значительно расширил наши знания о Петре Великом и истории России последней четверти XVII века.

Работа ученого над масштабным произведением продолжалась с 1916 по 1929 год и оборвалась из-за его смерти. Автор успел довести повествование до событий лета 1700 года. При подготовке к изданию текст был снабжен справочными материалами и распределен по пяти томам, которые последовательно выходили из печати с 1940 по 1948 год.

Для удобства читателей материал в данном издании объединен в три тома.

Первый том охватывает период от рождения царевича Петра 30 мая 1672 года до первого заграничного путешествия молодого государя в марте 1697 г. и включает разделы: «Детство», «Юность», «Азовские походы», «Курляндия. Бранденбург. Голландия». Во втором томе освещаются события 1698–1699 гг., что определено заголовками разделов: «Англия. Саксония. Вена. Польша», «Стрелецкий розыск», «Воронежское кораблестроение», «Городская реформа 1699 г.», «Карловицкий конгресс». Третий том знакомит с деятельностью Петра в 1699–1700 гг., соответственно заголовки разделов: «Русско-датский союз», «Керченский поход», «Дипломатическая подготовка Северной войны», «Реформы и преобразовательные планы Петра 1699–1700 гг.», «Начало войны Дании и Польши со Швецией и приготовления Петра к Северной войне», «Посольство Е.И. Украинцева в Константинополь в 1699–1700 гг.»

Предисловие автора

Целью настоящего труда было дать, насколько возможно, более подробное описание жизни и деятельности Петра Великого. Для этого я старался собрать все те известия, которые сохранились о нем в разного рода памятниках. Свой рассказ я располагал по возможности в простейшем хронологическом порядке. Я старался, насколько позволяли источники, восстанавливать жизнь Петра день за днем, изображать ее так, как она протекала в действительности, наблюдать совершенные им действия, разгадывать одушевлявшие и волновавшие его чувства, представлять себе воспринятые им ежедневные впечатления и следить за возникавшими у него идеями. Есть особая прелесть в том, чтобы следить за жизнью исторического деятеля, переживать ее вместе с ним, как бы воскрешая его. Есть не меньшая прелесть в том, чтобы, наблюдая эту отдельную жизнь, изучать и восстанавливать ту историческую обстановку, т. е. те события и тот быт, среди которых эта жизнь протекала, с одной стороны, оказывая на них свое и в настоящем случае могущественное воздействие, с другой – в большей или меньшей мере испытывая на себе их влияние.

О Петре Великом написано, конечно, очень много. Два недостатка в этой огромной литературе всегда мне бросались в глаза: в области фактов – их не всегда критически твердо установленная достоверность, в области общих суждений – их не всегда достаточная обоснованность. Развиваясь под влиянием общих философских систем, наша историография иногда делала слишком поспешные и не опиравшиеся на факты обобщения, опережавшие разыскание и критику фактического материала. Мне хотелось собрать факты, достоверные факты, которые, будучи собраны в достаточном количестве, своим неоднократным повторением ведут к надежным общим суждениям. Может быть, то, что мною собрано, не окажется излишним и будет когда-либо принято во внимание при составлении таких общих суждений.

Крупные и сложные исторические события могут быть разложены на простые и простейшие факты включительно до отдельных ежедневных действий, чувств и мыслей отдельных лиц, в них участвовавших. Чтобы отчетливо знать какой-либо механизм, необходимо разобрать его на составляющие его части и изучить каждую из этих частей. Чтобы точно знать историческое событие, следует его разложить на те простейшие факты, из которых оно составилось, и изучить эти факты отчетливо. Меня преимущественно и занимало разложение сложного факта на простейшие составные и отчетливое изображение последних. Мне казалось, что таким методом можно всего лучше достигнуть поставленной цели: дать критически проверенное изображение такого сложного исторического факта, каким была жизнь Петра Великого.

На своей дороге я встретил немало затруднений, главнейшим из которых было самое изложение фактов. Несравненно легче строить широкие обобщения, чем изложить даже простой, но критически проверенный факт так, чтобы за достоверность изложения можно было вполне поручиться. Чем обобщение шире, тем построить его легче. Но нет ничего труднее, как передать простой исторический факт вполне точно, т. е. вполне так, как он происходил в действительности, на самом деле. Абсолютно точная передача исторических фактов для нас недостижима; вследствие недостатка источников, вследствие разноречий или противоречий в них изображение лиц и событий всегда страдает более или менее значительной аберрацией. Техника выделки зрительных стекол достигла значительного совершенства, при котором такая аберрация ничтожна. Техника исторического изображения такой степени не достигла и едва ли когда достигнет.

Невозможно предвидеть, когда этот мой труд по условиям типографского дела и по разным другим соображениям смог бы появиться в печатном виде, и появится ли вообще когда-нибудь. В том постоянстве, с которым я, однако, непрерывно вел эту работу за последние годы, меня поддерживал пример наших древних летописцев и книжных «списателей», не отступавших перед мыслью, что труд их останется на долгие и долгие годы в единственном рукописном экземпляре.

г. Воскресенск, 15 августа 1925 г.

Детство

Петр в детстве Миниатюра из рукописной книги XVII в.

I. Рождение Петра. Детская царевича

Петр Великий родился в Москве в Кремлевском дворце в ночь на четверг 30 мая 1672 г. О месте его рождения, не обозначенном точно в официальных известиях, существовали разные предания: указывали село Измайлово и село Коломенское. Но несомненно, местом рождения Петра был Кремль. Сохранилась записка о взносе вещей «в хоромы» царицы Натальи Кирилловны 28 мая 1672 г., следовательно, в этот день царица находилась в Кремлевском дворце; иначе, если бы она находилась в одной из подмосковных резиденций, в записке было бы сказано, что вещи взяты к царице «в поход»[1 - Есипов. Сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом. Т. II. С. 342.]. Если царица жила в Кремле 28 мая, невозможно допустить, чтобы она предприняла «поход» в какое-либо из подмосковных сел на последних днях и, можно даже сказать, часах беременности. Что двор находился в момент рождения Петра в Кремле, видно также из той быстроты, с которой состоялось торжественное молебствие в Успенском соборе по случаю рождения царевича. Распоряжение об этом молебствии рассылалось «с верху», т. е. из Кремлевского дворца, из личной канцелярии государя – Приказа тайных дел. О времени, точнее, о часе, рождения Петра также есть разногласие. Сохранились две разрядные записки об этом событии, указывающие различно час рождения. В одной говорится, что царевич родился «за полтретья часа до дня», т. е. в 12 ч 48 мин ночи по нашему счету; другая повествует, что «в прошлом 180 (1672) году мая в 30 день, в отдачу ночных часов… даровал бог царевича» и т. д. «Отдача ночных часов» 30 мая приходилась на 3 ч 18 мин утра по нашему счету. Какому из этих свидетельств следует отдать преимущество? Думаем, что первому. В самом деле, из вступительных слов второй записки – «в прошлом году» – видно, что она не современна событию, а составлялась уже в следующем, 1673 г., когда из памяти составителя ее могли исчезнуть мелкие подробности происшествия; первая же записка производит впечатление более современной событию. Затем час рождения, указанный первой запиской, более вероятен и потому, что лучше согласуется с дальнейшим известием о торжественном молебне в Успенском соборе, на котором присутствовал весь двор, думные чины, московское дворянство и офицеры солдатских и стрелецких полков и московские гости. Молебен происходил во втором часу дня, по нашему счету в пятом, и, очевидно, необходим был некоторый промежуток времени, чтобы разослать повестку всем приглашенным на молебен и чтобы они собрались на него в парадном платье. Такой промежуток времени с первого часа пополуночи, когда, согласно с первой запиской, родился Петр, до пятого часа пополуночи, когда служился молебен, достаточен, тогда как промежуток времени с 3 ч 18 мин утра до пятого часа утра, если следовать второй записке, был бы слишком мал для таких сборов. Итак, считаем, что Петр Великий родился в ночь на 30 мая 1672 г. в исходе первого часа пополуночи. В пятом часу утра состоялся торжественный выход в Успенский собор к молебну, на котором присутствовали царевичи (сибирские и касимовские), бояре, окольничие, думные и ближние люди, стольники, стряпчие и дворяне московские в цветных охабнях, полковники солдатских полков, полковники, головы и полуголовы стрелецких полков, именитый человек Строганов и «гости» – виднейшие представители купечества. Молебен служил Питирим – митрополит Новгородский, с двумя митрополитами, тремя архиепископами и одним епископом. После молебна находившиеся в соборе духовенство, думные и служилые чины приносили государю поздравление. Отслушав молебен в Успенском соборе, Алексей Михайлович посетил Архангельский собор, монастыри Чудов и Вознесенский и через Благовещенский собор вернулся во дворец. Во время этого шествия в Столовой палате было объявлено пожалование отца царицы Кирилла Полуектовича Нарышкина и ее воспитателя Артамона Сергеевича Матвеева в окольничие, а когда государь проходил из Столовой палаты за переграду, за переградой было «сказано думное дворянство» дяде царицы Федору Полуектовичу Нарышкину. В то же утро после обедни собрались в Передней комнате и в сенях перед Передней думные люди и служилые чины. В Передней государь жаловал собравшихся водкой и фряжскими винами; заедали яблоками, дулями и грушами в патоке. В сени перед Передней выходил угощать водкой голов и полуголов стрелецких и подполковников солдатских полков оружейничий Богдан Матвеевич Хитрово.

Устроить обычный «родильный» стол на другой день после рождения Петра, в пятницу, 31 мая, было невозможно: для него требовались обширные приготовления, а между тем в субботу, 1 июня, нельзя было давать парадного пира накануне праздника в воскресенье же, 2-го, наступало уже заговенье перед Петровским постом. Поэтому в этот день при дворе ограничились малым обедом в царицыной Золотой палате, «без зову» и «без мест». У стола были бояре, окольничие, думные дворяне, ближние люди и дьяки. Перед Золотой палатой в проходных сенях «кормлены Благовещенского собора священники, которые служат у крестов», т. е. духовенство дворцовых домовых церквей. «Власти» и высшее духовенство не были приглашены по случаю наступавшего поста. Государь жаловал всех водкой, закусывали коврижками, яблоками, дулями, смоквой, цукатами в патоке и иными «овощами». Одним из блюд за обедом был требуемый обычаем при праздновании родин «взвар», который подавался в ковшах.

С новорожденного царевича была снята мерка, и на третий день по его рождении, 1 июня, иконописцу Симону Ушакову была заказана икона на кипарисной доске длиной в 11 и шириною в 3 вершка (в «меру» Петра); он начал писать образ Троицы и апостола Петра, но вследствие болезни работа его прервалась и была закончена другим иконописцем – Федором Козловым[2 - Забелин. Опыты изучения русских древностей и истории. Т. I. С. 6; Есипов. Сборник выписок… Т. I. С. 1.].

В субботу, 29 июня, в день тезоименитства новорожденного царевича, в третьем часу дня, т. е. по нашему счету в шестом часу утра, до обедни, в церкви Св. Алексея митрополита в Чудовом монастыре совершено было над младенцем таинство Крещения. Крестил царский духовник протопоп Благовещенского собора Андрей Савинов; восприемниками от купели были царевич Федор Алексеевич и сестра государя царевна Ирина Михайловна. К крещению выносила царевича назначенная к нему в «мамы» боярыня княгиня Ульяна Ивановна Голицына. На другой день, в воскресенье 30 июня, после обедни у царя были митрополит Новгородский Питирим и высшее духовенство и игумены с образами и подношениями по случаю рождения и крещения царевича. С подношениями явились также царевичи грузинский, касимовские и сибирские, Боярская дума, ближние люди, именитый человек Г.Д. Строганов, гости, члены гостиной и суконной сотен, представители черных сотен и конюшенных слобод и посадские люди из городов. В тот же день в Грановитой палате состоялся у государя «родильный» стол. Приглашены были высшее духовенство, царевичи грузинский, касимовский и два сибирских, члены Боярской думы и думные дьяки, ближние люди, полковники, головы и полуголовы стрелецкие и представители торгово-промышленного мира; гости и члены гостиной и суконной сотен. Чины московского дворянства стольники, стряпчие и жильцы служили, как всегда при парадных обедах, за столом потчевали, кормили, чашничали, есть ставили и «в столы смотрели». «Родильный» стол, по обычаю, отличался обилием сахарных блюд. На стол были поданы коврижка сахарная большая, изображавшая герб государства Московского, другая коврижка сахарная же коричная; голова большая (сахару), «росписана с цветом» весом в два пуда двадцать фунтов, орел сахарный большой литой белый, другой орел сахарный же большой красный с державами весом по полтора пуда каждый; лебедь сахарный литой весом два пуда, утя сахарное литое же весом двадцать фунтов, попугай сахарный литой весом девять фунтов, голубь сахарный литой весом восемь фунтов, город сахарный Кремль с людьми с конными и с пешими, башня большая с орлом, башня средняя с орлом, «город четвероугольной с пушками» и т. д. и т. д. Все присутствовавшие за обедом были пожалованы еще сахарными блюдами, отнесенными к ним на дом. 4 июля состоялся в Грановитой же палате «стол крестильной». В те же дни, 30 июня и 4 июля, были столы на половине царицы Натальи Кирилловны в ее Золотой столовой палате для боярынь[3 - Дворцовые разряды. Т. III. С. 889–894 и дополнения. С. 463 и сл.].

Новорожденного царевича окружала та же царственная роскошь, в какой проходили младенческие годы всех царевичей XVII в. К младенцу приставлен был целый штат. При нем мы видим кормилицу Ненилу Ерофееву, впоследствии (1684 г.) вышедшую вторым браком замуж за князя Львова. Петра долго – еще и двух с половиною лет – не отнимали от груди, и Ненилу Ерофееву должна была сменить новая кормилица, имя которой нам неизвестно. По смерти первой «мамы», княгини Голицыной, ее место заняла боярыня Матрена Романовна Леонтьева, а при ней в помощницах была Матрена Васильевна Блохина. При детской царевича состояли еще шесть женщин: казначея, заведовавшая бельем и платьем, и пять постельниц. Царевич со своим штатом помещался в особых пристроенных к дворцу деревянных хоромах. Одна комната в этих хоромах была у него обита серебряными кожами. В 1674 г. ему построены были «верхние новые хоромы»; в них в июле этого года полы, лавки и подоконники обиты были «сукном червчатым амбурским». Позже (в 1676 г.) в новых хоромах живописцу Ивану Салтанову поручено было расписать слюдяные окна: написать «в кругу орла, по углам травы по слюде; а написать так, чтоб из хором всквозе видно было, а с надворья в хоромы, чтоб невидно было»[4 - Есипов. Сборник выписок… Т. I. С. 205, 206. Забелин. Опыты изучения русских древностей и истории. Т. I. С. 10–11.]. В 1673 г. младенцу устроена была новая колыбель: «бархат турской золотной, по червчетой земле репьи велики золоты, да репейки серебрены не велики, в обводе морх зелен, подкладка тафта рудожелта, на обшивку ременья бархат червчет веницейский, к яблокам на обшивку объярь по серебреной земле травы золоты с шолки розными». В колыбель был сделан пуховик «наволока камка жолта травная, нижняя наволока полотняная тверских полотен, пуху лебяжьего чистого белого пошло полпуда»[5 - Есипов. Сборник выписок… Т. I. С. 203.]. В 1673 г. в детскую царевича были заказаны опахала из страусовых перьев разных цветов[6 - Там же. С. 5.]. В так называемых «кроильных» книгах царской и царицыной Мастерских палат сохранились записи с описанием одежды и обуви, которые изготовлялись в этих палатах для царевича. 4 сентября 1672 г. царевичу скроены чулки на беличьем меху: «в тафте желтой, испод подложен белей черевей». В декабре того же года ему изготовлялись кафтанчики: «кафтан объярь по червчетой земле, по нем струя и травы золото с серебром, в длину с запасом аршин, в плечах ширина поларшина, рукавам длина пол-девята (8

/) вершка… в подоле два аршина 2 с четью, подпушка камка желта мелкотрава, шесть пуговок, обшиты золотом волоченым, на петли ткан снурок золотной новой», и другой кафтан «объярь по алой земле, по ней струя и травы золотые», а также кроилась и верхняя одежда: два зипуна из белого атласу, один из них на собольих пупках, зипун из алого атласу на лисьих черевах. В июне 1672 г. царевичу кроился опашень «объярь по червчатой земле, по ней травы золоты с серебром», башмаки «бархат червчат, подряд и около стелек камка желта куфтерь», на шапку обнизную (жемчугом) – чехол в тафте алой. В феврале 1675 г. – «подвязки, шитые серебром по белому атласу» и т. д.[7 - Есипов. Сборник выписок… Т. I. С. 199 и сл.; С. 12.] В составленной в 1676 г. описи царевичева гардероба, хранившегося в «раковинном сундуке», упоминаются «ферезеи и чюги, и кафтаны ездовые, и однорядки суконные, и шубы и опошни объеринные золотные и серебреные, и гладкие, и зуфные, и ферези, и зипуны золотные ж и серебреные, и отласные, и камчатые, и тафтяные, и шапки бархатные двоеморхие, и гладкие, и суконные с запаны, и с петли жемчужными»[8 - Там же. С. 209.].

По мере роста царевича детская его наполняется игрушками, описание которых нам также сохранили хозяйственные документы дворцовых приказов. В январе 1673 г. восьмимесячному царевичу были сделаны «два стульца деревянных потешных». В мае того же года внесена в хоромы к царевичу исполненная шестью костромскими иконописцами «потешная книга» (книга с картинками). Ко дню именин годовалого ребенка был сделан «конь деревянный потешный» на колесцах железных прорезных, обтянутый жеребячьей кожей, с седлом, положенным на войлок, обитый серебряными гвоздиками, с прорезными железными позолоченными стременами и с уздечкой, украшенной изумрудцами. К тому же дню были сделаны царевичу игрушечные два «барабанца», размерами один в четверть, другой в 3 вершка. В июле 1673 г. в детской появляется музыкальный инструмент – «цымбальцы маленькие» с золотным шнурком и кистями. А к 1 октября сторож Оружейной палаты изготовил для царевича деревянных лошадок и пушки из липового и кленового дерева против данных ему образцов. В начале следующего, 1674 г. у царевича в хоромах упоминаются другие музыкальные инструменты: «клевикорт», на который пошло семь колодок струн медных, и цимбалы немецкого дела[9 - Там же. С. 3, 4, 9, № 35, 36, 66, 68, 69.]. В апреле на Пасхе царевичу в хоромах была устроена «качель» на веревках, обшитых червчатым бархатом[10 - Забелин. Опыты… С. 13.]. В мае того же года в Оружейной палате золотили для царевича «на два ларчика бархатные по железу старые оправы, скобы и наугольники, и замки, и ключики, и подставочки»[11 - Есипов. Сборник выписок… Т. I. С. 10.]. К первой половине 1674 г. в детской царевича появляется «кораблик серебряной сканной с каменьи» ценою в 20 рублей. Кораблик был куплен у иноземца Андрея Миколаева и внесен к царевичу окольничим А.С. Матвеевым; «а росписки в том кораблике нет, – читаем в документе, о нем упоминающем, – потому что изволил государь царевич принять сам».

Нельзя ли к этой игрушке, изображающей корабль, относить первый зародыш любви к кораблю, которая проявится впоследствии с такой силой?[12 - Государственный архив феодально-крепостнической эпохи (ГАФКЭ), архивный фонд: б. Архив Министерства иностранных дел, Приказные дела около 7185/1677 гг., № 197, л. 2. 10 июля 1674 г. было сделано распоряжение об уплате за кораблик денег. (Ввиду того что весь архивный материал, использованный в данной работе, хранится в ГАФКЭ, в дальнейших ссылках указание на ГАФКЭ опускается и обозначается лишь архивный фонд, из которого взят тот или иной документ.)] В июне 1674 г. двухгодовалому Петру покупаются луки и стрелы: «9 лучков жильничков да к ним 8 гнезд северег», а в следующем месяце живописцу Ивану Безминову велено было расписать золотом, серебром и красками «5 знамен маленьких по разным тафтам, с обе стороны солнце и месяцы, и звезды». В том же июле 1674 г. московский стрелец Петрушка Щербак чинил выданную ему из хором царицы Натальи Кирилловны «каретку», в которой царевич катался по комнатам. В августе покрывались серебром «два лука маленькие», были изготовлены шесть барабанцев, опять упоминаются двое цымбал и какие-то еще музыкальные «страменты», к которым делалось впоследствии при починке их 204 иглы стальных. В декабре в хоромы царевичу расписывался золотом и красками «набат потешной» с привязанной к нему серебряной тесьмой, иконописец Федор Нянин писал золотом и серебром «барабанец», а книжному переплетчику иноземцу Савве Афанасьеву велено было «оболочь цымбальцы книжкою, сафьяном самым добрым алым и навестъ печати золотом, а застежки сделать из галуну». К Рождеству царевичу делались опять «набаты». В январе 1675 г. иконописец Тимофей Рязанец писал царевичу «книгу потешную в четверть листа»; в феврале другой живописец расписывал красками для царевича «столик». В мае 1675 г. в хоромы Петра была сделана «баба деревянная потешная» с украшениями: с серебряной цепочкой и с серьгами. Следующие затем записи 1675 г. показывают, что трехлетнему Петру в июне делаются к двум лукам тетивы, расписываются золотом и красками «потехи»: «топорок с обушком, топор простой, чеканец, пяток ножиков, топор посольской и молоток, пяток шариков, а колокольцы положены в те шарики (бубенчики)», изготовляются «запасные потехи статей (предметов) со сто»: булавы, буздуханы, ножики, шестоперы, чеканы, топоры посольские и простые, молотки, шарики. В ноябре и декабре золотятся «пушечка со станком и с колесцы потешная» и «четыре лучка недомерочка» и расписываются золотом, серебром и красками: 5 древок, 5 прапоров (знамен) тафтяных, 4 топора круглых, 3 топора с обушками, 2 топора простых, 2 буздухана, 2 булавы, 4 ножика, 2 пары пистолей и карабины[13 - Есипов. Сборник выписок… Т. I. С. 10–16.].

Такова была обстановка детской царевича Петра в первые три с половиной года его жизни. Его хоромы со стенами, обтянутыми ярким сукном и обитыми серебряной кожей, озаряемые лучом солнца, проникавшим сквозь расписные слюдяные окна, полны были красок и звуков. С тех мгновений, как пробуждающееся сознание ребенка стало воспринимать окружающие явления, перед ним открывался целый мир ярких, блестящих и звучащих предметов. Детская была полна оживления. Жужжали стрелы, спущенные с посеребренных луков, двигался занимавший, должно быть, среди забав главное место деревянный конь в богатом уборе с позолоченными стременами и уздечкой, сиявшей изумрудцами, развевались пестро расписанные знамена, развертывались яркие картинки в потешных книгах, пускался в дело арсенал игрушечного оружия: топориков, шестоперов, обушков и пр., звенели струны цимбальцев и цимбал, должно быть бывших в большом употреблении, потому что часто отдавались в починку, стучали барабаны, раздавался звон маленьких потешных колоколов – набатов и бубенчиков. Вот тот волшебный мир игрушек, в котором безмятежно протекали первые годы беззаботного младенчества. Заметим, что к трехлетнему возрасту ясно начинают обнаруживаться наклонности и вкусы царевича: в бесконечном запасе игрушек делается отбор, преобладание начинают получать военные «потехи».

В детской маленький царевич, вероятно, не один; к царевичам для игр подбирали всегда сверстников, детей придворных, в особенности из царицыной родни. Что Петр с младенчества окружен был товарищами, свидетельствует уже и то количество, в котором заготовляются в его детской игрушки: знамена, барабанцы, игрушечное оружие. Такие мальчики при царевичах жаловались званием комнатных стольников. Одним из участников детских игр Петра с младенческих лет был сын воспитателя царицы А.С. Матвеева, будущий видный сотрудник царя – Андрей Артамонович (р. 1666), пожалованный званием комнатного стольника на восьмом году от роду. Из этого же круга комнатных стольников при царевиче вышли также и другие сотрудники Петра: Автоном Михайлович Головин и знаменитый канцлер Гавриил Иванович Головкин. Необходимой принадлежностью детской царевича в XVII в. были комнатные «карлы». Таких карликов упоминается при двухлетнем царевиче трое, в 1679 г. – четверо, а в 1683 г. их уже перечислено 14 человек[14 - Есипов. Сборник выписок… Т. I. Отд. I, № 42, 43, 63, 64, 65, 74, 107, 119, 157.]. Следует признать чистым вымыслом рассказ Крекшина, будто еще при жизни царя Алексея из детей, окружавших царевича, составлен был потешный полк, носивший название Петрова полка. Недостоверен также и рассказ француза Невиля о том, что руководителем военных забав царевича был состоявший на московской службе иноземец Менезий, которого царь Алексей Михайлович, умирая, будто бы назначил воспитателем Петра. Все участие Менезия, бывавшего действительно при дворе, могло заключаться в том, что он видел игры Петра со сверстниками в солдатики и, может быть, дал при этом, как военный человек, какие-либо указания игравшим детям[15 - Шмурло. Критические заметки по истории Петра Великого (Журнал Министерства народного просвещения (далее – Ж. М. Н. П.), 1901, декабрь. С. 237–249; 1902, апрель. С. 421, 439); Чарыков. Посольство в Рим и служба в Москве Павла Менезия. Гл. V.].

II. Выезды из Москвы в раннем детстве

Где, кроме кремлевских хором, бывал Петр в ранние младенческие годы? Нельзя сказать с точностью, вывозили его или нет в какую-либо из подмосковных резиденций осенью 1672 и весной и летом 1673 г., так как за этот период времени утрачены и Дворцовые разряды, и записи царских выходов[16 - То, что помещено Строевым в «Выходах царей и великих князей» под 1672 и 1673 гг., относится к 1673 и 1674 гг.]. Первым записанным в уцелевших документах выездом его из Москвы было путешествие к Троице, куда царь Алексей Михайлович отправился «с государынею царицею и с царевичи и с царевны» 5 октября 1673 г. Обыкновенно царь осенью ездил к Троице в сентябре к 25-му на праздник Сергия. В 1673 г. задержало эту поездку разрешение царицы Натальи Кирилловны от бремени дочерью, царевной Натальей Алексеевной (р. 22 августа 1673).

Состоявший из множества карет царский поезд двигался медленно, подолгу останавливаясь на промежуточных станах, и прибыл в монастырь только 15 октября к вечеру. Проведя в монастыре 16-е, царь Алексей Михайлович отбыл оттуда 17 октября и возвращался с тою же медленностью, проводя по нескольку дней на станах в селах Воздвиженском, Братовщине и Тайнинском[17 - Дворцовые разряды. Т. III. С. 906–908; Выходы… С. 562 и сл.]. 26 октября царь с семьею достиг, наконец, Преображенского, где и оставался до 14 ноября. 14 ноября 1673 г. он уехал в Коломенское, а «великая государыня царица и великие государи царевичи и государыни царевны из Преображенского изволили притти к Москве»[18 - Выходы… С. 562, 563; Дворцовые разряды. Т. III. 909.]. До 14 мая 1674 г. Петр оставался в Москве. 14 мая «в четверток после столового кушанья великий государь со всем своим государским домом изволил итти в монастырь преподобного отца Саввы Сторожевского»[19 - Там же. С. 574; 14 мая в четверг приходилось в 1674 г., а не в 1673-м, как напечатано в «Выходах».].

Путешествие совершалось опять так же неторопливо, как и предыдущая поездка к Троице. До 22 мая царь прожил на первом стану по дороге в Саввин монастырь – в селе Хорошеве, откуда 21 мая приезжал даже в Москву и побывал в монастырях Алексеевском, Зачатиевском и Новодевичьем; 22 мая двинулись из Хорошева на следующий стан, в село Павлово, и там оставались до 25 мая. Утром этого дня прибыли в монастырь. Царь был у обедни, а после столового кушанья в тринадцатом часу дня, в четвертом часу дня по нашему счету, посетил монастырскую больницу. Проведя у Саввы Звенигородского и праздник Вознесения 28 мая, царь двинулся в обратный путь 29 мая и 30-го прибыл в село Воробьево, где царское семейство и проводило время до 7 июля. Здесь 29 июня были отпразднованы именины двухлетнего царевича. Накануне государь слушал малую вечерню и всенощную в селе Воробьеве. В самый Петров день к литургии выезжал в Новодевичий монастырь и, вернувшись в Воробьево, принимал поздравления и давал обед на чистом воздухе: «именинными пирогами жаловал бояр, и окольничих, и думных людей на Переднем крыльце. Стол был в бархатной палатке и в шатрах»[20 - Там же. С. 574–576.]. 7 июля Алексей Михайлович с семьей из Воробьева переселился в Москву. Царице Наталье Кирилловне опять приходило время родить, и, вероятно, поэтому она с 7 июля оставалась уже в Москве. 4 сентября 1674 г. царица разрешилась от бремени дочерью – царевной Феодорой и поэтому не могла сопровождать царя в обычной его поездке к Троице, предпринятой 23 сентября. 24 октября царь Алексей со старшим сыном царевичем Федором посетили кремлевские храмы и монастыри: Успенский и Архангельский соборы, Вознесенский и Чудов монастыри, находившиеся тогда в Кремле подворья Троицкого Сергиева и Кирилло-Белозерского монастырей и церковь Николая Гостунского. Следом за ними по тем же монастырям и церквам «ходила государыня царица, а с нею государи царевичи меньшие (т. е. Иван и Петр) да государыни царевны». Царицу в ее богомолье сопровождала большая свита, в которой были бояре, ближние люди, стольники, мамы, верхoвые боярыни, казначеи. На время этого обхода храмов Кремль запирался. Богомолье было предпринято перед отъездом из Москвы. На другой день, 25 октября 1674 г., двор выехал в Преображенское. Царь ехал в карете с царевичем Федором Алексеевичем. За ним двигался в карете царевич Иван Алексеевич с дядькой князем П.И. Прозоровским. Затем в колымаге, запряженной двенадцатью лошадьми, ехала царица. «Да с нею же, государынею, сидели в колымаге: государь царевич и великий князь Петр Алексеевич, да меньшие государыни царевны (Наталья и Феодора), да мамы, да боярина Кирилова жена Полуехтовича Нарышкина Анна Леонтьевна, да стольника и ближнего человека Иванова жена Кирилловича Нарышкина – Прасковья Алексеевна». За каретой царицы ехали ее отец и воспитатель, бояре К.П. Нарышкин и А.С. Матвеев, и шли царицыны стольники да 40 человек дворян. За ними двигались еще две колымаги: в одной сидели «государыни царевны большие» – сестры царя Алексея Михайловича, в другой – «государыни царевны меньшие» – его дочери, те и другие с их верхoвыми боярынями. За колымагами царицы и царевен ехали в колымагах «верхoвые боярыни, и казначеи, и карлицы, и постельницы, а всех шло за государынею царицею и за государыни царевны 30 колымаг», причем подле каждой ехало по двое царицыных детей боярских. Весь этот громадный царский поезд конвоировался еще конными и пешими стрельцами[21 - Дворцовые разряды, III, 960, 981, 1038, 1087–1092.].

Пребывание в Преображенском в эту осень 1674 г. было особенно веселым, по крайней мере, отличалось «потехами». Два раза давалась в Преображенском придворном театре комедия. В первый раз «тешили его, великого государя, иноземцы: «как Алаферна царица (так!) царю голову отсекла «и на арганех играли немцы да люди дворовые боярина Артемона Сергеевича Матвеева». На этом спектакле был государь со свитой, причем за теми боярами и ближними людьми, которые не были за государем в походе в селе Преображенском, посланы были в Москву сокольники и стремянные конюхи с указом быть к государю в Преображенское. На другом спектакле царь присутствовал с семьей. «Того ж году, – читаем мы в Дворцовых разрядах, – была у великого государя в селе Преображенском другая комедия, и с ним, великим государем, была государыня царица, государи царевичи (едва ли и Петр, которому было всего два с половиной года) и государыни царевны. И тешили великого государя немцы ж да люди боярина Артемона Сергеевича Матвеева: «как Артаксеркс велел повесить Амана по царицыну челобитью и по Мардахеину наученью»; и в арганы играли, и на фиолях, и в страменты и танцовали. А за ним, великим государем, в комедии были бояре и околничие, и думные дворяне, и думные дьяки, и ближние люди, и столники, и всяких чинов люди». Третье такого рода увеселение было на «филиппово заговенье» – 14 ноября. «Была у великого государя потеха на заговенье, а тешили его, великого государя, иноземцы немцы да люди боярина Артемона Сергеевича Матвеева на арганах, и на фиолях, и на страментах и танцовали и всякими потехами розными»[22 - Там же, 1131–1132.].

С наступлением рождественского поста театральные зрелища с участием иноземной труппы, с музыкой и танцами должны были прекратиться; развлечения царской семьи получили иной характер. «Декабря в 7 день ходил великий государь из села Преображенского с государынею царицею и с государи царевичи и государыни царевны в село Измайлово тешиться (охотиться) и всякого строенья смотреть; и кушенье раннее было у великого государя в селе Измайлове»[23 - Дворцовые разряды, III, 1128.]. На другой день, 8 декабря, царь также со всей семьей: с царицей, царевичами и царевнами, – выезжал «тешиться» в соседнее с Преображенским село Алексеевское, где и было «раннее кушанье». 13 декабря Алексей Михайлович вновь отправился на охоту в село Соколово, но на этот раз уже один; царская семья в этот день возвратилась в Москву. Таким же внушительным поездом царевич Федор Алексеевич ехал «в избушке» (поставленной на сани), запряженной шестью лошадьми; с ним сидели его дядьки боярин князь Ф.Ф. Куракин и окольничий И.Б. Хитрово. За ним двигалась «в каптане», запряженной двенадцатью лошадьми, царица. Далее царевны большие и меньшие и, наконец, боярыни верхoвые, казначеи, карлицы и постельницы «каптан с пятьдесят»[24 - Там же, 1130, 1134–1137.].

Зима и весна 1674/75 г. были проведены царской семьей в кремлевских хоромах. 14 февраля 1675 г., в Прощеное воскресенье, перед началом Великого поста царица с обоими царевичами, Иваном и Петром, и с царевнами ходила на богомолье по кремлевским соборам и монастырям в первом часу дня, по нашему счету в восьмом часу утра[25 - Там же, 1235–1236.]. Такое же богомолье по кремлевским церквам царица предприняла в Фомино воскресенье, 11 апреля, одна; а затем в тот же день объехала вместе с царевичами и царевнами некоторые «загородные» монастыри: Новодевичий, Зачатиевский и Страстной. Царица сидела в колымаге вместе с царевичами Иваном и Петром и с меньшими царевнами (дочерьми) и со своим обычным ближайшим штатом: боярынями А.Л. Нарышкиной, П.А. Нарышкиной, М.В. Блохиной, с мамами и кормилицами. За колымагой ехали бояре К.П. Нарышкин, А.С. Матвеев, думный дворянин А.Н. Лопухин да царицыны стольники и назначенные сопровождать царицу дворяне московские. Перед царицей ехал в своей карете царевич Федор Алексеевич со своими дядьками князем Ф.Ф. Куракиным и И.Б. Хитрово. Посещая монастырь, царица жаловала игумений с сестрами к руке, причем ее поддерживали под руки справа боярыня А.Л. Нарышкина, а слева боярыня П.А. Нарышкина, и по указу государыни первая из боярынь спрашивала у игумений с сестрами о спасении, а приезжих, находившихся в монастыре разных чинов боярынь, о здоровье[26 - Дворцовые разряды, III, 1320 и 1354–1355. Пропуск в III т. Дворцовых разрядов в несколько листов на С. 1320 должен быть, по-видимому, заполнен записями, напечатанными на С. 1350: «великому государю» и т. д. – 1355.].

С апреля же 1675 г. начались приготовления к переезду царской семьи в село Воробьево: были посланы туда плотники из стрельцов разных приказов 300 человек, велено было им построить к приходу великого государя хоромы[27 - Там же, 1331–1332.]. 23 мая, в Троицын день, указано было думному дьяку Разряда Герасиму Дохтурову послать стрельцов по дворам к стряпчим и дворянам московским с повестками, чтобы они были на следующий день к походу; а из приказа Большого дворца были отправлены на Воробьевы горы «все государевы обиходы». В тот же день, 23 мая, «послана наперед в поход на Воробьеву гору с верху нарочно боярыня Матрена Васильевна Блохина (мама царевича Петра), да с нею 10 постельниц да 10 человек детей боярских государыни царицы; а велено ей досмотреть во всех хоромах государыни царицы, и государынь царевен, и государей царевичев, что все ли в хоромах сделано стройно, и самой ей, Матрене, велено дожидаться приходу великого государя»[28 - Там же, 1403–1404.]. Сам государь вместе с царицей перед отъездом из Москвы посетили кремлевские соборы и монастыри, причем во время этого богомолья перед царской четой по случаю Троицына дня стольники несли на ковре «лист и веник». Отъезд состоялся в Духов день, 24 мая. Царь ехал в одной карете с царевичем Федором, царевич Иван Алексеевич – отдельно, царица – в одной колымаге с царевичем Петром, с меньшими царевнами и с теми боярынями, которые ее обыкновенно сопровождали[29 - Там же, 1404–1409.].

Житье в Воробьеве длилось на этот раз с 24 мая по 19 июня. Здесь, вероятно, Матвеев 28 мая «ударил челом» царю Алексею Михайловичу и его детям подарками: царю подарил «карету черную немецкую» и 6 лошадей; царевичу Федору – «карету бархатную червчату», 6 лошадей, немецкую Библию с иллюстрациями («в лицах») да музыкальные инструменты: «клевикорты да две охтавки»; царевичу Петру – «карету маленкую, а в ней 4 возника темнокарие, а на возниках шлеи бархатные, пряшки вызолочены, начелники, и гривы, и нахвостники шитые, а круг кареты рези вызолочены, а на ней 4 яблока вызолочены да вместо железа круг колес медь вызолочено, да круг кареты стекла хрусталные, а на стеклах писано цари и короли всех земель, в той карете убито бархатом жарким… а круг кареты бахромы золотные». Кроме этой маленькой каретки боярин подарил еще Петру рыжего иноходца «попона аксамитная, муштук неметцкой с яшмы, начелки, и нагривки, и нахвостник шиты» да немецкого снегиря (попугая?)[30 - Дворцовые разряды, III, 1419–1420.]. В Воробьево царевичу Петру отправлялись из Москвы игрушки. 4 июня были ему сделаны тетивы к двум лукам. 11 июня были даны деньги сторожу Никитке на проезд в Воробьево: «отвозил он, сторож, коня деревянного государю царевичу и великому князю Петру Алексеевичу»[31 - Есипов. Сборник выписок… Т. I. С. 14–15.]. 8 июня, в «день ангела» царевича Федора, царь Алексей Михайлович ездил с царевичем-именинником к обедне в Новодевичий монастырь, а царица с двумя меньшими царевичами, Иваном и Петром, в сопровождении свиты боярынь и постельниц в 20 колымагах выезжала к приходской церкви к Троице (в Воробьеве?). 19 июня двор переехал из Воробьева в Преображенское, где пробыл до 28 июня. На этот раз Алексей Михайлович ехал в одной карете с царицей и с царевичами Федором и Петром. Царевич Иван Алексеевич ехал отдельно. На другой день по приезде в Преображенское царь, побывав у обедни в селе Покровском, «после кушанья» ездил с семьей «тешиться» в Измайлово, причем сидел в карете с царевичами Федором и Петром, за ними двигались царица с меньшими царевнами, затем в следующей карете сестры и дочери царя: царевна Ирина Михайловна с сестрами да царевна Евдокия Алексеевна с сестрами. Царевич Иван и две меньшие дочери Алексея Михайловича в поездке не участвовали. Из описания этих поездок видно, что трехлетний Петр выезжает вместе с отцом, выходя уже, таким образом, хотя бы на это время, из рук женского персонала – мам. 23 июня царица выезжала с царевичами Федором и Петром к обедне в село Покровское. 26 июня царь вновь ездил из Преображенского в Измайлово «тешиться»; на этот раз с царицей, с царевичем Федором и с большими царевнами. Петр не упомянут в описании этой поездки, но не упомянут и при перечислении членов царского семейства, остававшихся в Преображенском. Особенностью этой увеселительной прогулки царя был обед на открытом воздухе: «…и кушанье было у великого государя в селе Измайлове, в роще»[32 - Дворцовые разряды, III, 1446–1448, 1471–1472, 1483–1484.]. К именинам Петра царское семейство 28 июня опять вернулось в Воробьево, причем в этом переезде царевич Петр ехал впереди отца в отдельной карете с бабушкой боярыней А.Л. Нарышкиной, двумя тетками: А.К. Нарышкиной и П.А. Нарышкиной – и боярыней М.Р. Селивановой. За каретой его ехали бояре К.П. Нарышкин, А.С. Матвеев да стольники И.Ф. Нарышкин и И.И. Головин. Алексей Михайлович сидел с царицей и с детьми: царевичем Федором и царевной Феодорой. В день ангела царевича Петра, 29 июня, царь со старшим сыном был у обедни в Донском монастыре, где служил патриарх и «власти». Вернувшись от обедни, государь жаловал бояр и ближних людей пирогами, и затем был обед в шатрах. На обеде также присутствовал патриарх с высшим духовенством. Особенность празднования именин царевича в 1675 г. состояла, между прочим, и в том, что во время обеда царь «посылал от себя [со] столом (т. е. с блюдами) к государю царевичу и великому князю Петру Алексеевичу боярина и оружничего Б.М. Хитрово, – заведовавшего Приказом Большого дворца, – а за ним несли купки и еству стольники великого государя по списку». Царевич-именинник благодарил боярина и угощал его: «…и государь царевич жаловал за то боярина и оружничего Богдана Матвеевича воткою и подачами с купки и с чарки». Царица жаловала в этот день пирогами свой штат: мам, верховых боярынь, казначей, кормилиц и постельниц[33 - Там же, 1487–1489, 1494–1495, 1499–1500.].

1 июля 1675 г. государь выезжал из Воробьева к Девичьему монастырю и тешился под Девичьим монастырем «в лугах и на водах с соколами и с кречетами и с ястребы». Царя сопровождали на охоту Наталья Кирилловна и царевичи Федор и Петр. В это последнее лето своей жизни Алексей Михайлович побывал во всех своих любимых подмосковных резиденциях. Из Воробьева 14 июля двор переехал в Коломенское; там проведено было время до 26 июля, когда царское семейство вернулось опять в Воробьево, где оставалось на этот раз немногим более месяца, до 29 августа. Здесь 26 августа праздновались именины царицы Натальи, а 29 августа – именины царевича Ивана Алексеевича. К обедне царь выходил в полотняную церковь, устроенную на Воробьеве близ государева двора и освященную 21 июня 1675 г. В этот же день, 29-го, Алексей Михайлович с семьей переехал в Коломенское. Здесь 2 сентября представлялось ему и занимавшему место на особом троне по левую руку царя царевичу Федору Алексеевичу цесарское посольство, незадолго перед тем приехавшее в Москву.

Во время этой аудиенции и произошел случай, описанный секретарем посольства Лизеком: царица тайно смотрела на прием из соседней комнаты, а бывший с нею Петр вдруг распахнул дверь и дал случай иноземцам увидеть московскую государыню. На 11 сентября – день ангела младшей царевны Феодоры – царь с семьей вновь перебрался в Воробьево, слушал там литургию в полотняной церкви, а 12 сентября «со всем своим государским домом» переехал в Москву. Через неделю, 19 сентября, царское семейство выехало к Троице. Выезд этот через Спасские ворота, Красную площадь, по Никольской смотрели поставленные по разным местам иностранные посланники, а высказанные ими от этого зрелища впечатления были записаны сопровождавшими их московскими приставами. Датский резидент Монс Гей, стоявший у седельного ряда и удивлявшийся великолепию царского поезда, обратил особенное внимание на маленькую каретку царевича Петра, подаренную ему Матвеевым, и на окружавших ее карликов.