Гении диверсий

Жаль было покидать Западный фронт, где за первые две недели войны столько пережито и где, казалось, решалась судьба Родины.

Впереди был Ленинград. Война разгоралась… Четвертая война Мамсурова.

А все начиналось в 1918 году… с пропавшего буйвола, когда пятнадцатилетний Хаджи пас кулацкий скот.

Уходили в поход партизаны

…Хаджи выбежал в сад. Обида душила его. Внутри все клокотало. Отец, родной отец, накричал на него, да еще дал пощечину. В их семье воспитание было строгое, горское, к сыновьям относились особенно сурово. Сколько помнил себя Хаджи-Умар, никогда отец не говорил ему что-либо с улыбкой. Он всегда оставался серьезен и требователен. К этому привык Хаджи, но чтоб ударить?..

Он плакал от обиды, от несправедливого отношения к нему.

А всему виной кулаки… С самой весны, когда трава в Осетии буйно идет в рост, Хаджи пас кулацких буйволов. В тот июньский день ему стало плохо, сильно болел живот. Это потом, с годами, он поймет, что у него случился приступ аппендицита.

Он не мог идти, падал на землю. Потом вновь поднимался. От жары, назойливых мух буйволы разбрелись в разные стороны, а когда пришла пора их собирать, Хаджи не досчитался одного буйвола.

Разгорелся скандал. Кулаки приехали в их дом требовать выплату за утерянного буйвола. Соседи рассказали, что животное в тот день возвратилось домой раньше стада, кулаки его спрятали, потом продали, но требовали компенсацию. Кулацкая семья была богатой, мужчин много и сила оказалась на их стороне.

На следующее утро кулаки подстерегли Хаджи на окраине аула и избили его нагайками. Окровавленный, он с трудом дошел до дома. Мать уложила сына в постель, как могла, успокоила.

В этот день к отцу приехала его сестра. У нее был болен муж, полгода уже не вставал с постели. А семья не малая, жили бедно, и она обратилась к брату Джиору за помощью. Тот и рад был помочь, только теперь он и сам не знал, как расплатиться с кулаками.

В общем, как говорят, пришла беда, открывай ворота. Хаджи не выдержал упреков, стал возражать отцу. А это не принято в их семьях. Вот и сорвался отец. Тут еще тетя, обиженная, что отец ей не в силах помочь, подлила масла в огонь, посоветовала Хаджи уйти из дома. И он ушел.

Мать жалела его, но не удерживала. Она боялась, что Джиор решится отомстить кулакам за сына. Разгорится кровавая вражда.

Хаджи добрался до Владикавказа. Этот город был хорошо знаком пареньку из далекой станицы. Двенадцатилетним мальчишкой впервые приехал он сюда вместе со своим дядей Саханджери.

Дядя появился в родном селе летом 1916 года. И сразу же в их доме, по сути, был организован штаб большевистской организации. К ним приезжал Сергей Миронович Киров, по поручению дяди их родственники и друзья Кола, Бекжа, Тасолтан, Гирей Мамсуровы, Асламбек Аликов направлялись во Владикавказ, в Грозный, в Нальчик, Пятигорск для выполнения революционных заданий.

Один из гостей как-то привез и подарил Хаджи настоящую папаху. Этот дорогой подарок запомнился мальчишке на всю жизнь. Позже он узнает, что папаху ему вручил известный дагестанский большевик Махач Дахадаев. В годы Гражданской войны Дахадаев геройски погибнет, и его именем будет назван город Махачкала, в прошлом Петровск-Порт.

Саханджери Мамсуров был человеком энергичным, деятельным. Он не только руководил организаторской работой большевистской организации, но вместе со своим другом и соратником Габоли Дзулаевым, специалистом по строительству, своими руками в их доме устроил тайник. В нем хранилась нелегальная литература.

Когда дела в родном селе были окончены, Саханджери уехал во Владикавказ и забрал с собой Хаджи. Они поселились в гостинице.

«К моему большому удивлению, – напишет позже Мамсуров, – дядя появлялся то в форме офицера, то в национальной одежде, брал оружие и уходил.

Часто к нам приходили большевики Сергей Киров, Симон Такоев, Гола Цаликов, и тогда в мою обязанность входило наблюдение, чтобы неожиданно не появились жандармы. Если бы это случилось, я должен был немедленно предупредить дядю.

Однажды Саханджери пришел встревоженным, велел собраться и покинуть гостиницу, идти ночевать к Цаликовым на Осетинскую Слободку, а утром уехать в Ольгинское. Просил передать отцу Хаджи, что сам он должен срочно убыть в Красноярск. А также, что нужны деньги. Тогда отец продал буквально все, что было в доме, даже национальные костюмы матери и тети, и послал брату все вырученные деньги».

Второй раз Хаджи приехал во Владикавказ по просьбе Саханджери после Февральской революции летом 1917 года. Жили они вместе с дядей в одном номере гостиницы «Лондон». Он сопровождал его в поездках в воинские части, где тот выступал на митингах, служил курьером в газете, которую выпускал Сергей Киров.

Руководители терских большевиков Ной Буачидзе и Саханджери Мамсуров готовили материалы для издания, а Хаджи доставлял их в редакцию. Киров при нем читал статьи, благодарил за доставку и одобрительно похлопывал его по плечу.

Однажды, придя в редакцию, он не застал Сергея Мироновича на месте и решил подождать его. Ушел на берег Терека, стал читать статью, написанную Саханджери и Буачидзе. Признаться, мало что понял, но заголовок запомнил на всю жизнь: «Кому верить и куда идти?»

Время было тревожное. Каждую ночь в городе раздавались выстрелы. Как-то поздним вечером Хаджи вместе с дядей возвращался с заседания Владикавказского совета. На перекрестке улиц Никитина и Лорис-Меликовской, выбежав из-за угла, двое в офицерской казачьей форме с криком: «Это тебе, большевистская сволочь, за атамана Караулова!», – открыли по ним стрельбу.

Хаджи был вооружен и в ответ открыл огонь из револьвера. Помнится, тогда его удивило спокойствие дяди. Он не вынул оружия, просто стоял, глядя вслед убегающим врагам. Потом похвалил племянника: «А ты, молодец, быстро сообразил, что надо делать. Это трусы…»

Впрочем, опасность и смерть тогда ходили по пятам Мамсуровых. Хаджи-Умар Джиорович и через много лет, пройдя несколько войн, став Героем Советского Союза, генерал-полковником, помнил свое волнение, когда они вместе с дядей ехали на собрание одного из полков Дикой дивизии. Что ждало их там? Кто знает? Возможно, смерть.

Саханджери предусмотрительно оставил племянника рядом со зданием табачной фабрики Лисициана. Тот должен был наблюдать за обстановкой и, если что-либо случится, сообщить об этом Кирову и Буачидзе. К счастью, ничего дурного не произошло. Задача по разложению Дикой дивизии была успешно выполнена. Уже на следующий день солдаты стали покидать свои казармы и разъезжаться по домам.

Уехав из родного села во Владикавказ, Хаджи поступил рабочим в железнодорожное депо. Он был рослым, сильным парнем, владел оружием. В Осетии юноша в 15 лет считается мужчиной. Может носить оружие – значит, мужчина.

А через несколько дней вместе с другими рабочими он вступил в отряд красногвардейцев Владикавказского совдепа, который размещался в бывших казармах Апшеронского полка. Хаджи зачислили в так называемую горскую сотню. Сомнений в том, чтобы стать красногвардейцем, не было. Семья его, переселенцев из горных районов, жила в постоянной нужде. Она не имела права на земельный надел, к тому же числилась неблагонадежной. Три брата отца – Дзго, Дзиба и Саханджери были революционерами. Да и сам отец постоянно помогал большевикам. По поручениям Саханджери Мамсурова и Сергея Кирова он нелегально доставлял партийную литературу во Владикавказ, Грозный, Петровск-Порт, Тифлис.

Его дядя Дзго Мамсуров за участие в революции 1905 года был сослан в Сибирь и там погиб. Саханджери арестован в 1904 году. Во второй раз его бросили в тюрьму в 1911 году. Он бежал из-под стражи и вернулся к подпольной работе.

Отца Джиора тоже неоднократно арестовывали, он сидел во Владикавказской тюрьме.

Самые первые детские воспоминания маленького Хаджи связаны с арестом его любимого дяди.

«В памяти всплывает картина, – будет рассказывать Мамсуров. – Наш двор заполняют казаки на лошадях. Всюду военные в погонах, в цветных фуражках, вооруженные винтовками.

Посреди двора стоит дядя Саханджери, он громко о чем-то говорит. Но казаки не дают ему сказать, бьют нагайками по плечам, по голове. Потом его толкают в спину прикладами и усаживают на подводу. С двух сторон садятся двое вооруженных жандармов, впереди еще двое.

Женщины мрачно смотрели на все происходящее, мама плакала. Когда подвода стала увозить Саханджери, я закричал и побежал вслед. Один из жандармов, обнажив шашку, ударил плашмя клинком меня по голове. Я упал и потерял сознание. Когда пришел в себя, вокруг было тихо и только слышался тихий плач женщин. Это плакали моя мама и тетя Гошана. Позже, когда я подрос, мне рассказали, что после удара жандарма, моя тетя выхватила у кого-то из соседей кинжал и бросилась на этого жандарма. Но он ее опередил и сбил с ног прикладом винтовки. Она потом постоянно жаловалась на боли в груди. Вот такие мои первые детские воспоминания».

После вступления в красногвардейский отряд жизнь пятнадцатилетнего паренька резко изменилась. Где-то там, в прошлом, осталась тихая красивая долина в окружении гор. Внизу цвели сады, высоко вдали белела сахарная голова Эльбруса… Детство растаяло, как сон.

Он попал в настоящий фронтовой город. Центральная часть Владикавказа была захвачена белыми, а по окраинам разбросаны красногвардейские отряды рабочих. Каждый день происходили вооруженные стычки, перестрелки. На город совершали налеты белоказачьи сотни. Они несколько дней удерживали город, шли уличные бои.

Хаджи сражался в составе горской сотни с частями генералов Шкуро, Назарова, участвовал в боях за города Кисловодск, Пятигорск, Георгиевск, Невинномысск.

В конце 1918 года на Северном Кавказе свирепствовал сыпной тиф. Заболел и Хаджи. Он лежал вместе с другими больными на станции Прохладная. К счастью, его подобрал местный житель, кабардинец, и увез к себе в аул, выходил, поднял на ноги.

До весны Хаджи под видом батрака скрывался в доме гостеприимного кабардинца, а потом стал пробираться домой, в родную станицу Ольгинская.

Станица находилась километрах в шестидесяти. Днем он прятался в лесу, а ночью шел. Однако, выйдя к своим, узнал, что в Ольгинской стоят белые части.

Пробрался к родственникам матери. Бабушка встретила его со слезами на глазах, рассказала, что белые выгнали семью из дома, разместили там солдат. А еще призналась, что в селе тайно скрывается дядя Хаджи – Саханджери Мамсуров, член бюро горской фракции Кавказского краевого комитета партии, соратник Сергея Кирова и Серго Орджоникидзе.

«Как же так? – удивился Хаджи. – Ведь в селе белые». Бабушка объяснила, что Саханджери тоже был очень болен, лежал в доме его отца, но когда пришли белоказаки, он переоделся в одежду одного из родственников, взял два пистолета и прошел мимо беляков, которые сидели во дворе. Теперь он скрывается в доме Дадо Дзгоева.

Родственники Саханджери – Майрам, Тусултан, Сабазгирей, его отец – Джиор были готовы открыть огонь по белоказакам, если бы те остановили дядю. Но все прошло благополучно.

Однако Хаджи показалось, что укрытие в доме Дзгоева тоже не очень надежное. Многие знали об этом. И тогда, посоветовавшись с отцом, незаметно для семьи Дзгоевых они вывели Саханджери и укрыли его в заброшенном амбаре. Об этом укрытии, кроме Джиора и Хаджи, никто не знал.

А среди родственников и близких распространили слух, что Саханджери выздоровел и ушел в горную Ингушетию, где его ждал Серго Орджоникидзе.

Действительно, так оно и случилось, только позже, когда Саханджери окреп. Он установил связь с подпольщиками в г. Ардоне, перебрался туда, а потом через перевалы Главного Кавказского хребта перешел в Грузию.

Но это было потом, а пока Хаджи постоянно находился рядом с больным дядей. Когда тот начал поправляться и возобновил большевистскую деятельность, племянник стал его правой рукой. Саханджери был еще слаб и не мог передвигаться, но, лежа, он писал листовки. Их переписывал двоюродный брат Хаджи-Умара Мурат Мамсуров. Распространял листовки сам Хаджи. Иногда их доставляли в Грозный, в Минеральные Воды, в Армавир.

Позже удалось склонить на свою сторону писаря сельского правления Каспулата Гозоева. Он перепечатывал их на пишущей машинке.