Ольга счастливо засмеялась. Получилось! У нее получилось!!! Ух! Вот теперь они с Ольгом заживут! Это надо же!
Спасибо, спасибо, спасибо добрая монашка! А пауки… Что, пауки… Привиделись пауки. Чего только от переутомления не померещится…
Она подобрала корзинку, заглянула внутрь. Пирожки чистые, румяные… Жаль уже холодные…
– Херус Патронус!
Ой! Горячие! Будто со сковороды!
И она, довольная собой, побежала к жениху.
Конечно, она не могла знать… Не видела себя со стороны. Еще недавно свежая кожа слегка посерела, под глазами залегли темные круги, а над верней губой начали пробиваться усы.
46. Плохой крот
Туннели Межмирья не понравились Константину. Несмотря на то, что туннель казался единственным – вел во все миры сразу, и ориентироваться в нем не привыкшему к условно-угловой космогонии барону было сложно.
Так, он даже примерно не мог сказать, как долго они уже идут, сколько прошли, и уж тем более, куда направляются. Но Крот, казалось, никаких неудобств не ощущает, идет бодро и даже что-то напевает тихонько. Токик пытался объяснить спутникам, зачем они, собственно, вылезали в соседних мирах, но не сумел. Нет, объяснял-то он толково. И любой кротолюд с ходу бы уловил суть. Но в человеческих языках просто не существует понятий, которыми эта надобность легко объясняется. А фразочки типа «корректирофки направленнофти вектора пофтупательно-энергетичефкой фофтовляюфей пятимерного профтранфтва» запутали даже батюшку, не говоря уже о крестоносце.
– Пути Господни неисповедимы, – констатировал Константин. Проводник вздохнул и не стал оспаривать этой сентенции.
По одним понятным только Кроту приметам он решил, что идти хватит. И с бешеным энтузиазмом принялся рыть штрек в стене туннеля.
Впрочем, рыть – не совсем правильное слово. Под огромными ладонями кротолюда порода будто исчезала в никуда. Он, не особо напрягаясь, проделал ход достаточного размера, чтобы даже рыцарь в полном доспехе не чувствовал себя там стесненным.
Пять-шесть метров штрека Токик проложил буквально за пару минут. Корзинщик, уважающий чужие таланты, даже самые странные, восхищенно зацокал языком. Неординарные способности крота произвели на чувственную натуру толстячка неизгладимое впечатление.
– Нифего необыфьного, – смущенно сказал кротолюд. – Вот, некоторые умеют плавать. А я – копать. Это примерно так же. Один раз научифся – и вфе, дело в шляпе. Офтанется только навыки оттафивать. Как ф плаванием. Я вот, плавать не умею, мне вообфе удивительно, как можно на воде держатьфя и не тонуть. Она же мягкая…
Подземное жилище Кротоантогониста по планировке очень напоминало хоромы Токика. Но вот по наполнению…
На месте рояля стоял окруженный человеческими и не очень черепами каменный трон. У трона – тазик, наполненный кровью. Видимо, хозяин любил принимать ванночки для ног. Кухня завешана колбасами и сосисками. Заставлена бочонками с солониной, завалена копчеными острыми ребрышками и банками с маринованными субпродуктами. Константин поднапрягся и по слогам прочел буковки над связкой сарделек: «Сар-дель-ки-кан-ни-бал-ки. Эф-фек-ты…»
Какие там они давали «Эф-фек-ты», он прочесть не успел. Из спальни, проход в которую прикрывала кожаная занавеска, вынырнуло темное нечто. Подпрыгнуло. И одним ударом огромной ладони снесло голову замешкавшемуся Пендалю.
47. Минус один
Не успело тело корзинщика рухнуть, а голова откатится к огромной амфоре, наполненной, судя по всему, вином (вот ведь, инстинкт!), произошло сразу несколько событий.
Темный крот зашипел, оскалив длинные резцы и прыгнул на своего прародителя.
– Ми-ми-МИ-И-И-И!!!
Меч рыцаря уже несся наперерез летящей ощерившейся твари, испуская хищные молнии… Но тут его захлестнули четки отца Ставросия и сбили точно выверенный удар. Меч лишь вскользь задел плечо маленькой фигурки, облаченной в черную кожу, вместо того что бы развалить ее пополам.
– ДЕС ВАЛЬТ!!!
– Ни хрена! НЕ ВАЛЬТ!
– ОТЕЦ!!!
– Успокойся, сын мой! Хватит очами сверкать. Погляди.
С окровавленного пола уже поднялись два маленьких, удивительно похожих друг на друга человечка. Только один – в треухой шапке и меховом пальто – отряхивался, бубня под нос нечто неразборчивое, а другой – в черной как смоль коже – смотрел прямо перед собой остекленевшим взглядом. Сидящий рядышком Фофан тянул свое «ми-и-и-и-и-и», печально глядя на обезглавленный труп Пажопье.
– А-а-а… – до рыцаря дошло. Он уже знал о способности пета гипнотизировать противника. Собственно, на этой способности и строился весь план захвата подземного злодея. – Хорошо. Слава Господу, он теперь куда нужно нас отведет. Батюшка, ты можешь моему слуге помочь? Он же ведь, как-никак тоже игрок.
Константин испытующе поглядел на Ставросия, но тот лишь покачал головой.
– Нет. Не могу. Он, хоть и игрок, и живет не по тем законам, что обычные рабы божьи… Но… Жизни у него кончились. А это не лечится. Даже самый сильный хиллер, будь он трижды Истинным по призванию…
Тут священник на мгновение задумался и изрек.
– Впрочем… Есть способ. Господь, в великой мудрости своей, человеколюбии и всемогуществе, даровал вам, игрокам, способность передавать друг другу запасные жизни. Со мной, например, такой бы фокус не прошел. А вот с ним – возможно. И ты, ежели не поскупишься, не пожалеешь…
К чести рыцаря, нужно заметить, не раздумывал он ни секунды.
– Я готов, святой отец. Что нужно делать?
– Не знаю. Я ни разу такого не видел, только слышал краем уха от Боромира. Да и… Разговелись мы тогда знатно… Пасха была. Так что подробностей не помню.
– Гофподин командир, а у тебя много жизней? – Крот завистливо поглядел на Полбу. – Мофет и мне парофку запасных отсыпефь?
– Ну… Было три. Минус одна, когда я Лихомана одолевал. С Божьей помощью. И вроде не умирал больше до конца. Хотя на грани был много раз.
– Что, вфего две??? И одну ты готов отдать? Флуге? Низфему? Холопу??? А ефли фамому понадобитфя?
– Господь не допустит гибели верного воина своего! Пока я верно служу делу Его, чту заветы рыцарства, иду путем веры и чести – я под надежной защитой Божьей!
Батюшка Ставросий удовлетворенно кивнул. Он и сам так о себе думал, единственно вместо рыцарской чести у него был долг служителя церкви. И, несмотря на то, что, не будучи игроком, батюшка не имел запасных жизней вовсе, каждый раз смело шел в бой супротив зла и тьмы. И Господь всегда ему помогал и охранял. Это доказывалось тем фактом, что батюшка все еще жив.
– Флуг много, а запафных жизней – мало, – продолжал увещевать крот. – Ну, убили этого – найдетфя другой…
– Я всегда делал для своих людей все. Я многого требую, но и даю немало. Каждый, даже самый распоследний оруженосец и слуга в моем отряде, всегда… ВСЕГДА! Мог рассчитывать на поддержку мою и всего отряда. Мою, как командира – в первую очередь. Именно единством и самоотдачей силен отряд. А тот, кто этого не понимал, задерживался у меня не долго.
И рыцарь, секунду помявшись, выдал:
– Один за всех и все за одного! Наше дело правое, с нами Бог!
Крот цыкнул зубом и отвернулся, колобок, не прерывая «Ми-и-и-и…», всхлипнул и пустил счастливую слезу, а батюшка сказал:
– Где-то я подобное уже слышал…
– Святой отец, что делать?
– Да не знаю, говорю… Ну, наверное, голову приложить к телу… А дальше – по обстоятельствам. Господь поможет.
Голова корзинщика, отделившись от тела, шлепнулась о землю лицом и теперь щеголяла расквашенным носом. Остановившиеся глаза печально и удивленно прозревали вечность.