Рыжий дьявол

– Пойдем-ка ко мне, – сказала она, – выпьем немножко. За мной ведь должок…

У нее была манера смотреть, говоря, не прямо в лицо собеседнику, а чуть искоса, уголком глаза, как бы слегка отворотясь. И косящий этот взгляд казался особенно дразнящим, загадочным.

Хороша она была умопомрачительно! Но все же в этом ракурсе, в повороте лица ее, в длинном изгибе шеи – угадывалось что-то и впрямь змеиное…

– Ладно, – сказал я со вздохом, – пойдем.

И затем, когда мы вышли из клуба:

– Ну, а как, кстати, поездка? Как все прошло?

– Да прошло неплохо, – она лениво повела круглым плечом. – Весело…

Меня передернуло от ее слов, однако я ничем себя не выдал. Надо было хорошенько разобраться в этой истории – выяснить все до конца. Ведь вполне возможно, что ни она, ни ее брат к убийству вовсе и не были причастны. Чем я, в конце концов, располагал? Только догадками, подозрениями… Хотя подозрения, конечно, были у меня сильны и серьезны. Очень серьезны! Но все равно скандал сейчас затевать было нельзя. Наоборот, следовало старательно изображать глупую влюбленность, растерянность…

Впрочем, это-то мне давалось без большого труда.

Странное, сложное испытывал я тогда чувство. В нем перемешалось многое… В сущности, я уже был влюблен в нее. И очень! И в то же время я ни на грош не верил ей и подозревал ее в самом худшем. И все это, в общем-то, полностью совпадало со знаменитым одесским изречением о „дерьме и конфитюре"…

„Ничего, ничего, я быстро тебя расколю, – думал я, шагая с ней по селу и невольно любуясь каждым ее движением, – обмануть меня можно только один раз! Я еще доберусь до всей твоей кодлы. Мы еще кокнемся, посмотрим, чья разобьется…

Ну, а если она все же окажется ни в чем не замешанной? – спросил новый, внутренний голос, – если окажется, так сказать, „чистой"?

Ну, тогда, – сказал я мысленно, – начнется другой сюжет. Тогда мы посмотрим: как же нам жить дальше…

Ты в самом деле уверен, что это именно то, что тебе нужно?

Не знаю, что мне нужно… Но я – поэт! Много ли есть женщин красивее?"

Я вздохнул. И ускорил шаги. Сейчас самое главное было – быстрее дойти до ее дома.

МЕДВЕЖИЙ КАПКАН

Клава жила на самом краю села, у Абаканского тракта. В одной половине дома помещалась ее семья, другая же – принадлежала ей. И здесь было чистенько, уютно и как-то даже нарядно.

Белели на окнах занавесочки, пол устилали пестрые циновки. В одном углу виднелась низкая широкая тахта, устланная оленьими шкурами. В другом – высился зеркальный гардероб. А посередине комнаты стоял большой длинный стол, весь уставленный бутылками и блюдами с закуской.

И возле стола – посвистывая и заложив в карманы руки – прохаживался сухощавый высокого роста парень с седою прядкой, спадающей на бровь.

– Привет, – сказал он, поблескивая металлическими зубами. – Я давно тебя жду!

И потом, потрепав Клаву по плечу, произнес, подмигивая'

– Ну-ка, сестричка, позаботься – налей нам по стопочке. Надо ж обмыть нашу встречу!

Так это, стало быть, Ландыш, сообразил я. Вот он каков! Но, интересно, зачем он здесь? Ох, это неспроста… Наверное, они сговорились заранее, и она привела меня специально для него, а вовсе не для себя…

И при этой мысли я почувствовал обиду, ощутил ее острый, болезненный укол.

Между тем Ландыш уже тянулся ко мне с наполненной стопкой. Я поднял свою. Клава – тоже. И мы все выпили за встречу. И потом – еще раз…

Я помалкивал, хрустел огурчиком и ждал, что же он мне еще скажет? Когда заговорит всерьез?

И он, наконец, заговорил.

– Тебе Клавка объяснила, зачем позвала тебя?

– Н-нет, – пробормотал я.

– Ну как нет? – подняла брови Клава. – Я же намекнула: за мной должок…

– Вот, вот, – подхватил Ландыш. – Тебе тут причитается кое-что… И куш немалый.

Он полез в боковой левый карман пиджака, зашуршал там и вытащил пухлую, толщиною в два пальца, пачку сотенных.

– Держи! – сказал он, протягивая мне банкноты. – Твоя доля!

– Доля? – спросил я, отшатываясь. – Какая? За что?

– Ну, чудак… За что? За работу!

„Стало быть, я не ошибся, – холодея, подумал я, – все так и было, как я полагал. Все точно, все точно!"

А Ландыш продолжал, держа деньги в протянутой руке:

– Ты же нам помог, и как еще! Сазаны-то[7 - Сазан – тот, кого обворовывают или грабят. Это жертва блатных, их добыча. Богатая добыча – „жирный сазан".] ведь с ходу узнали твою машину. Ну и клюнули на эту наживку. И оказались – жи-и-рные!..

– А как ты им, кстати, объяснил мое отсутствие?

– Сказал, что ты задерживаешься в городе на три дня, и машину, дескать, отсылаешь пока обратно…

– А тебя-то они вообще знали?

– Нет, к моему счастью. Я им представился как твой новый шофер.

Ловко, проговорил я, – ничего не скажешь, ловко…

– Да уж конечно. Все чисто сделано, точненько, как в аптеке!

Рука его по-прежнему оставалась протянутой… Но потом она дрогнула, опустилась. Он посмотрел на меня с удивлением.

– Ты что – не берешь? Не хочешь? Может, думаешь, мало?

– Плевать я хотел на эти гроши, – сказал я резко. – Ты меня купить решил? Не выйдет.

– Ах вот ты как, – тихо, с расстановкой произнес он. – И улыбка сползла с его лица, оно посерело, осунулось – словно бы сразу постарело. – Вот как… С нами, значит, не хочешь?

– Ты с ума сошел, – сказал я, вставая, – о чем ты толкуешь?