– Почему бы и нет? – ответила Мари, глядя прямо в глаза.
– Вряд ли я могу считаться философом… Но, раз уж ты предложила… Знаешь, Мари, мне трудно назвать себя религиозным. Но в Бога я верю! Вообще, я считаю, что отрицать существование чего–то выше нас – глупо. Возможно, люди приписали слишком большие способности Богу, но лучше верить, чем нет. В итоге я ничего не потеряю.
– Почему не потеряешь? – с интересом спросила Мари.
– Когда я умру, то: либо я исчезну вообще, либо появлюсь перед высшим судом. В первом случае, от жизни по церковным правилам я получу лишь добрую память современников, а во втором от праведной жизни перед высшим судом я предстану каким–никаким, но праведником.
– Любопытно.
– Скорее логично. Продолжим дальше, – сказал Михаил, всё больше оживляясь. – Сейчас люди, судящие о религии, в своём большинстве, не имеют о ней ни малейшего представления.
– Почему же?
– Потому что эти люди, когда–то хотели «войти» в религию, но были повёрнуты обратно…
– А из–за чего? – уже действительно заинтересовавшись спросила Мари.
– Всего лишь из–за бабулек (конечно же я утрирую), считающих себя святыми, и поучающими всех людей, которые в первый раз посетили церковь. При этом бабульки сами мало чего знают.
– Но от чего такие выводы? Сам же говорил, что не веришь…
– У меня был случай, – продолжил прокурор. – Однажды в церкви, когда я ходил туда с народом, было очень душно и жарко. И одному маленькому мальчику стало плохо. Сопровождающая бабушка начала лихорадочно его крестить. Я же предложил вывести его на воздух. И знаешь, не все те люди, с которыми мне приходилось работать, смотрели на меня таким взглядом, как эта бабулька и её «единомышленники». Потом я рассказал эту историю митрополиту, и он, расстроено, согласился с тем, что люди плохо ориентируются в некоторых вопросах, придавая им слишком большую значимость.
– А как же церковные поборы? – ввернула Мари.
– Ну, во–первых, это встречается не во всех религиях. А во–вторых, по отношению к Русской Церкви подобные аргументы стали уже стереотипными! Конечно, может быть и попадаются такие священники, но, в своем подавляющем большинстве, прихожан никто не обирает. Они сами платят за услуги, оказываемые церковью. С другой стороны, есть услуги, заходящие за рамки разумного, но скорее всего это происходит от отсутствия истинного духовного воспитания как у священников, так и у тех, кто просит оказывать такие услуги. Конечно же, сравнивая внешние показатели, можно смело сказать, что церкви очень богаты, а митрополиты и патриархи одеваются очень роскошно! Но в этом есть доля традиций, изменённых и подогнанных под вкусы настоящих управляющих… Но не стоит забывать и о мистическом значении религии…
– Тем не менее, как замечала я, к религии относятся с каким–то отвращением.
– Ты видела когда–нибудь, в русскоговорящих странах, атеиста, который бы уважал религии? Нет таких! Мне не встречались! Все атеисты, в подавляющем большинстве, кричат на каждом углу, что религия уничтожает личность, убивает свободу, или обирает народ. И приводят множество аргументов. Как раз о церковных поборах и даже о крещении. Они считают, что нельзя крестить детей в младенческом возрасте, что это убивает их права на самоопределение. Но кто мешает этим детям отказаться от веры позже? Тем более, что религия сама говорит о самоопределении. Поэтому все слова подобного рода – это демагогия. Кстати, атеисты тоже не едины. Атеизм нельзя назвать религией, ибо атеист протестует против доминирующей в своей стране религии. Конечно, у церкви есть проблемы с духовным воспитанием своих прихожан, в отсутствие наглядных и понятных пособий. А у общества есть проблема с резким негативным настроем против церкви. К слову, подобное отношение нарушает права человека, за которые сейчас все так воюют. Но, безусловно, Церкви нужны реформы, но и людей стоит перевоспитывать.
– Даже не знаю, что тебе сказать. Ты меня очень удивил такими наблюдениями.
– Давай просто выпьем за всепоглощающую силу здравого смысла и за мировое понимание.
– Давай.
Вино было выпито. Ужин съеден. Голова разгружена. Михаил и Мари ещё немного посидели. Поболтали об окружающих людях. Попросили счет на двоих. Расплатились. И уехали из ресторана на машине прокурора.
Глава VII
Утром, после совместного завтрака, Михаил подвёз Мари до центра, а сам уже в половину девятого был в своём рабочем кабинете.
Два часа он работал с различными документами и уже собирался поехать к губернатору, чтобы рассказать о гарантированных инвестициях. Но в дверь постучали, и вошёл Загородний, выглядящий достаточно озабоченно, но Михаил Александрович списал это на рабочую ночь.
– Доброе утро, – поздоровался прокурор. – Как ночь? Дело готово для передачи в суд?
– Да, – кивнул следователь.
– Дмитрий сознался?
– Всё сделано, но…
– Что?
– Ещё одно убийство.
– И что? – скептически спросил прокурор.
– Таким же способом и таким же ножом.
– Где? – заинтересованным голосом спросил Михаил.
– В университетском общежитии.
– Ещё одна студентка?
– Нет. Парень. Аспирант юридического.
– Когда?
– Часов в девять.
– Ну, расследуй, что могу сказать…
– Да, да… – как–то неуверенно сказал следователь
Загородний уже собирался уходить, но видимо переборол себя, спросил:
– А как насчёт Дмитрия?
– А что с ним не так?
– Ну, я думаю, он не виновен в первом убийстве…
– То есть, думаешь, что убийства совершены одним человеком?
– Скорее всего.
– Был на месте?
– Сейчас собирался.
– Вот и съезди, и уже потом делай выводы. А Дмитрий подписал?
– Да.
– Тогда он виновен, – откинулся в кресле Михаил.