Княжеский посох. Историческая повесть о великом князе Войшелке

Миндовг в гневе затряс жёсткой густой бородой:

– Не отсидимся. Рано или поздно татары и сюда придут. Предатели везде найдутся. Тогда и Новогрудка нам не видать как своих ушей, и сами в полон попадем.

Князь окинул ярым взглядом готовых к битве воев.

– Очистим от вражьей силы наши земли!

– Очистим! – как эхо повторила дружина.

– Не посрамим мечей наших!

– Не посрамим!

– Да помогут нам боги!

– Слава Перкуну!

Сборы были недолгими. У воя меч, щит и копье всегда под рукой. Оседлал коня – и в дорогу. Не успели Елисей и Войшелк обсудить богословские вопросы, как дружина была готова к походу. Юные княжичи едва успели примкнуть к выступившему войску. Миндовг всегда отличался стремительностью передвижения. Его дружина заставала противника врасплох и наносила сокрушительный удар. Вот и сейчас расчёт был на внезапность. Татары, обремененные богатой добычей и нескончаемой вереницей пленников, медленно продвигались к Новогрудку. Темник Шейбак решил попутно захватить Лиду, небольшой городок на границе Литвы с Чёрной Русью, чтобы обезопасить себя от удара в спину, а заодно и поживиться. Вряд ли крохотная Лида могла оказать серьёзное сопротивление. Татары разбили стан на берегу небольшой речушки Лидяйка и послали в городок послов с предложением сдачи. В то же время в Новогрудок темник заслал лазутчиков, чтобы выведать пути через леса и топи, найти слабые места в обороне города и подкупить предателей. Татары всегда так поступали перед вторжением, что приносило им неизменный успех. Об угрозе с севера Шейбак нисколько не беспокоился. Он знал, что Литва постоянно воюет с южными соседями и не пойдёт на орду.

Дружина Миндовга, как ураган, обрушилась на почти не укреплённый стан. Тяжёлая конница, словно гнилое полотно, разрезало на лоскуты лагерь противника, сметая и круша всё на своём пути. В ближнем бою татары лишились своих преимуществ: быстрого передвижения и меткой стрельбы из луков. Сам Миндовг во главе небольшого отряда, подобно выпущенной на волю стреле, мчался к шатру Шейбака. Темник спросонья едва успел выскочить наружу, как был сражён наповал ударом копья. Лишившись предводителя, татары бросились врассыпную, разбившись на мелкие отряды. Часть из них отступила к обозам, но тут их встретили бывшие пленники, освобождённые дружиной Войшелка. Хлебнувшие полона вои, как львы, напали на своих поработителей, нещадно мстя за убитых родных и свой позор. Отряд конницы ушёл к Лиде, но был полностью истреблен ратью, выступившей из города. Немало татар пыталось спастись вплавь, перебравшись через реку, но на противоположном берегу их уже поджидала дружина, прибывшая на подмогу из Новогрудка. Победа была полной.

– Вот видишь, без сечи не обойтись, – назидательно указал Войшелк Елисею на свой обагрённый кровью меч. – Как говорится, на Бога надейся, а сам не плошай. Если бы не наши мечи, ни Отец, ни Сын, ни Святой Дух не спасли бы христиан от полона.

– Бог и направляет наше оружие, – мягко возразил Елисей, вытирая меч.

– Тогда в чём грех? Я же выполнял волю Христа!

Елисей вложил меч в ножны и, повернувшись на восток, перекрестился:

– Господи Иисусе, Сын Божия, спаси меня грешного. Прости, что лишил жизни тварей Твоих.

Княжич снова осенил себя крестным знамением и простер руку на поле брани, обильно покрытое мёртвыми татарами:

– Как мыслишь, они творение Отца?

– У них свой Бог.

– Мы все ходим по одной земле и видим одно небо. Земля едина, небо едино, и всё создал Бог единый.

– И что из того? – пожал плечами Войшелк.

– А то, что я лишил живота тварей Его. В том мой грех.

– Мы лишь исполнили приговор.

– А разве палач не грешен?

Лицо Войшелка исказила недовольная гримаса:

– Спасибо! Мы вас спасли, а ты нас в палачи записал.

– Ни в коем разе, – засуетился Елисей, – для нас вы герои. Палачом я называю лишь себя, когда обращаюсь к Богу с молитвой.

– Какая-то двойная философия получается: перед людьми я герой, а перед Богом – грешен.

– Ты грешен перед собой, когда сам чувствуешь вину. А Бог милостив и всегда простит покаявшегося.

– Ну и намудрил, – расхохотался Войшелк. – Мыслю, что без бочонка пенистого алуса нам не разобраться.

Миндовг

Друзья обнялись и присоединились к тризне, на которой главным героем был Миндовг. Он умело воспользовался победой и не только объединил литовце и славян, но и присоединил Минск, Пинск, Витебск, Полоцк и целый ряд других более мелких княжеств. Русь видела в Миндовге защитника от татар и охотно шла под его руку. Словно по волшебству, возникло в мановение ока на западе Руси могучее Великое Княжество Литовское. Его образование прохлопали и немецкие рыцари, надвигавшиеся на Литву с запада и севера, и братья Даниила и Василько, правившие на юге мощным Галицко-Волынским княжеством, и татары. Хан послал ещё одного темника Кайдана, но и того Миндовг разбил наголову близ Крутогорья на реке Нетечи. С тех пор насыпан там курган, где покоится прах незваных гостей, а местечко получило название Кайданово.

К тому времени Даниил Романович был провозглашён королём папой Иннокентием IV и объединил свои силы с крестоносцами против Новогрудка. Миндовг хорошо понимал, что устоять не сможет, и придумал тонкий ход. Первым о его затее сменить веру узнал Войшелк, который за последнее время окреп, возмужал и стал правой рукой отца.

– Зачем? – удивился княжич.

– Рыцари не пойдут на короля-единоверца.

– Как же не пойдут, если у них есть булла папы на наши земли.

– Папа благословил не покорять, а крестить. А я и без них справлюсь.

– Вряд ли твоё желание крестить Литву остановит крестоносцев.

Миндовг со всего размаха хватил могучим кулаком по столу:

– Им придётся со мной считаться! На то будет воля Иннокентия.

– А как же греческая вера? – нисколько не смутился Войшелк. – Ты же принял её.

– Царьград захвачен крестоносцами, – напомнил великий князь. – Теперь папа самый главный, и я получу его благословение. Что тут худого? Это усилит мою власть и хоть на время остановит крестоносцев.

Войшелк с сомнением покачал головой:

– Как объяснить это народу? Он двести лет в греческой вере и Рим не приемлет.

– Двести лет, говоришь, – хмыкнул Миндовг. – Да люд до сих пор поклоняется Сварогу и Макоши. Им глубоко наплевать, из чьих рук мне крест целовать.

– Не скажи, отец.

Войшелк подошел к окну с византийскими стеклами:

– Посмотри, как народ валит в церкви на Иоанна Крестителя. Яблоку негде упасть.

Миндовг хитро прищурился:

– Плохо тебе ведом наш народ, сынок.