– И как же ты его узрел?
– Вот как тебя. Только не во плоти, а в сиянии.
– И что же это за Бог?
– Христос.
– С чего ты взял?
– А с нимба над головой. Сиял, как солнце.
– И Христос велел тебе идти в попы?
– Не велел, а сказал, что я стану монахом.
Дружина с интересом вслушивалась в разговор. Некоторые, кивая на Елисея, крутили пальцем у виска, некоторые ухмылялись, но большинство сочувственно качали головами. А неугомонный Войшелк не унимался с расспросами:
– А что Христос ещё сказал?
– Что ты тоже станешь монахом.
– Я?!
– Именно.
Дружина разразилась раскатами смеха. Сам Войшелк хохотал до слёз:
– Скорее солнце взойдет на западе и Неман потечёт вспять, чем я нацеплю на себя рясу.
Елисей, опершись на посох, спокойно взирал на веселящуюся дружину.
– И когда, по-твоему, я приму сан? – всё ещё улыбаясь, полюбопытствовал юный князь.
– До конца лета.
– А давай заклад, – вдруг предложил Войшелк. – Ежели я стану монахом, то исполню любую твою волю. А ежели нет, то быть тебе в моей дружине.
– Не буду я спорить.
– Робеешь?
– Нет.
– Тогда почему отказываешься?
– Потому что сказано: «не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий; ни землею, потому что она подножие ног Его; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или чёрным».
Задумались дружинники над услышанным, а Войшелк миролюбиво махнул рукой:
– Ладно, время покажет. Ждать недолго осталось. Лучше скажи, куда путь держишь?
– В Новогрудок.
– И я туда же. Ты зачем?
– Проповедовать.
– А я княжить. Давай, подвезу. Увидят тебя рядом с князем и охотнее примут Христа. Кто с властью, тот и прав.
– Не надобно, – поклонился Елисей, – истинная вера не в страхе, а в любви. Да и в монастырь мне надо.
– Ну что ж, неволить не буду, – не стал настаивать юный князь. – Встретимся в Новогрудке.
Войшелк обнял на прощание Елисея, получил от него благословение и умчался с дружиной, словно ветер.
Вилейка
Приняв из рук Миндовга княжеский посох, Войшелк столкнулся с недовольством местной знати. И не удивительно. Статус Новогрудка как стольного города после перехода власти от отца к сыну стал не так очевиден. Вроде бы другого стольного града и не было, и Войшелка величали великим князем, но посадил на стол его Миндовг. Получалось, что Новогрудок – всего лишь одно из княжеств. Вече приняло Войшелка, так как открыто никто не решался выступать против Миндовга после побед над татарами. Однако втайне бояре говаривали, что великий князь зелен и неопытен, что не по Сеньке шапка. Не мало было сторонников и Даниила Галицкого, грезившего о присоединении Новогрудка к своим владениям. Зрели заговоры. Войшелк жестоко расправлялся с противниками, а во время казни с ухмылкой вопрошал:
– Теперь ты убедился, что я могу править?
Юный князь железной рукой навел порядок и усмирил недовольных. Хотя люд и не роптал. Какая разница, кто правит. Лишь бы сумел защитить земли от ворогов. Многие прекрасно понимали, что для того и дали Войшелку Новогрудок. Он же использовал все возможности, чтобы утвердить и показать свою власть, и даже возродил древний обычай, согласно которому невесты накануне свадьбы должны были являться князю. Ему принадлежало право первой ночи. Девицы испуганной стайкой шли на княжий двор, распевая песню-заклинание:
Солнышко, ярче свети,
Княжие очи затми,
Скрой поскорей красоту –
Князь не возьмет ни одну.
Ох, и добрый у нас князь –
Не ударит лицом в грязь.
Войшелк не собирался бросаться на невест. Ему было важна их покорность. Он любезно пригласил девиц за стол, украшенный рыбой, мёдом, свежиной и заморскими винами.
– Ну что, невестушки, всем люб жених?
Девушки захихикали, но дружно ответили:
– Люб, люб.
Лишь одна, самая бойкая на язык, добавила:
– Люб не люб, а рожать надо.
– Что правда, то правда, – улыбнулся Войшелк. – Вы осчастливлены свыше даром являть миру новую жизнь и грешно не исполнить Божью волю.